– Верно, – согласилась Мавра. – Никки всегда знала о всех правду. И у нее был особый интерес к Олимпиаде. Ильина повернулась ко мне: – Ваня, прости! Я не хотела говорить тебе правду. Но в этой запутанной истории все так тесно и неожиданно переплелось. Придется сообщить нечто для тебя неприятное. – Говорите, – кивнул я, – весь внимание. Глава тридцать девятая – Твоя мать никогда не ревновала мужа, – завела новый рассказ Ильина, – она хорошо знала супруга, понимала, что Павел брезглив, ему не нужна женщина, чтобы просто позабавиться в постели. Подушкин любил свою жену, потом Николетта стала его раздражать, он дистанцировался, часто уезжал работать на дачу. Миша быстро понял, что происходит в семье приятеля. Один раз, когда Павел приехал к нам в гости, Ильин не выдержал: – Да пошли ты Николетту куда подальше! Разведись и живи счастливо. Подушкин вздохнул. – Порой я думаю о разрыве, но решил оставить все как есть. Ненавижу выяснения отношений, суды, скандалы, вопли. А все это получу, едва я заявлю о том, что ухожу к Олимпиаде. Я чуть со стула не упала. – Вы с Олимпиадой… – Мы дружим, – сказал приятель мужа. – Липа прекрасный человек, она много страдала, поэтому благодарна даже за букет ромашек. Сынишка ее подружился с Ваней. Один я жить не смогу. Среди всех женщин, находящихся рядом, Липа мне наиболее подходит. Но мне жаль Николетту, Ваню и свои нервы. Поэтому я сбегаю на дачу или приезжаю к Олимпиаде в гости. Пожалуйста, поверьте, мы просто разговариваем. У Ильиной крохотная квартирка, в доме маленький мальчик. Я у Липы душой отдыхаю. Мавра начала вертеть кольцо на пальце. – Тогда мы на этом и расстались. В последний раз я видела Павла, когда он на девятый день после смерти Миши ко мне приехал и положил на стол толстый конверт с деньгами. Я стала отказываться, он сказал: – Не спорь. Кстати, Олимпиада не пришла на похороны Миши из-за Николетты. Липа побоялась, что та ей скандал устроит! Мне стало смешно. – Похоже, ты всерьез влюбился, раз так выгораживаешь бабу, которая посещала наш дом исключительно в корыстных целях. А после кончины Ильина мне, своей сестре, даже не позвонила! И Павел мне сообщил, что его законная половина, взяв сына, приехала к Липе домой и объяснила ей: – Если мой муж уйдет к тебе, то готовься принять его голым и босым. Квартира, дача, машина, счет в сберкассе – все оформлено на мое имя. В придачу к писателю, на которого ты губу раскатала, получишь Ивана. И большой скандал в качестве приправы. Перед вами закроются двери домов всех моих друзей. Павел узнает всю правду о тебе. В Грунске дочку дьякона многие помнят. Людям есть что рассказать. Лучше я дам тебе денег, отстань от Подушкина, он мой. Олимпиада спокойно ответила: – Зачем мне твой муж? Я люблю Николая Димкина. – Никогда не поверю, что Коля изменяет жене, – взвилась госпожа Адилье. – Мне наплевать на твои ощущения, – ответила Олимпиада, – убирайся. Денег мне твоих не надо! Забирай конверт. Гога посмотрел на меня, я отвел взгляд. Друг детства вспомнил сейчас, как встретил Николетту в подъезде своего дома, как на него, ушедшего раньше с занятий, рассердилась мама. А в моей голове вертелась история с моей поездкой на рабочую окраину столицы… Спустя много лет правда вылупилась наружу. Все тайное рано или поздно становится явным. Не зря мне дом и подъезд, где находится квартира Олимпиады, показались знакомыми. Мавра засмеялась. – Никки не понимала, что Липа – агрессивная хамка, которая, побывав на дне жизни, уже ничего и никого не боится. Думаю, моя сестрица единственная, кто так поступил с госпожой