И Пафнутьев быстро прошел в свой кабинет. Убедившись, что больше ничего интересного не увидит, поднялся с дальней скамейки и Заварзин. С возрастающим ужасом он наблюдал, как суетился вокруг мотоцикла эксперт с фотоаппаратом, как перебросился он несколькими словами с Пафнутьевым, как вместе вошли они в здание. «Загремел парень», — подумал Заварзин, но в последний момент грохот двери заставил его оглянуться — со ступенек сбежал и направился к своему мотоциклу Андрей. — Ах, вон ты какой хитрый, — проговорил Заварзин. — Ишь, какой ловкий следователь нам попался! Через соседний двор он вышел на улицу, как раз к тому месту, где стоял «Мерседес». * * * Яркое утреннее солнце светило в окно, ветерок проникал в открытую форточку, шевелил штору. Свежий воздух всю ночь втекал в комнату. Лариса проснулась рано и чувствовала себя слабой, но выздоровевшей. Не болела голова, не мучила жажда, в теле была легкость. Появились силы разговаривать, принимать решения, она поняла, что многое зависит от нее и есть люди, которым стоит ее опасаться. Окно выходило в заросший сквер, но сейчас Лариса была даже рада его запущенности — здесь никого никогда не было, разве что к вечеру собирались мужички распить бутылку-вторую. Лариса прошла на кухню, недоуменно осмотрелась. Немытая посуда, остатки пищи на полу, подсохшая колбаса, корки хлеба… Открыв холодильник, усмехнулась понимающе — там стояло не меньше пяти бутылок водки. Хорошей водки, на «Золотое кольцо» не поскупился Голдобов. «Водкой откупиться решил мужик», — жестко подумала Лариса и захлопнула холодильник. Пить не хотелось. Более того, одна мысль о выпивке вызывала отвращение. Не торопясь, продумывая каждое движение, она поставила на газовую плиту турочку, вылила в нее чашку воды. Подумала, включила газ. Потом взяла баночку с кофе. Так… Газ горит, вода залита, кофе всыпан… Вроде все. Остается подождать, пока закипит вода. Кофе пила маленькими глотками и чувствовала, что напиток работает. Уходит сон, остатки ночной разморенности, появляется желание что-то делать. Это хорошо. Лариса сидела за загроможденным столом, освободив лишь место для чашки. На грязную посуду смотрела с брезгливостью. И вдруг вспомнился сегодняшний сон. Снился муж, но как-то странно — он был совсем молоденький, каким встретила его лет десять назад. Николай возникал перед нею в самых разных местах, где бы она ни оказалась. На улице, в какой-то перенаселенной конторе, в бескрайнем поле — он неизменно оказывался рядом, улыбался и молчал. Ни единого слова так и не произнес. Пропадал, снова появлялся, и настолько ясно, четко, что у нее на какое-то время появилось жутковатое предчувствие — Николай и сейчас, через секунду, может возникнуть перед ней — улыбчивый, молодой и молчащий. Она уже потянулась к холодильнику, чтобы налить себе водки, но остановилась. Да, он что-то хотел сказать ей, что-то давал понять, но не решался произнести вслух… Неожиданно в сознании возникли слова, которые Николай мучительно хотел произнести там, во сне, но так и не решился или же не смог… «Ты знаешь, ты все знаешь…» Да, именно эти слова были в его глазах. Раздался телефонный звонок. Трубку она подняла с невозмутимой усталостью: — Слушаю. — Здравствуй, Лариса. — Здравствуй, Илья. — Как поживаешь? — Прекрасно. — Что-нибудь нужно? — Нет. — У тебя все в порядке? — Голдобов был растерян ее немногословностью. — Да. — Что снилось? — Николай. — Прости. — За что? — Я подъеду к тебе, — сказал Голдобов, намереваясь положить трубку. — Не надо, — успела сказать Лариса. — Почему? — Не хочу. — Плохое настроение? — Ничуть. — В чем же дело? — Отвали, Илья. И положила трубку. И подумала — он будет здесь через пятнадцать минут. И настолько хорошо его знала, что заранее открыла дверь, чтобы не подниматься, когда он войдет. Лариса ошиблась — Голдобов приехал через полчаса. Вошел быстро, порывисто, пытаясь как-то расшевелить ее. Лариса все так же сидела за кухонным столом, заканчивая вторую чашку кофе. Голдобов молча подошел, поцеловал в щеку, потянулся было к