Часть 27 из 28 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Согласен, – ответил Горуня и протянул мужчине руку.
Богданов подумал, что Горуня хочет пожать руку мучителю, и снова ошибся. Рука повернулась ладонью вверх. Мужчина в костюме достал из ящика комода пистолет, по всей видимости принадлежавший Тодорову-Горуне, и вложил его в руку пленника. «Черт, он заставит его застрелиться, – понял Богданов и метнулся от окна к команде. «На штурм!» – подал он сигнал, который бойцы передали по цепочке за пару секунд. Больше не медля, группа Богданова ворвалась в дом Горуни. Агенты ЦРУ нападения не ожидали, поэтому захват дома произошел за считаные секунды. Десять человек, включая мужчину в пиджаке, лежали тут и там на полу, кто с пулей в голове, кто – в сердце. Бойцы спецназа не сделали ни одного лишнего выстрела.
Когда все было кончено, Богданов отдал команду бойцам собраться у машин, а сам вошел в комнату, где держали Тодорова-Горуню. Горуня сидел за столом и все еще держал пистолет у виска. Он никак не мог осознать, что произошло.
– Здравствуйте, Иван. – Богданов подошел ближе. – Положите пистолет, он вам больше не понадобится.
– Я… Они… Кто вы? – еле выдавил Горуня.
– Мы пришли забрать вас отсюда, – просто ответил Богданов.
– Забрать? Куда? Зачем? – Тодоров-Горуня находился в шоке.
– Это не важно. – Богданов обогнул стол. – Смерть откладывается, вот что вам нужно понимать на данный момент. Остальное придет позже.
– Но моя записка. Эти люди…
Богданов взял со стола записку. «Я окружен. Живым в руки врагов партии не сдамся. Умру, но не сдамся», – прочитал Богданов и взглянул на Горуню. «Так вот какова цена за сотрудничество, – подумал он. – Хотел перед смертью обелить свое имя, до конца остаться истинным сталинистом».
– Осуждаете меня? – Вопрос Тодорова-Горуни прозвучал неожиданно.
– Осуждаю? Вас? – Богданов улыбнулся печальной улыбкой. – Нет, Иван, мне вас жаль. Такое героическое прошлое и такой бесславный конец.
– Конец действительно бесславный. И для него, и для вас, товарищ майор.
Богданов вздрогнул, голос шел от дверей гостиной. Он медленно повернулся, в дверях стоял Мирчо Спасов, а за ним больше двух дюжин солдат.
– Зачем вы пришли сюда, майор? Зачем полезли во внутренние дела другого государства? – едким голосом произнес Спасов. – Или вам мало того, что вы защищаете свою страну?
– Вы знали, – Богданов медленно отошел от стола. – Все это время вы ждали, пока агенты ЦРУ сделают грязную работу за вас. Вот почему они не таились, вот почему не прятались и не охраняли дом. Вы делали это за них.
Спасов улыбнулся, аккуратно прикрыл дверь и, понизив голос до шепота, произнес:
– Вы весьма догадливы, майор. У нас была договоренность, обоюдовыгодное соглашение. Я позволяю им забрать списки агентов и удаляю из записей допросов любое упоминание о западной разведке. Они же устраняют досадную помеху, способную навредить моей карьере.
– Почему вы не сделали этого сами? Почему не убрали за собой? – Богданов смотрел прямо в глаза Мирчо Спасова, игнорируя направленный в грудь пистолет. – Я догадался: вы боялись. Один на один с Горуней вы могли не справиться. Он мог отказаться писать предсмертную записку, а при своих людях вы не могли заставить его сделать это. Но почему не забрать его в тюрьму как Анева, как Крыстева? Что такого он знает о вас лично, что вы побоялись везти его в казематы ДС?
– В тысяча девятьсот сорок девятом, во время процесса над Трайчо Костовым, Мирчо Спасов подозревался в связях с немецкой агентурой, – заговорил вдруг Тодоров-Горуня. – Обвинениям тогда не дали ход, так как не хотели отвлекать внимание от главного процесса, ведь Спасов выступал главной обвинительной фигурой. Потом дело утряслось, но если бы я рассказал, что Спасов знал о том, что в организации переворота задействована служба американской разведки, кто бы поверил ему? Кто поверил бы, что он снова непричастен и не завербован агентами ЦРУ? Дважды такое обвинение случайным не посчитают. Особенно после недавних проколов с трудовыми лагерями в Ловечской области.
– Это всего лишь слова, – сияя доброжелательной улыбкой, проговорил Спасов. Он еще улыбался, когда резким движением перевел дуло пистолета с Богданова на Тодорова-Горуню и нажал на спусковой крючок.