Адилье. Естественно, Никки приехала ко мне в истерике, твердила: «Она меня вышвырнула, я в разорванной кофте домой ехала! Да еще Иван всю дорогу корчил рожи! Ужасный день». Мавра всплеснула руками. – Я просто оторопела, спросила: «Ты брала с собой мальчика? Она брови вскинула. – Не одной же мне ехать туда, где нищие живут. Ваня конверт с деньгами нес. На меня могли напасть, кошелек украсть. А кто подумает, что у школьника есть такие деньги? Ваня, неужели ты эту историю не помнишь? – Ничего не задержалось в памяти, – соврал я, мне очень не хотелось продолжать беседу на эту тему. – Наш с Яшей отец изменял маме, – никак не могла прийти в себя Татьяна. Мавра прищурилась. – Дорогая, к чему этот дешевый спектакль? Вам не десять лет, чтобы корчить из себя ми-ми-ми. Неужели вы до сих пор все не поняли, что для многих мужчин с кем-то переспать, как пописать сходить. Сей акт для них ничего не значит. Многие идиотки полагают, что они могут увести мужика из семьи. Глупости! Да, он говорит любовнице, что не спит с супругой, но не бросает ее потому, что она тяжело больна, дети только в школу пошли, надо подождать, пока они там освоятся… Не верьте! Детки вырастут, получат аттестаты, поступят в институт, а законная половина все никак не уйдет на тот свет из-за своих недугов. И, опля, она рожает еще одного ребенка, ветром ей младенца надуло. А любовница все надеется, что ее принц бросит супругу. Смешное и жалкое положение у бабы, которую используют, как резиновую куклу, а потом спешат домой к семье. С умной женщиной такое не прокатит. Ты в меня влюблен? Жду кольца и предложения руки и сердца. Через шесть месяцев отношений кавалер не позвал замуж? Адью, дорогой, не хочу терять время попусту. Если вас не зовут в загс спустя полгода, ну, ладно, год, интимных отношений, значит, партнер не желает брать на себя ответственность за вас. Уходите от него живо. Мавра улыбнулась. – Вава, знаешь прозвище Липы? Как ее называли между собой те, кто постоянно посещал журфиксы и суаре госпожи Адилье? – В компании маменьки есть Мака, Зюка. Кока, Нюка, – перечислил я, – еще Дюка и штук двадцать подобных кличек. Для Липы напрашивается – Люка. Но это прозвище занято. Мавра откинулась на спинку кресла. – Ваня, твоя мать и все ее клевреты – снобы. Липу они принимали только из-за того, что она сестра жены Ильина. А клички, которые ты назвал, они вроде прописки в мирке Николетты, которая там определенно царит. Я была Мюка. Вот если ты Кука, Нюка, Сюка и так далее, то своя. Если тебя именуют Машенька, Танечка, Олечка, то не обольщайся, ты чужая. И совсем плохо, это когда Николетта щебечет: «Ах! Леночка, как я рада тебя видеть». А потом отходит к Зюке, Люке, Коке, Маке и закатывает глаза: «О, боже! Опять заводная швабра с нами!» Никки – мастер художественных прозвищ. «Змея в сиропе», «Тюлень в отпуске», «Колобок на катке» – это все ее перлы. Так вот, Липу именовали – «Бабулька на горошине». Почему? Она вечно на все жаловалась. И погода плохая, и чай холодный, и печенье черствое, и диван жесткий. А в кругу госпожи Адилье надо всем восхищаться: «Ах, какой кофе! Шарман». Липа категорически не вписывалась в компанию. Кстати, я присутствовала в тот момент, когда Липа стала бабулькой на горошине. После того как моя сестра в очередной раз заныла о своих бедах, а потом отправилась закусить, Кока закатила глаза. – Да она просто принцесса на горошине! Кресла у Никки для цацы неудобные! – Дорогая, – засмеялась Николетта, – ты, как всегда, удачно высказалась. Вот только унылая особа не принцесса. Она бабулька на горошине. – Вроде