— Это любопытно! — воскликнул Тюльпин. — Какое же качество вас тревожит более всего? — Мне бы хотелось быть уверенным в том, что, когда ему предложат пять, десять или сто тысяч рублей, он не потеряет самообладания. — Он его не потеряет, — сказал Тюльпин, поджав губы. — В этом можете не сомневаться. — А возьмет? — Не знаю… Но в любом случае напишет правду. — У вас были возможности в этом убедиться? — Да, — сказал Тюльпин. — Должен вам сказать, многоуважаемый Павел Николаевич, что Фырнин довольно странный человек, мы здесь не всегда его понимаем… Наверно, как и он нас. Скажу больше… Если ваша позиция, если ваши действия не очень правомерны, скажем так… Или не слишком мужественны… Он может вас разочаровать. — А в противном случае? Не разочарует? — Восхитит. — Это меня устраивает. — Пафнутьев протянул руку. — Спасибо за помощь. — Желаю удачи. Позвольте предположить, что если уж вы приехали к нам вот так неожиданно… И не просите отметить командировочное удостоверение… — У меня его нет. — Я так и подумал… Сложная обстановка? — И даже более того. — Тогда Фырнин — тот человек, который вам нужен. Не сомневайтесь в нем. Некоторые его поступки могут показаться странными, каковыми они кажутся и нам в редакции… Не обращайте внимания. Пафнутьев вышел от заместителя главного редактора, ощущая в кармане приятное похрустывание письма. Больше всего его радовало именно письмо. Тем более что этот листок прошел через отделы журнала. Адрес, почтовый штемпель, красная полоска на учетной карточке, дата получения… Это уже не просто личное письмо Пахомова, это документ. Первоклассный документ для хорошего уголовного дела. «Спасибо тебе, Коля!» — искренне воскликнул про себя Пафнутьев, обращаясь к Пахомову. Фырнин сидел в маленькой комнатушке, где с трудом помещались два письменных стола. Редакция разместилась в первом этаже жилого дома — несколько квартир соединили одним проходом. В этой комнатушке скорее всего была кухня — убрали раковину, газовую плиту, еще какие-то удобства и поставили столы. — А, привет, — Фырнин улыбнулся Пафнутьеву как старому знакомому. — Освободились от нашего старика? — Да, вроде… — Отлично. Давайте письмо. — Как? Вам… — Копию надо снять. Не могу же я ехать с пустыми руками. Да и начальству вашему надо что-то предъявлять… — А это обязательно — предъявлять? — Как договоримся, так и сделаем. — Лучше бы уклониться. — Заметано, — Фырнин взял письмо из дрогнувших пальцев Пафнутьева и вышел. Вернулся он минут через десять. Письмо уже было перепечатано на машинке. Копию он взял себе, оригинал вернул Пафнутьеву. И тот взял его с явным облегчением, словно и не надеялся снова получить в руки заветный конверт. — А теперь коротко, в двух словах — что у вас случилось? Выслушав Пафнутьева, как тому показалось, совершенно безучастно, Фырнин только и произнес: — Ни фига себе! Кто-нибудь знает, что вы здесь? — Нет. — Это мне нравится, — Фырнин посмотрел на Пафнутьева с интересом. — А теперь скажите… Зачем я вам нужен? Хотите очерк о следствии? — Нет, об очерке я не думал… Мне показалось, что будет не лишним иметь… Скажем так — еще одну систему отсчета. Могут быть неожиданности, я человек служивый, со мной им проще… Отстранили от дела — и весь сказ. С вами сложнее… Если мы будем вместе, они совсем заскучают, так мне кажется. А очерк… Решать вам. — Тоже верно, — согласился Фырнин. — Союзники у вас есть? — Найдем, — с легкой заминкой ответил Пафнутьев. — Ясно… Значит, пока нет. Вариант «Одинокий