Телефон заверещал снова в восемь утра. Я как раз достигла той упоительной фазы сна, когда тело словно наливается чугуном и его, точно магнитом, притягивает к постели. Попробуйте несколько раз растолкать человека в такие мгновения – и через пару дней психоз ему обеспечен. – Что? – спросонья буркнула я. Ответом мне было лишь далекое потрескивание. Я едва удержалась, чтобы не чертыхнуться – неужели кто-то просто мерзко пошутил? – Алло? – Слава Богу, это вы! Я уж подумала, что не туда попала. Это Джулия Окснер из Флориды. Я вас разбудила? – Ничего страшного – не беспокойтесь. У меня такое чувство, будто мы только что расстались. Что случилось? – Я кое-что выяснила. Подумала, может, вам это будет небезынтересно? Похоже, эта особа не соврала, когда сказала, что Элейн в январе прилетала сюда – по крайней мере в Майами она точно была. – Вот как? – сказала я, приподнимаясь в постели. – Откуда вы знаете? – Я нашла в мусоре авиабилет, – не без гордости заявила Джулия. – Вы не поверите. Она собиралась съезжать и выставила за дверь несколько коробок со всяким хламом. А я как раз была у нашего управляющего и, когда возвращалась от него, увидела этот самый билет. На самом верху, он торчал из коробки ровно наполовину. Я решила посмотреть, чей это билет. Но не решилась спросить об этом у нее. Поэтому, дождавшись, когда она спустилась вниз на стоянку с ворохом своих нарядов, быстренько выскочила за дверь и вытащила его. – Это вы-то выскочили? – удивилась я. – Ну не то чтобы выскочила. Скорее быстренько выползла. Думаю, она ничего не заметила. – Джулия, зачем вам понадобилось это делать? А если бы она вас застала! – Плевать! Я здорово повеселилась. Чуть не умерла со смеху. – Замечательно, – сказала я. – А теперь угадайте, что случилось после моего отъезда. Уверена, не догадаетесь. Мне дали от ворот поворот. – Вас уволили? – Вроде того. Сестра Элейн посоветовала пока ничего не предпринимать. Когда я сказала, что, по-моему, надо поставить в известность полицию, она занервничала. – Ничего не понимаю. Что она имеет против? – Понятия не имею. А когда Элейн уехала из Санта-Терезы? Там есть дата? – Похоже, девятого января. Обратный был с открытой датой. – Что ж, это уже кое-что. А вы не отправите мне билет по почте, если не трудно? Как знать, Беверли может и передумать. – Но это же нелепо! Вдруг Элейн в опасности? – Что я могу поделать? Я действую согласно инструкциям Беверли. Мне за это деньги платят. Я не могу действовать по собственной прихоти. – А что, если я сама вас найму? Я смешалась – мне это и в голову не приходило, хотя в принципе идея была привлекательной. – Не знаю. Вопрос весьма деликатный. Видимо, я имею право разорвать отношения с Беверли, но ни в коем случае не могу передать вам сведения, которые собрала для нее. Нам пришлось бы начинать с нуля. – Но ведь она не может запретить мне заключить с вами контракт, верно? Я имею в виду, когда вы с ней будете в расчете. – Черт, в такую рань я плохо соображаю, но непременно обдумаю ваше предложение. Мне кажется, я имею право работать на вас, если в этом нет ущемления интересов третьей стороны. Придется поставить ее в известность, но едва ли она будет вправе воспрепятствовать. – Ну вот и славно. Давайте так и сделаем. – Вы уверены, что хотите распорядиться деньгами именно таким образом? – Конечно, уверена. Денег у меня предостаточно, и я не успокоюсь, пока не узнаю, что случилось с Элейн. К тому же я в жизни так весело не проводила время. Только скажите, какие будут наши дальнейшие шаги. – Ну хорошо. Я все выясню и перезвоню вам. А до тех пор, Джулия, прошу вас – будьте поосторожнее. Но она только рассмеялась в ответ. 