Местность была открытая, там и сям возвышались отдельные скалы. Холмы были похожи на мягкие резиновые горбики, обитые пестрым зеленым бархатом. Напротив отдела шерифа располагалась калифорнийская мужская колония, где содержался Бэйли в момент своего побега. Меня забавляет, что в рекламной литературе, превозносящей достоинства жизни в округе Сан Луис Обиспо, никогда не упоминаются шестьсот заключенных, которые тоже там живут. Я припарковалась на стоянке для посетителей перед входом в тюрьму. Здание выглядело новым, похожим по дизайну и материалам на новые постройки в школе, где я только что побывала. Я вошла в холл, надписи привели меня в секцию регистрации и информации, по короткому коридору направо. Я назвала себя дежурному в форме. Когда были отданы распоряжения привести Бэйли, меня отправили в маленькое помещение со стеклянными стенами, предназначенное для встреч заключенных с адвокатами. В табличке на стене перечислялись правила для посетителей, извещавшие нас, что может быть только один посетитель на одного заключенного в одно время. Мы обязаны были контролировать детей, и любое грубое и неуважительное обращение с персоналом было запрещено. Запреты предполагали такие сцены хаоса и веселья, что мне даже захотелось быть причастной. Я услышала приглушенне лязганье дверей. Появился Бэйли Фаулер, его внимание было приковано к дежурному, который открывал кабинку, где он будет сидеть во время нашего разговора. Нас разделяло стекло, и наша беседа будет проходить с помощью двух телефонных трубок, одна на его стороне, другая — на моей. Бэйли посмотрел на меня без любопытства и уселся. Его манера держаться была покорной и я почувствовала, что мне перед ним стыдно. На нем была просторная оранжевая хлопчатобумажная рубашка поверх темно-серых хлопчатобумажных штанов. На фотографии в газете он был в костюме и галстуке. Он казался таким же растерянным из-за своей одежды, как и из-за внезапного статуса заключенного. Бэйли был замечательно хорош собой: серьезные голубые глаза, высокие скулы, полные губы, светло-русые волосы, уже нуждающиеся в стрижке. Ему было около сорока и я подозревала, что обстоятельства состарили его за ночь. Он поерзал на деревянном стуле с высокой спинкой, уронил руки между колен, его лицо ничего не выражало. Я взяла трубку, подождав немного, пока он возьмет свою. — Я — Кинси Миллоун. — Мы знакомы? Наши голоса звучали странно, оба металлические и слишком близкие. — Я — частный детектив, которого нанял ваш отец. Я только что встречалась с вашим адвокатом. Вы с ним уже говорили? — Пару раз по телефону. Он должен зайти сегодня. Его голос был таким же безжизненным, как его взгляд. — Можно называть вас Бэйли? — Да, конечно. — Послушайте, я понимаю, что все это ужасно, но Клемсон хороший адвокат. Он сделает все возможное, чтобы вытащить вас отсюда. Бэйли нахмурился. — Лучше, чтобы он сделал что-то побыстрее. — У вас семья в Лос-Анджелесе? Жена и дети? — А что? — Я подумала, что, может быть, вы захотите, чтобы я с кем-нибудь связалась. — У меня нет семьи. Просто вытащите меня, к черту, отсюда. — Ну ладно, я знаю, что это тяжело. Он посмотрел вверх и в сторону, гнев блестел в его глазах, пока краткое проявление чувств вновь не сменилось унынием. — Извините. — Поговорите со мной. У нас не так много времени. — О чем? — О чем угодно. Когда вас привезли сюда? Как дорога? — Нормально. — Как вы нашли город? Он сильно изменился? — Я не могу говорить о всякой чепухе. Не просите меня. — Вы не можете молчать. У нас с вами слишком много работы. Бэйли помолчал немного, я видела, как он борется с собой. — Я годами даже не ездил в эту часть штата, потому что боялся, что меня остановят.- Он послал мне жалобный взгляд, как будто хотел говорить, но потерял способность. Казалось, что нас разделяет нечто большее, чем кусок стекла. Я сказала — Знаете, вы еще не умерли. — Это вы так говорите. — Вы должны были знать, что это однажды случится. Бэйли покрутил шеей, чтобы снять напряжение. — Когда меня забрали в первый раз, я подумал, что все кончено. Такое мое везение, что Питер Ламберт разыскивается за совершение убийства. Когда меня отпустили, я подумал, что у меня есть шанс. — Я удивляюсь, что вы не сбежали. — Теперь я об этом жалею, но я был на свободе так долго. Я не мог поверить, что попался. Я не мог поверить, что кому-то есть до меня дело. Кроме того, у меня работа, и я не мог просто все бросить и пуститься в бега. — Вы представтель торговой фирмы? Газеты упоминали об этом. — Я работал в Нидхем. Один из лучших за прошлый год, поэтому и получил повышение. Менеджер западного региона. Наверное, мне следовало отказаться, но я так много работал и устал говорить нет. Я переехал в Лос-Анджелес, но не мог себе представить, что меня поймают после всех этих лет. — Как долго вы работали в этой компании? — Двенадцать лет. — Как они себя ведут? Вы можете рассчитывать на их помощь? — Они замечательные. Очень меня поддерживают. Мой начальник сказал, что приедет и выступит в суде. Даст мне характеристику и все такое… Но что толку? Я себя чувствую таким дураком. Я был таким хорошим все эти годы. Идеальный гражданин из поговорки. Меня даже ни разу не оштрафовали за неправильнцю парковку. Платил налоги, ходил в церковь. — Но это хорошо. Это сработает в вашу пользу. Это непременно поможет. — Но это не изменит факты. Вы не можете просто уйти из тюрьмы и получить шлепок по руке. — Почему не предоставить Клемсону волноваться об этом? — Наверное, придется. А что вы будете делать? — Узнаю, кто на самом деле убил ее, так что мы сможем снять вас с крючка. — Слабый шанс. — Стоит попробовать. У вас есть идея, кто это мог быть? — Нет. — Расскажите мне о Джин. — Она была хорошей девчонкой. Непутевая, но не плохая. Запутавшаяся. — Но беременная. — Да, но ребенок был не мой. — Вы в этом уверены. — Я сказала это как утверждение, но вопросительный знак присутствовал. Бэйли опустил голову, на его лице появилась краска. — Я много пил тогда. Употреблял наркотики. Я ничего не мог, особенно после того, как вернулся из Чино. Это не имело значения. Тогда она уже была с другим. — Вы были импотентом? — Давайте скажем «временно не функционировал». — Вы сейчас употребляете наркотики? — Нет, и я не пью пятнадцать лет. Алкоголь развязывает язык. Я не мог себе этого позволить.