— На кой ляд тебе сдалась эта панель? — удивился Алекс. — Надеешься починить? Брось, бессмысленно и бесполезно. Не в наших условиях. — А ты что предлагаешь? Просто сидеть и тупо ждать конца? Не-ет, я так не могу. Извините, не так воспитан. Алекс мгновенно вспомнил ставшую знаменитой спасательную операцию на Горгоне, которой в незапамятные, давно уже ставшие легендарными, времена командовал его нынешний подконвойный. Операцию успешную, но тем не менее погубившую жизнь и карьеру старого десантника. Да, пожалуй, Эдвард Каттнер, действительно, не тот человек, который в критической ситуации станет ужасаться и в бессилии заламывать руки, оправдываясь тем, что ничего нельзя было сделать. Нет. Он просто пойдет и сделает, и неважно, какие последствия это будет иметь для него самого. В этом смысле со спутником мне повезло. — Возможно, ты и прав, — сказал Алекс. — Извини, что-то голова плохо соображает. — Заметно… — Подожди. Сейчас немного приду в себя и помогу, если, конечно, не возражаешь. Сейчас… сейчас… Алекс блаженно развалился в кресле, мысленно отсчитывая последние секунды до того неприятного момента, когда нужно будет встать и начать что-то делать. — Каттнер! — снова позвал он. — Мы правда на Венере? — Нет, в чистилище, — раздраженно отозвался Каттнер. — Извини, конечно, но вопросы ты задаешь дурацкие. Где, по-твоему, еще мы можем находиться? — Подожди… но это же абсолютно невозможно! Пусть я и ударенный головой, но не до такой же степени… «Феникс» падал совершенно неуправляемым образом, это факт. А значит, мы просто обязаны были сгореть в атмосфере! Ну, или в крайнем случае, разбиться в лепешку при ударе о поверхность… Так почему же мы все-таки живы? — Не радуйся, это ненадолго. — Да я и не радуюсь. Просто хочу понять… — А с какого перепугу ты вдруг решил, что я знаю ответы на твои вопросы? — Отчего-то мне представляется, что у тебя есть свои варианты, не может не быть. Ты же бывший десантник… а десантников наверняка готовят ко всяким подобным неожиданностям. Во всяком случае, моя подготовка явно не чета твоей. — Я давно уже не десантник… Тебе напомнить, кто я теперь? Презренный пират, а в настоящее время еще и подконвойный, этапируемый в следственный изолятор на Землю. — Брось, — поморщился Алекс. — Мы с тобой в одной лодке, не находишь? И до следственного изолятора, похоже, вряд ли вообще доберемся… Так что? Можешь сказать хоть что-нибудь по-существу? Каттнер долго молчал, в темноте было слышно лишь его частое дыхание. А потом сказал: — Наш с тобой отсек — по сути корабль в корабле, к тому же бронированный и снабженный многослойной изоляцией. Да, во время падения внешняя обшивка «Феникса» скорее всего прогорела и разрушилась. Однако, она же сыграла для нас роль своего рода теплозащитного экрана, принявшего на себя основной удар. Подобные вещи случались даже на Земле, когда падающие с орбиты спутники иногда долетали до поверхности в относительно целом виде. А что уж говорить о Венере! Атмосфера здесь имеет настолько высокую плотность, что для плавного спуска не нужен даже парашют. Кстати, первые зонды, достигшие поверхности Венеры, спускались именно так, используя для уменьшения скорости всего лишь специальные тормозные щитки. Думаю, полуразрушенный корпус «Феникса» в нашем с тобой случае сыграл ровно такую же роль… Тем не менее, удар был сильнейший, уж это ты, как мне кажется, ощутил на себе в полной мере. А если захочешь спросить, почему нас не расплющило о поверхность, то на ответ можешь даже не надеяться. Не знаю. — Ясно… Значит, капитан Хокинс, Дим… мои ребята… — Несомненно, мертвы… и кто знает, возможно, у нас с тобой еще будет шанс им позавидовать. — С чего вдруг? — Их смерть была быстрой и безболезненной. А вот мы с тобой проживем хотя и не слишком долго, зато умирать нам придется в крайних мучениях. Либо от удушья, если не сумеем запустить поглотители углекислоты, либо изжаримся заживо, как в муфельной печи. Изоляция отсека наверняка протянет не дольше двух, максимум трех часов. А потом температура поднимется до забортной полутысячи градусов. Но мы с тобой этого уже не почувствуем, нам хватит и куда меньших величин. Как тебе такая перспектива? Если честно, я бы предпочел как они… В наступившей тишине вдруг отчетливо послышалось, как Каттнер тяжело вздохнул. Да-а, наше ближайшее будущее светлым уж никак не назовешь… И так нехорошо, и этак. И ни единого, даже самого микроскопического шанса. Алекс гулко сглотнул. — Если нам так или иначе подыхать, — хрипло сказал он, — тогда какого черта ты корежишь этот треклятый пульт? Просто из страсти к разрушению? — И это тоже, — ухмыльнулся невидимый Каттнер. — Закоренелым злодеям вроде меня вообще-то свойственны подобные черты характера. Нам только дай волю… Безнаказанность, она, знаешь ли, провоцирует. Если уж подыхать, так хоть с музыкой… дорваться напоследок и разнести здесь все к такой-то матери… Попробуешь остановить? — Н-не знаю, — неуверенно произнес Алекс. Перспектива пребывания запертым в одном помещении с крушащим все вокруг буйнопомешанным отчего-то не радовала. Даже сбежать некуда, при всем желании. Алекс вдруг вспомнил про болтающиеся где-то на поясе наручники и почти всерьез начал обдумывать варианты их использования по прямому назначению. Правда, скрутить здоровенного десантника — задача воистину непосильная, даже учитывая все издержки, накладываемые возрастом. Но если он и вправду спятил… проблему придется как-то решать. Каттнер словно прочитал роившиеся в больной голове Алекса сумбурные мысли, потому что вдруг хмыкнул и произнес: — Ладно, не напрягайся ты так… Это был сарказм, если ты еще не понял. Не собираюсь я ничего крушить, можешь расслабиться. А если серьезно, то пытаюсь разобраться, существует ли возможность восстановить электропитание. Тогда мы сможем запустить поглотители углекислоты, и у нас появится какое-то время. Те самые два-три часа… Алекс мысленно выдохнул. Похоже, драться со спятившим десантником все-таки не придется. — Ну и для чего они тебе? — спросил он. — Продлить агонию? — Какой же ты все-таки… м-м-м… категоричный. Торопишься умереть? Так вот, поверь моему опыту, поспешность в этом деле совсем ни к чему. Всегда может что-нибудь произойти… Представляешь? Оно вдруг случилось, а ты не дождался… нехорошо. — Да что?! Что здесь может случиться?! Очнись! Что можно сделать за какие-то несчастные пару часов?! Особенно, если учесть сто атмосфер за бортом и льющуюся с неба кислоту… А я тебе скажу… Ничего! Только умереть. По возможности, не теряя человеческого достоинства. — Вот тут ты абсолютно прав, — ответил Каттнер. — Можно. Можно умереть красиво, даже героически. Правда, не совсем представляю, как… Столько раз уже предоставлялась возможность умереть, но вот героически — почему-то ни разу. Пожалуй, стоит попробовать, как думаешь?.. А еще можно починить передатчик и отправить сигнал бедствия. — Сигнал… — Алекс даже растерялся. — Подожди, какой сигнал… Кому? — Тому, кто услышит, — ответил Каттнер. Да-а… вот что значит настоящий десантник, хотя и с приставкой «бывший». Ни при каких обстоятельствах не готов склониться даже перед самыми непреодолимыми обстоятельствами. И пусть он один против целой Вселенной, но и тогда ни на секунду не усомнится в грядущей победе. Алексу вдруг стало стыдно. Кому как не ему следовало искать и находить любые, самые малейшие возможности для спасения. Многие годы он посвятил работе в аварийной службе на Лорелее, и без малейших сомнений сразу же бросался на помощь, вытаскивая людей из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Вроде той группы туристов, угодивших в каменный мешок в горах Шиллера. Тогда никто не верил, что их удастся достать оттуда живыми. Кроме него. А тут… Так что же случилось с ним теперь? Почему он готов сдаться фактически без борьбы там, где старый десантник буквально зубами цепляется за жизнь и не может допустить даже мысли о позорной капитуляции? Стыдно, спасатель… Будем считать, что пораженческие настроения — результат могучего удара о пульт, справиться с последствиями которого удалось далеко не сразу… Да и удалось ли, это еще вопрос. — Что нужно делать? — сказал он в темноту. — Я готов. Каттнер ответил после долгой и томительной паузы. Видно, никак не мог решить, чем же озадачить больного на голову напарника. Наконец, громко вздохнув, произнес: — У нас за спиной находится агрегатный отсек. Видел люк?.. Вот-вот. Хорошо бы пробраться туда и прояснить обстановку. Возможно, и даже скорее всего, причина отсутствия электропитания кроется именно там. И вообще… хотя бы будем знать, на что можно рассчитывать… Алекс подумал немного и сказал: — А если отсек поврежден и там те самые сто атмосфер? — Да… такое тоже возможно. Кстати, если ты заметил, люк открывается внутрь. А это в свою очередь означает, что при попытке вскрыть его нас может просто размазать по стенке. Конечно, в том случае, если ты прав, и отсек разгерметизирован. — Так, может, не стоит испытывать судьбу? Пропади он пропадом, этот отсек. — К сожалению, не получится. Именно там находятся баллоны с воздухом, а также крайне интересующие нас поглотители углекислоты… не говоря уж об аккумуляторных батареях. Чувствуешь? Дышать стало труднее и голова тяжелая, как гиря… Так что, хочешь не хочешь, а идти все-таки придется… Да ты не расстраивайся! Если что, для нас все кончится практически мгновенно. Не самый худший вариант… — Понял, иду… Алекс, кряхтя, выбрался из кресла, сморщился от боли в ударенной голове и решительно шагнул в темноту. Однако, далеко уйти не удалось. Почти сразу же он запутался в чем-то ногами и с громкими проклятьями повалился на заваленный непонятным хламом пол. — Что случилось? — немедленно осведомился Каттнер. — Ты в порядке? — Кажется… Вот, дьявол! Совсем вылетело из головы… — Да-а-а?.. А у тебя там что-то было?.. Ладно-ладно, не обижайся. Так что вылетело? — Скафандры. Сержант, упокой, Господи, его душу… свалил в проходе наши с тобой скафандры. Ну, я и влетел… темно же, как сам знаешь где… — Скафандры? — в голосе Каттнера Алексу послышалось неподдельное волнение. Впервые с момента катастрофы. — Постой… что ж ты молчал-то? — Забыл. Веришь, как-то не до того было… А что? Выйти наружу все равно не получится, не выдержат ни давления, ни температуры. Теперь это просто бесполезный хлам. — Хлам, говоришь? Ты что, в самом деле так считаешь? — голос Каттнера вдруг показался Алексу каким-то колючим и крайне неприятным. Мгновенно возникло ощущение того, что бывший десантник считает своего напарника полным идиотом. Кретином, который не способен не только сложить два и два, но даже взять простейший интеграл по контуру. И ударенная голова в данном случае не являлась достаточным оправданием. Нельзя сказать, чтобы Алексу очень уж понравилось подобное отношение к своей персоне. Его личная самооценка всегда пребывала на достаточно высоком уровне. И чтобы какой-то, извините, арестант… В порыве возмущения он совсем упустил из виду, кем на самом деле был подконвойный Эдвард Каттнер еще до того, как стал арестантом. — Ну, и какая нам от них польза? — с вызовом осведомился он. Каттнер, очевидно, уже взял себя в руки, потому что ответил достаточно спокойным и негромким голосом, в котором Алексу послышались поучающие интонации, мгновенно вызвавшие внутренний протест. — Смотри сам… Нашлемные фонари — раз, запас воздуха в заплечных ранцах — два… ну и, наконец, рация — три… Пусть не слишком мощная, однако, вполне работоспособная. А ты говоришь, хлам… Да-а, подумал Алекс. А ведь, действительно, дурак дураком. Не сообразить таких элементарных вещей… Все-таки удар о пульт явно не прошел даром. Он потянул ближайший скафандр за гофрированный рукав, и тянул до тех пор, пока не ощутил в руках тяжелый металлический шлем. — Внимание, включаю, — сказал он в темноту и зажмурился.