– Зачем? – закричал Богданов и бросился на Спасова.
Богданову удалось выхватить пистолет из рук Спасова. Заместитель председателя ДС с жалобным стоном упал на колени.
– Не надо, майор, не делай этого, – дрожащим голосом взмолился Спасов.
«Убить гниду. Уничтожить, чтобы не пачкала землю, – мысль сверлила мозг, гнев затмевал разум. – Избавиться от этой падали раз и навсегда!» Богданов приставил пистолет ко лбу Спасова, тот заскулил и зажмурил глаза. И тут в голове майора зазвучали слова подполковника Старцева про яйцо и скорлупу. «Вопрос в том, так ли ты голоден!» – голос Старцева звучал, как наяву. Богданов представил, как тело Мирчо Спасова падает к его ногам, как кровь из раны течет на черные ботинки. Вот она – долгожданная минута. Враг повержен и что же он чувствует? Только брезгливость, и больше ничего. «Настолько ли ты голоден, майор, чтобы ради удовлетворения сиюминутной жажды мести пожертвовать репутацией страны?» Задав себе этот вопрос, Богданов больше не сомневался. Он убрал пистолет от головы Спасова и отступил на шаг.
В этот момент в доме погас свет, послышался звук бьющегося стекла, и в комнату, через разбитое окно, влетела дымовая шашка. Не думая о том, что делает, Богданов схватил со стола предсмертную записку Горуни и выпрыгнул в окно. Через минуту он был у машин. Позади неслись крики и выстрелы, но Богданов не обращал на это внимания.
– Все на месте? – спросил он распахнувшего дверцу машины капитана Дубко.
– На месте, командир, одного тебя ждали, – ответил Дубко.
– Кто вырубил свет и бросил «РДГ»?
– Свет – Еремин, а с ручной дымовой гранатой это Петров постарался. Поехали, командир, пока они не спохватились.
До причала доехали за полтора часа, выжав из автомобилей все, что было можно. Мирчо Спасов не стал снаряжать погоню, и это было большой удачей. На причале их уже ждали. Аккуратный сине-черный буксир покачивался на волнах, Терко и Кульпа скидывали с кнехтов швартовы. Бросив машины прямо у причала, вся команда влетела на буксир.
– Отчаливаем, капитан, – скомандовал Богданов хозяину буксира Тото.
– А машины? – поинтересовался бережливый Тото.
– Они достанутся вам в качестве платы за труды, – заявил Иван Петров. – Можете распоряжаться ими на свое усмотрение.
Тото удовлетворенно крякнул, велел всем отправляться в кубрик, а сам ушел в рубку. Буксир издал долгий призывный гудок и отошел от причала.
* * *
Москва, Комитет государственной безопасности, 24 апреля 1965 года
– Двадцать второго апреля был обнародован факт задержания начальника отдела Министерства иностранных дел НРБ, Цоло Крыстева, и командующего гарнизоном Софии генерала Болгарской народной армии Цвятко Анева. Задержание произведено по всем законам Народной Республики Болгария, обвинения предъявлены, о чем средства массовой информации будут оповещены дополнительно. Также информационная служба коммунистической партии спешит опровергнуть слухи о таинственной причине смерти члена ЦК БКП, заместителя министра иностранных дел Ивана Тодорова-Горуни. С прискорбием сообщаем: в последние недели жизни Иван Тодоров-Горуня находился на грани нервного срыва, напряженная работа сказалась на его эмоциональном состоянии, ввиду чего восьмого апреля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года Иван Тодоров-Горуня покончил жизнь самоубийством, совершив выстрел в висок из именного оружия, подаренного ему в благодарность за верную службу Отечеству. В комнате, где произошла трагедия, родственниками Ивана Тодорова-Горуни была найдена предсмертная записка. Иван Тодоров-Горуня прошел долгий путь от члена Рабочего молодежного союза, до…
Подполковник Старцев отложил в сторону газету, полученную утром из дипломатических источников. Поднял глаза на майора Богданова, которого пригласил на беседу, первую после возвращения спецподразделения «Дон» из Болгарии.
– И ни слова об остальном, – произнес подполковник. – Никакой попытки переворота, никаких упоминаний о вмешательстве американских спецслужб во внутренние дела европейского государства. Печально.
– Товарищ подполковник, ситуация вышла из-под контроля.
Богданов все еще пытался оправдаться, несмотря на то что его отчет об операции принял сам начальник ПГУ генерал-лейтенант Сахаровский. После возвращения из Болгарии майора долго таскали по разным отделам, пытаясь выяснить, не превысил ли он полномочия, и не мог ли каким-то образом повлиять на исход дела. Если говорить простым языком, его коллеги пытались выяснить, не убил ли он Тодорова-Горуню сам, и не допустил ли его смерть от руки Мирчо Спасова намеренно, преследуя свои цели.