шее, но она отстранила его. — Слушай, какая-то ты не в форме. — Он присел перед ней на корточки. — А вчера я была в форме? А позавчера? Когда я валялась пьяная вот на этом полу — ты мне этого не говорил. Что же ты называешь моей формой, Илья? Думаешь, не знаю, зачем ты забил холодильник этим дерьмом. — Она распахнула дверцу и показала на ряд бутылок. — Зачем так, Лариса! — Я позволяла накачивать себя потому, что мне так хотелось, понял? Не потому, что ты такой хитрый, ловкий, нет, Илья. Я позволяла тебе быть таким или казаться таким. Понимай, как тебе приятнее. А ты ведь даже не попытался вытащить меня из запоя. Более того, сделал все, чтобы запой продолжался. Не понимаю, что тебе мешало прийти однажды, открыть газовые краны и уйти. Я бы умерла, даже не протрезвев. Очень чистая была бы работа. Ты оплошал, Илья. — Хочешь сказать… — начал Голдобов, но Лариса перебила его. — Оплошал, не отказывайся… И пожалеешь об этом. Неужели не приходило в голову такое простое решение? — Приходило, — кивнул он. — Мне тоже, — сказала она. — Не знаю, как и удержалась. Думаю, ты не открыл краники, полагая, что я это сделаю сама. Видишь, не оправдала твоих надежд. Опять не оправдала. — Что ты несешь?! — воскликнул он, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Как ты можешь, Лариса?! — А почему нет? Я теперь все могу. Мне теперь все можно. И думать, и говорить, и поступать. — Это с каких же пор? — С тех пор, Илья, как ты убрал Николая. Мы так не договаривались. Мы не договаривались с тобой об убийстве. А ты, Илья, совершил убийство. Нарушил договоренность. — Лариса, послушай меня внимательно. Я сам был вне себя от горя! Прервал отпуск и примчался сюда, как только узнал о случившемся. Произошло дикое недоразумение. Я просил ребят поговорить с ним, припугнуть, если уж на то пошло, но так… ты даже представить не можешь, что я с ними сделал! — Почему же не могу, очень даже хорошо могу представить. — Она передернула плечом. — Ты строго постучал пальцем по столу. И заплатил больше, чем полагалось. Вот и все. — Послушай, Лариса… Кто-то тебя сбил с толку! — Илья… Ты отчаянный человек, энергичный, честолюбивый… Этого у тебя не отнимешь. Но ты не очень умный человек, Илья. Ты дурак. Потому что только человек невысоких умственных способностей может других считать такими недоумками. Если бы твои костоправы подстерегли Николая ночью, избили, слегка не рассчитали удары… Все могло быть. Но то, что произошло, то, как произошло… Иначе и не могло кончиться. Убийство было предусмотрено, Илья. Я видела Николая в морге, меня возили на опознание, оказывается, это очень нужное дело — опознание. Так вот, у него на месте груди яма. Провал. А ты говоришь, что ребята погорячились… Не надо, Илья. — У нас неприятности. — Уже? — спросила она без интереса. — А ты знала, что они будут? — спросил Голдобов с подозрением. — Конечно. Ты думал, что убийство — это конец? Нет, только начало. Не знаю, кто из вас уцелеет, не знаю. — Ты уцелеешь, — обронил он. — Боюсь, что после этого разговора и мне не выжить. — За кого ты меня принимаешь, Лариса? — Мне кажется, Илья, ты сам до конца не знаешь о своих способностях. Ты не один раз говорил, что тебя ничто не остановит. В тех или иных случаях… Я поверила. И теперь еще раз убедилась, ты говорил правду. Тебя ничто не остановит. Ты доказал это. Поэтому я вполне отдаю себе отчет в том, что мне грозит за такие непочтительные речи. Голдобов подошел к холодильнику, вынул бутылку водки, с хрустом свинтил пробку, налил в первый попавшийся стакан и выпил. — Тебе налить? — спросил у Ларисы. — Конечно, нет. — Как хочешь. Что намерена делать? — Не знаю… Не решила. Подумаю. — Тебе нужно уехать. Подальше и надолго. Так будет лучше для всех нас. — Особенно для тебя, — криво усмехнулась Лариса. — Нет, Лариса, — зло сказал он. — Особенно для тебя. Ты ведь тоже слегка… замарана. Ты тоже нуждаешься в спасении. Не меньше, чем другие. В том, что случилось с Николаем, есть и твоя вина. — Есть, Илья… Тут ты прав… Вина есть. Но убийца — ты.