бизон». — Не понял? — Это я для себя определяю. Вы — один. Их расчет — на вашу управляемость. И в деле вы до тех пор, пока они не почувствуют опасность, верно? — Примерно, — согласился Пафнутьев. — Вот я и говорю — одинокий бизон. Теперь по делу… Сегодня вы отправляйтесь один. Я вылетаю завтра. — Гостиницу сделаем, — заверил Пафнутьев. — Ни в коем случае! Прилетаю, звоню вам, встречаемся, обмениваемся новостями, намечаем коварные планы. Встречать меня не надо. Говорить обо мне никому тоже не стоит. Встретит меня или прокурор, или кто-нибудь… Из управления торговли. И гостиницу устроят. — Не понял? — Пафнутьев был ошарашен. — Но ведь они… они… — Замараны? — усмехнулся Фырнин. — Ничего. Всегда полезно иметь в друзьях людей могущественных, обладающих возможностями, связями… Верно? Не переживайте. У вас есть маленькие профессиональные тайны? У меня тоже. Поэтому гостиницу заказывать не надо. Они все сделают, ваши клиенты. Глядишь, еще и оплатят, а? — Фырнин рассмеялся. * * * Приближаясь к прокуратуре, Пафнутьев увидел бежавшего навстречу эксперта. Худолей был чем-то взволнован, дышал часто и виновато, перед следователем остановился, не в силах перевести дух, прижав к груди красновато-прозрачные ладошки. — Паша, — с трудом выговорил он. — Паша… Это самое… Я сейчас все объясню… — Конечно, объяснишь, куда ты денешься? — Я сейчас… — Давай-давай, я подожду, — Пафнутьев не столько рассматривал Худолея, сколько принюхивался. Но никаких подозрительных запахов не уловил. — Паша, ты должен знать, что вчера… Тебя не было, правильно? Я искал, но не нашел… Водка, понял? — Вот как сказал «водка», так я сразу все и понял. — Подожди, не злись… Взяв Пафнутьева под руку, Худолей отвел его в ближайший сквер, усадил на скамейку, сел рядом. Дыхание его восстановилось, и он смог наконец произнести несколько связных слов. — Паша, ты просто обязан мне поверить, у меня есть свидетели, и они подтвердят… Твою бутылку я унес с собой в тот же вечер. Угостил ребят… Они знали, что я приду с бутылкой. Предупредил, что один хороший человек, по доброте душевной… Ты — понимаешь, я имел в виду тебя… Здесь я не выпил ни капли, даже не открыл бутылку… Уходя, сунул в портфель и унес с собой. — А потом в портфеле ее не оказалось? — предположил Пафнутьев. — Нет! — досадливо отверг Худолей оскорбительную догадку. — Все в порядке, она оказалась там, куда я ее положил. — Вы ее выпили? — Во единый дух! Прекрасная водка! Просто на удивление… Ты веришь, что я унес бутылку с собой? Веришь? — Если еще произнесешь слово «бутылка», я набью тебе морду. Понял? Нет сил слушать. — Хорошо, пусть так. Тогда сразу… Пленка пропала. — Какая пленка? — охнул, как от удара, Пафнутьев. — На которую я снял место происшествия. Нет пленки. Прихожу утром пораньше, думаю, к твоему приходу отшлепаю пару десятков снимков, а это… Ее нет. Она висела возле увеличителя. У меня всегда так… Пленка, которая в работе, висит на виду, чтоб я не забывал о ней… А ее нет. — Снимки? — И снимков нет. Ни одного. — А дверь? Опечатана? — Знаешь, когда я открыл ее, то не заметил повреждений. Явных повреждений не было, это точно. А если бумажку заменили или надорванную подклеили… Это возможно, но и этого не заметил. — Так… — произнес Пафнутьев осевшим голосом. — Так… Жить стало лучше, жить стало веселее, шея стала тоньше, но зато длиннее. — Паша, я ушел трезвым… Если бы дверь осталась открытой, вахтер поднял бы шум, он перед сменой осматривает все двери… Я был в порядке.