Первые три дня ему пришлось провести, не выходя из здания госбезопасности. Тогда он думал, что больше не увидит ни неба, ни солнца, ни любимую жену с сыном. Елена, узнав о том, что ее мужа держат в стенах КГБ чуть ли не как узника, помчалась по инстанциям. И это было самым чудесным, самым удивительным событием. В минуту опасности она, как истинная жена декабриста, забыла обо всех размолвках и ссорах, обо всех претензиях и требованиях. Она, не раздумывая, встала на его сторону и ходила из кабинета в кабинет, добиваясь, чтобы ее мужу сохранили работу, которую она терпеть не могла.
Точку в мытарствах майора поставил генерал-лейтенант Сахаровский. После встречи с Еленой, неизвестно каким чудом добившейся встречи с ним, Сахаровский вызвал к себе подполковника Старцева, тридцать минут говорил с ним наедине, после чего составил отчет для председателя КГБ СССР Юрия Андропова и Генерального секретаря КПСС Леонида Ильича Брежнева. У Богданова с подполковником Старцевым разговор так и не состоялся до сегодняшнего дня, вот почему Богданову так важно было высказаться.
– Я знаю, Слава, в этом нет твоей вины. – Подполковник отмахнулся от рвущихся наружу из груди Богданова оправданий. – Я сейчас о другом. По данным разведки, за период с двадцать восьмого марта по двенадцатое апреля под арест попали сто девяносто два аппаратных и партийных деятеля, двести пятьдесят офицеров армии и МВД уволены или понижены в звании. Сто восемьдесят девять членов БКП лишены партийного билета. Для таких, как Анев, Крыстев, Велчев и Динов просто исключения из партии мало, так что их ждет суд и заключение. Третью часть верхушки коммунистической партии как корова языком слизала, а людям говорят, что никаких проблем в стране не было и нет. О чем думает руководство Болгарии? О чем думает Тодор Живков?
– Он победил. Остальное – не важно, – высказал свое мнение Богданов. – Мирчо Спасов и Ангел Солаков мало в чем сходятся, но в том, что Тодору Живкову не придется по вкусу идея пойти на конфликт с Соединенными Штатами, оба они были уверены.
– Для того мы и были им нужны. – Подполковник тяжело вздохнул. – В случае если бы история с американскими спецслужбами вылезла наружу, они все свалили бы на нас. Как? Не знаю, но уверен, что так бы и было. Посмотри, как они вывернули дело Тодорова-Горуни! И выстрел в висок, и предсмертная записка. Как они это провернули?
Старцев швырнул на стол записку Горуни, настоящую записку, которую майор Богданов привез из Болгарии.
– Думаю, восстановили по написанному ранее. – Богданов до листа не дотронулся. – Горуня писал ее так, что буквы пропечатывались на несколько листов сразу. Восстановить их несложно, тем более когда знаешь, что никакой графологической экспертизы не будет.
– Тут ты прав. Если выстрел в грудь с большого расстояния не приняли в расчет, то что говорить о записке. Чудовищные люди. Страшно представить, что они могли сделать с тобой, если бы обстоятельства сложились иначе. И это я послал вас на растерзание этим хищникам, которые своих не жалеют! – Подполковник говорил не стыдясь своих чувств и эмоций, невзирая на высокий пост и звание. Своими словами он будто просил прощения у майора.
– Николай Викторович, мы все равно не смогли бы поступить иначе. – Богданов улыбнулся. – В конце концов, это наша работа – защищать Родину.
– Ты прав, повторись ситуация, нам снова пришлось бы отправить вас туда, чтобы понять, насколько реальна угроза и чего СССР ожидать от так называемых союзников.
– Значит, все в порядке. Страна на месте, Живков у власти, Леонид Ильич продолжит укреплять отношения между нашими странами, а мы будем готовиться к новому заданию. – Богданов поднялся. – Разрешите идти, товарищ подполковник?
– Иди, Слава, – разрешил Старцев. – И спасибо за службу.
– Служу Советскому Союзу! – козырнул Богданов.
– Всегда служи, сынок!
Богданов вышел на улицу. Теплый апрельский ветерок трепал волосы, остужал раскрасневшиеся во время разговора щеки, лужи под ногами радостно «чавкали». «Как же все-таки прекрасна жизнь! – растроганно думал майор. – И черт с ними, с Солаковым, со Спасовым и всеми остальными. Я жив, я свободен, и дома меня ждет любимая жена и сын! Есть ли предел счастью? Нет, если ты сам его кузнец!»
* * *
notes
Примечания
1