6 Я стояла под душем, пока не кончилась горячая вода. Затем надела джинсы, хлопчатобумажный свитер, высокие – до колен – сапоги на молнии. Нахлобучила широкополую кожаную шляпу, оценивающим взглядом посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна увиденным. Приехав к себе в офис, я написала письмо Беверли, в котором уведомляла ее о прекращении между нами деловых отношений. Я почти наверняка знала, что мое решение будет для нее полной неожиданностью, и это приятно грело душу. Затем я зашла в контору страховой компании "Калифорния Фиделити" и сняла фотокопию со своего счета с указанием статей расходов, сделала на нем пометку "окончательный" и запечатала в конверт вместе с письмом и копией отчета. После этого я отправилась в полицейский участок на Флориста-стрит, где вкратце изложила сержанту, которого звали Джоуна Робб, обстоятельства исчезновения Элейн Болдт. Он в моем присутствии внес данные о ней в специальный формуляр. Сержанту на вид было под сорок; в плотно облегавшей фигуру форме он казался этаким крепышом. В нем было фунтов двадцать лишнего веса, но это казалось даже пикантным, хотя склонность к полноте явно грозила перерасти в дальнейшем в серьезную проблему. Коротко подстриженные темные волосы, гладкое круглое лицо, на безымянном пальце левой руки след от обручального кольца, которое он, по всей видимости, снял совсем недавно. Он оторвал взгляд от пишущей машинки и посмотрел на меня. У него были голубые с зеленоватым оттенком глаза. – Можете что-нибудь добавить к сказанному? – спросил он. – Ее соседка по флоридскому кондоминиуму обещала прислать мне авиабилет, по которому та, очевидно, прилетела в Майами. Надо посмотреть – возможно, что-то и прояснится. Ее подружка по имени Пэт Ашер божится, что провела с Элейн Болдт пару дней, прежде чем та уехала в Сарасоту. Впрочем, я не очень-то ей доверяю. – Она скорее всего сама объявится. Такое бывает. – Он достал скоросшиватель и скрепил формуляр. – Вы служили в полиции, угадал? – Недолго, – ответила я. – Не судьба. Полагаю, оказалась не слишком дисциплинированной для этой работы. А вы? Вы давно в полиции? – Восемь лет. До этого был коммивояжером. Продавал лекарства от компании "Смит, Кляйн и Френч". Надоело кататься в разбитой машине и вешать врачам лапшу на уши. Сплошное надувательство. Как и везде, впрочем. Болячки – это тоже бизнес. – Он посмотрел на свои руки, затем снова перевел взгляд на меня. – Что ж, ладно. Надеюсь, ваша мадам найдется. Сделаем, что сможем. – Спасибо. Позвоню вам на этой неделе. – Я взяла сумочку и направилась к выходу. – Постойте, – окликнул он меня. Я оглянулась. – Мне нравится ваша шляпка. Я улыбнулась. Проходя мимо стойки дежурного, я заметила возле отдела дознаний лейтенанта Долана; он беседовал с чернокожей женщиной-полицейским в форме. Долан рассеянно посмотрел в мою сторону, и в следующее мгновение по его взгляду я поняла, что он меня узнал. Он тут же оборвал разговор и поспешил к стойке. Лейтенант Долан уже разменял шестой десяток; у него квадратное лицо с дряблой обвисшей кожей и большая лысина, которую он тщательно маскирует с помощью того немногого, что еще осталось от его шевелюры. Если в нем и есть какое-то мужское тщеславие, то проявляется оно, пожалуй, только в этом. Могу представить, как по утрам он стоит в ванной перед зеркалом, пускаясь на немыслимые ухищрения, чтобы скрыть все более широкие границы голого черепа. На нем были узенькие очечки без оправы, по-видимому, совсем новые – потому что он никак не мог поймать меня в фокус. Сначала попытался воззриться, взглянув поверх стеклышек, напоминавших полумесяцы, затем – из-под них, наконец снял очки и сунул их в карман серого потрепанного пиджака. – Кинси, привет. Ведь мы не виделись с той самой злосчастной перепалки. Как ты, уже отошла? Я почувствовала, что краснею. Две недели назад я кое-кого пристрелила в процессе следствия и теперь всячески избегала этой темы. Его слова неприятно резанули слух – стало ясно, насколько сильно было мое желание забыть. Я не хотела заново переживать этот инцидент и заставила себя выбросить его из памяти. Вспоминать не хотелось, как не хочется вспоминать сон, в котором ты оказываешься в общественном месте в чем мать