— Колов. — Зачем? — Следить… Только следить. — Кому докладывать? — Ему. — Когда? — Вечером… Сегодня вечером… Отпусти, — просипел парень, и Пафнутьев почувствовал, что тот вот-вот потеряет сознание. — Твоя фамилия? Имя? Ну?! — Дышать… — Оттащу в отделение… Там заговоришь… — Тащи… — А, не возражаешь… Тогда еще поиграемся… Фамилия? — Жехов… — Зовут? — Олег… Олег Жехов. Воспользовавшись тем, что Жехов был почти в бессознательном состоянии, Пафнутьев быстро очистил его карманы и, лишь убедившись, что у того не осталось ни одной бумажки ни в пиджаке, ни в брюках, отпустил его. Последнее, что он нашел, — тонкий кожаный бумажник в потайном кармане пиджака. Всю добычу он, не глядя, рассовал по своим карманам. — Грабишь, дядя? — прохрипел Жехов. — Деньги верну… С остальным разобраться надо. Не сейчас… — Но в паспорт, найденный в пиджаке, Пафнутьев все-таки заглянул, убедился, что Жехов не соврал, назвав свою фамилию. — А теперь все-таки в отделение, — Пафнутьев подобрал на земле нож, спрятал лезвие, сунул в карман. — Поднимайся. Вздумаешь бежать — пеняй на себя. Буду бить трубой по темечку. Понял? Трубой по темечку. — Ладно, дядя… Пошли. Жехов с трудом поднялся, попытался было отряхнуться, но понял, что занятие это бесполезное. Он постоял, пошатываясь, оглянулся по сторонам и, прихрамывая, зашагал к воротам. — В обратную сторону, — приказал Пафнутьев. — Вот так. По тропинке, медленно, не торопясь… Давай-давай, дорогой… Это глухое место отличалось еще и тем, что совсем рядом, за двумя домами, находилось отделение милиции. Когда здесь располагалась автобаза, кипела жизнь, когда едва ли не каждый день возникали недоразумения между водителями, заказчиками, между механиками и слесарями, милиция была весьма кстати. Но база убралась, жизнь установилась спокойная и размеренная. В это отделение и доставил Пафнутьев своего пленника. Помог подняться по ступенькам, поддержал сзади, когда тот пошатнулся, втолкнул в дежурную часть. — Привет, ребята! — поздоровался Пафнутьев. А увидев полноватого капитана, даже развеселился. — А, Шаланда… Рад тебя видеть… Доставил вот клиента, а то совсем вы тут разленились… — Пафнутьев чувствовал, что у него очень мало времени, что каждая прошедшая минута работает против него — приходит в себя Жехов, могут кинуться искать его, да и ему самому лучше бы побыстрее отсюда смотаться. — Где подобрал? — Шаланда вышел из-за стеклянной перегородки, пожал Пафнутьеву руку, остановился перед Жеховым, уперев кулаки в бока. — Да рядом. Иду по автобазовскому пустырю, а он из-за кустов и сразу в штыки, — Пафнутьев протянул капитану нож с выкидным лезвием. — Ого! — присвистнул Шаланда, выпятив красные сочные губы. — Прямо со статьей заявился голубок сизокрылый. — А как не хотел, как упирался, — огорченно покачал головой Пафнутьев. — Пришлось поговорить… Как видишь, убедил. Значит, так… Времени у меня нет. Бегу. Вот нож этого гражданина, вот его паспорт, вот мое удостоверение… — Да знаю я тебя! — Мне важно все оформить как можно официальнее, — сказал Пафнутьев. — Не возражаешь? Через полчаса он уходил из отделения, унося в кармане протоколы задержания и предварительного допроса гражданина Жехова Олега Михайловича, спортивного организатора завода «Коммунар», как значилось в его удостоверении. Больше всего радовало Пафнутьева, прямо наполняло гордостью за себя — в протоколе было упомянуто о том, что слежка велась по указанию Колова. Сначала Жехов, видимо, решил, что фамилия генерала произведет впечатление на Шаланду и тот возьмет да и отпустит. Однако Пафнутьев ухватился за эти слова, вписал их в протокол, чуть ли не силой заставил Жехова подписать, уговорил поставить подпись и Шаланду. Деньги Жехова оставил в отделении вместе с паспортом, а удостоверение и записную книжку с телефонами захватил с собой. Жехов смотрел на его действия с легкой снисходительностью, будто был у него козырь, перебивающий всю эту следовательскую суету. Но Пафнутьева его взгляды не трогали, он понимал — у генерала прокол. — Послушай, Шаланда, — обратился Пафнутьев к капитану, — просьба — в кутузку до утра. До полной проверки данных. И главное — ни в коем случае, повторяю — ни в коем случае он не должен ни с кем связываться. — А если о нем спросят? — О нем не спросят, потому что никто не знает, где он находится. Да и некому о нем спрашивать. Бандит-одиночка. Что тебя смущает? — Видишь ли, он упомянул генерала… — А завтра назовет президента! — Колов ближе… — Сдашь дежурство — доложишь. Как положено. Я ни к чему тебя не склоняю. Наоборот, делаю все, чтобы малейшее нарушение не просочилось в наши действия. — Это меня и смущает, — признался Шаланда, бросив на Пафнутьева осторожный взгляд из-под пухлых век. — Ну и пусть смущает! Девиц вон тоже многое смущает, а потом проходит. Смущение — это такое чувство, которое не может находиться в организме слишком долго. К утру отпустит. Когда Пафнутьев ушел, Шаланда посидел в задумчивости над записью в журнале, которую сделал сам, с досадой вспомнил, что Пафнутьев унес протоколы и на них стоят его подписи. Что-то терзало Шаланду, он все сильнее ощущал раздражающее беспокойство. Поведение Пафнутьева явно выходило за рамки обычного задержания. Покряхтев, Шаланда тяжело поднялся и направился к камере — захотелось взглянуть на задержанного. Тот сидел в конце коридора, отгороженного от остального помещения стальной решеткой. Увидев Шаланду, Жехов поднялся. — Капитан, слушай меня внимательно… При том мудаке я не мог всего сказать… — Говори, — Шаланда, наклонив голову вперед, внимательно рассматривал носки своих ботинок. — Подойди ближе, я не могу кричать… Немедленно свяжи меня с начальником милиции. — Зачем? — Надо. Понял? Надо. — Вот завтра сдам дежурство, и связывайся с кем хочешь, — Шаланда повернулся и уже зашагал было по коридору, но его остановил свистящий шепот Жехова. — Капитан, ты сгоришь! — Рабочий день у начальства кончился. Его уже нет на месте. Связаться с ним невозможно. — Шаланда стоял, полуобернувшись к задержанному. — Позвони домой! — Мне не положено знать его домашний номер, — широкое лицо Шаланды выражало в этот момент сложные чувства. Он уже понимал, что дело куда сложнее, чем ему показалось вначале. Да еще его подпись на протоколах, с которыми ушел Пафнутьев, будь он проклят! — Я дам тебе номер его домашнего телефона, — сказал Жехов. — Не положено звонить по домашнему, понимаешь? — Он подошел к самой решетке. — Не положено. Каждый должен знать свое место. — Капитан, послушай… Если Колов узнает, что ты мог и не связал меня с ним… Он тебя размажет по этим стенам. Допусти к телефону, говорить буду я. Уложусь в одну минуту. Скажу, что сижу в твоем отделении, под твоим присмотром. И все. — А следователь предупреждал, чтобы я ни с кем тебя не связывал… Ведь не зря же он предупреждал! — медленно сдавался Шаланда. — Дерьмо он, а не следователь! Пойми, мне надо связаться не с бабой, не с рестораном! А с генералом Коловым! С твоим же начальством! И с моим! Ты это можешь понять?! — Добре, — сказал Шаланда. — Набрать номер телефона… Позволю. Но говорить не буду. Если услышу, что разговор не тот… Связь прекращу. — Ладно, открывай. Хватит трепаться, — нетерпеливо сказал Жехов. Часть вторая Кто есть кто? Андрей с облегчением проводил взглядом уехавших ребят. Клубы пыли еще долго стояли над дорогой красноватыми, окрашенными закатом глыбами. К вечеру пыль остыла, но поднималась в воздух так же легко и невесомо. Андрей видел, что ребята уезжали с явной поспешностью. Не только он был в шоке, им тоже требовалось время, чтобы прийти в себя. Вслушиваясь в лязг цепи, которую он продевал сквозь прутья ворот, Андрей как никогда раньше ощутил свое одиночество. От низкого солнца, лежавшего на горизонте, стены конторы казались вымазанными в красноватые пятна. Что-то раздражало Андрея в этих пятнах, видеть их было неприятно, и он вошел внутрь. Кривоватый коридор, пыль на полу, шелушащиеся стены, когда-то выкрашенные масляной краской, жиденькие двери… Последнюю комнату заняли Махнач и Феклисов, иногда оставаясь здесь на ночь. Подгайцев не возражал — и охрана надежная, и люди под рукой. Поколебавшись, Андрей запер дверь не только на ключ, но и засунул в ручку подвернувшуюся швабру — теперь сюда никто не сможет войти. Постоял, прислушиваясь, привыкая к тишине. Взгляд его упал на электрический счетчик. Колесико его медленно вращалось. Это насторожило Андрея, он вспомнил, как восторженно Заварзин относился ко всевозможным штучкам вроде магнитофонов, передатчиков, телефонов с самописцами… Поставив табуретку, он выкрутил одну пробку. Колесико остановилось, лампочка на длинном шнуре погасла. Вздрогнул, словно поперхнувшись, холодильник. Обойдя еще раз всю контору и убедившись, что он один во всем здании, Андрей прошел в приемную и присел к телефону. Диск скрипел, заклинивался, приходилось силой возвращать его в исходное положение, но номер набрался. — Света? Привет. Как поживаешь? — Ты куда пропал? Мать не знает, никто не знает… У тебя что-то случилось? — У Светы был низковатый голос, Андрей хорошо узнавал его по телефону. Рыжеватая, с чуть припухшими веками, которые придавали ей слегка сонное выражение, и джинсы он представил, и голубую рубашку мужского покроя… — Андрей! Ты слышишь меня? Что случилось? — Да так… Небольшая неприятность. Ты можешь приехать на мою новую работу? — Так ты там… А почему бы тебе оттуда не уехать? Или тебя еще и ночным сторожем определили? Бешеные деньги будешь получать?