Олимпиада не старая, – заметила Зюка. – Посмотри, как Липа одевается, – веселилась Николетта, – оцени ее платье, туфли. – Такие носят бабульки в деревне, – захихикала Дюка, – Никки, ты гениальна. – А где Олимпиада познакомилась с нашим отцом? – спросила Татьяна. Мавра переменила позу. – Душенька, кем работал ваш папенька? – Директором гастронома, – ответила моя клиентка. – Задрипанного магазинчика где-то на задворках Москвы? – нежно осведомилась главная героиня нашей встречи. – Нет, – возразила Татьяна, – Николай Петрович возглавлял одну из центральных торговых точек. У него в кабинете весь советский бомонд собирался: актеры, певцы, композиторы, писатели. Папу все любили. Мавра рассмеялась. – Любили! Конечно! Светская Москва всегда обожала и обожает вкусно поесть. В кругу своих вашего отца называли – Николя. Кто сидел на лучших местах в театрах? Николя. У кого дача в Переделкине? У Николя. Кому разрешили переехать в роскошную по советским меркам квартиру в центре столицы? Николя. Жену его никто не видел. Димкин появлялся везде с разными симпатяшками: актрисками, певичками, балеринками. Липа директора магазина на суаре Николетты постоянно видела. Думаю, Липа соврала госпоже Адилье про роман с Димкиным. Павел тогда был жив, он содержал «редактора». Зачем ей Николай? А вот когда Подушкин ушел на тот свет, моя сестрица решила найти нового покровителя, не долго горюя, переметнулась к Николя. И случилось невероятное. Димкин, который милашек менял как носки, неожиданно стал верен Липе, они везде появлялись вместе. Прямо влюбленные пятиклассники. – Неправда, – прошептала Татьяна, – мама, похоже, ничего не знала. Она нас с братом на все лето увозила в Пицунду в дом творчества писателей. Папа не мог поехать с нами, а Нина Леонидовна не работала. Но отец к нам часто прилетал. Он всегда брал отпуск в октябре, они с мамой тогда ехали в Крым вдвоем. Нас оставляли с няней. Родители не скандалили, дома всегда было спокойно. Я вам не верю! Глава сороковая – Верь – не верь, а Липа окрутила Николая, – отрезала Мавра. – Мужики не любят принимать решения. Жена – это жена, мать детей, хранительница домашнего очага. А все остальные – они остальные. Супруга Николя была умная дама, она прекрасно жила и не хотела все терять. Липа сумела окрутить директора магазина, но до развода его так и не довела. Когда вы попали в детдом, вспоминали Николая Петровича? Последний вопрос относился к Гоге. – Да, – ответил мой друг детства, – только я считал его братом мамы. Когда Николай впервые у нас дома появился, он принес мне в подарок железную дорогу, их тогда в ГДР делали. Представьте восторг ребенка. Николай объяснил: «Я твой родной дядя, до сих пор жил на Севере, вчера вернулся. Соскучился по сестре. Уж не сердись, мы с ней хотим по театрам походить. Тебя с собой взять не можем, спектакли вечерние. Чтобы ты не скучал в одиночестве, с тобой останется Сергей, он очень добрый». Ну и пошла у меня не жизнь, а праздник! Дядя Коля меня завалил игрушками, еще он мог любые книги достать, одел меня хорошо. В холодильнике у нас даже икра черная поселилась. Сергей меня стерег, когда мама и дядя Коля уезжали, иногда неделю мог у нас жить. Помню, как они в Чехословакию слетали. Привезли мне две кружки с длинными носиками, коробки с очень вкусными, тонкими, как бумага, вафлями, я забыл, как они назывались. – Облатки, – подсказала Мавра. – Значит, Николя показал Липе Карловы Вары. – Дядя Коля постоянно к нам несколько лет приезжал, – продолжал Гога, – а потом… Бобров замолчал. – Говори, говори, – велела Мавра.