родила. – Нормально, – проронила я, отводя взгляд. Передо мной, точно в фотовспышке, возникла картина ночного пляжа – в глаза снова ударил луч света, когда кто-то открыл крышку мусорного бака, в котором я пряталась. Даже не помню, как у меня в руке оказался пистолет – как будто я проходила тест на реакцию, – и я начала стрелять, израсходовав при этом патронов куда больше, чем диктовалось необходимостью. В замкнутом пространстве металлического бака от звука выстрелов можно было оглохнуть; у меня в ушах еще долго стоял шум, напоминавший шипение газа, когда тот под давлением вырывается из пробитого газопровода. Видение исчезло так же внезапно, как и появилось; передо мной снова стоял лейтенант Долан, который – судя по выражению его лица – уже понял, что сморозил явно не то. Мои отношения с Коном Доланом, холодные и подчеркнуто вежливые, всегда были проникнуты духом конкуренции и основывались на взаимном уважении, хоть и не ярко выраженном. Вообще-то он терпеть не мог частных детективов. Считал, что мы должны заниматься своим делом, – при этом не объясняя, что имеется в виду, – предоставив защиту правопорядка профессионалам вроде него. В душе я почему-то верила, что когда-нибудь мы будем мирно сидеть за чашечкой кофе, обмениваясь уголовными сплетнями, точно две старушки, но его слова подействовали на меня как-то обескураживающе – хотелось провалиться сквозь землю. Когда я снова взглянула на него, на лице его было бесстрастно-услужливое выражение. – Извини, – сказала я, покачав головой. – Ты меня застал врасплох. Думаю, еще не оправилась после всего этого. По правде говоря, врасплох меня застало совсем другое – а именно пришедшее вдруг осознание того, что я убила человека и нисколько не переживаю по этому поводу. Нет, это неправда. Я переживала, однако если бы моей жизни снова угрожали, сделала бы то же самое еще раз. Я всегда считала себя человеком добрым. Но теперь больше не знала, что такое добро. Добрые люди не убивают близких. Словом, я была окончательно сбита с толку. – Что ты здесь делаешь? – спросил Долан. Я снова рассеянно покачала головой, пытаясь вспомнить, зачем попала сюда. – Я тут по делу одного клиента. Оставила заявление об исчезновении человека, – ответила я и тут же подумала, не встречал ли он Элейн, когда расследовал инцидент, произошедший в соседнем доме. – Не ты, случайно, вел дело об убийстве Грайс? В январе этого года? Долан насторожился. В этот момент он походил на актинию, которая при появлении опасности прячется в раковине рака-отшельника. – А что? – ответил он вопросом на вопрос; я поняла, что не ошиблась. – Тебе не приходилось беседовать с женщиной по имени Элейн Болдт? Она живет в соседнем кондоминиуме. – Что-то припоминаю. – Долан осторожничал. – Я говорил с ней по телефону. Она должна была прибыть в полицию, чтобы дать показания, однако так и не появилась. Так она и есть твой клиент? – Она та, кого я ищу. – И давно она исчезла? Я поведала ему то, что знала сама; Долан внимательно слушал – готова была поспорить, про себя он рассуждал примерно так же, как и я. В окружную полицию Санта-Терезы ежегодно поступает несколько тысяч заявлений об исчезновении людей. Большинство потом находят, но некоторые словно растворяются в воздухе. Долан сунул руки в карманы и резко повернулся. – Если она объявится, передай, что я хотел бы побеседовать с ней, – сказал он. – Так дело еще не закрыто? – не скрывая удивления, спросила я. – Нет, и я не намерен обсуждать его с тобой, – сухо промолвил Долан и добавил: – Служебная этика. – Это была его любимая фраза. – Черт побери, подумаешь, какая важность! Да я вас и не просила об этом, лейтенант Долан. – Я понимала, что он в данном случае печется об интересах следствия, но просто надоело терпеть его постоянное чванство. Он, кажется, решил, что имеет право выуживать у меня все, что я знаю, при этом ничего не давая взамен. Я была вне себя, и он это прекрасно знал. Долан улыбнулся: