— Придется кое-кого потревожить, верно. Но вот кого? Буржуев всяких, царевых чиновников-кровососов. Еще помещиков: сколько им нашей землей владеть? — Так все же ответьте мне оба: кровь лить вы готовы? Понимаете, что без нее революций не бывает? Вон во Франции сто с лишним лет назад такое устроили… Сами друг друга потом перевешали. — Я не знаю, что там во Франции, а у нас в России будет по совести, — заявил Сажин. — Это что значит? Тут Кизяков вдруг оглушительно чихнул и пробормотал: — Шайтан… — А то и значит, что по совести. Что она подскажет, то и будет. — А кто решит, по совести ли дело делается? — Мы, крестьяне. — А другие что, не люди, по-вашему? — возмутился сыщик. — Только тот, кто землю пашет, голос имеет? — Нет, другие тоже, — авторитетно пояснил есаул. — Но не все, а лишь те, которые трудятся. — Это пролетарии? При этих словах баталер опять чихнул и бухнул: — Два шайтана! Вот прилипло… И пояснил коллежскому советнику: — На вахте я простудился. Сажин улыбнулся товарищу и опять заговорил, как поп с амвона: — И пролетарии, и всякие другие трудящиеся люди: приказчики в магазинах, проводные[37] в поездах, лесные объездчики, рыбаки-охотники, половые в трактирах… тормозные кондукторы… — Ну а тех, кто на Марсовом поле потолки красит, их куда отнесешь? — Мазурики? До них нам дела нет, пусть живут, как хотят. — Так. А инженеры, доктора, учителя? — Полезный народ. Куда мы без них? — А полицейские с сыщиками, значит, бездельники? — ухмыльнулся Алексей Николаевич. Сажин ответил с удивительной серьезностью: — Сегодня вы нужны. Потом да, надобность в вас отпадет. — Потом? — Да. Когда мы власть заберем у господ и устроим справедливую жизнь. — И куда тогда воры денутся? — Крестьяне сами будут их ловить, пока те не кончатся. Ну, у Кольки-куна есть по ним еще особые соображения… — Бред, ведь полный бред! Это вам атаман напел? — Да. На него озарение нашло, когда он в плену помер, а потом ожил. Открылось человеку. Он у нас теперь вождь. Лыков растерялся. Сидевшие перед ним люди были опасные бунтовщики. Они собирались свергнуть законную власть, которую сыщик обязан защищать. Но в то же время это были люди, желающие справедливости, пусть и в своем наивном понимании. А ведь начальство, услышав такие речи, ввинтит ребятам каторгу… — Так, — встал сыщик, — все понятно. Ничего у вас не выйдет! Самодержавие ввосьмером не свалить, только шеи себе поломаете. — Может, мы и погибнем, но за народное счастье, — с пафосом произнес Кизяков. Есаул опять улыбнулся: — Зот у нас любит красное словцо. Зато товарищ хо… Тут баталер вновь чихнул и крикнул в отчаянии: — Три шайтана! — Вот до чего его ваши вахты дурацкие довели, — попенял коллежскому советнику Сажин. — А мы зачем воевали? Кровь ведрами лили, и свою, и японцев — а они, чай, тоже люди! Вы, вашебродь, на войне были? — Давно, на турецкой. — Та не в счет. Там мы братьев-славян от турецких зверств спасали. А кого мы в Маньчжурии спасаем? Китайцев, что ли? Или ваши господские барыши? Не стыдно народную кровь лить для-ради золотого тельца? Ну чистые Робин Гуды… Лыков поспешил сменить тему. — Почему я у вас в комнате водки не нашел? Восемь мужиков… — Николай Егорович запретил пить, пока не сделаем революцию, — пояснил Зот. — М-да… Завтра договорим, головопяты. Утром вас переведут на Шпалерную, в домзак[38]. Там с питанием получше. Подумайте вечерком, так ли просто жизнь устроена, как кажется. Пожрать скоро принесут, а это вам на табак. Сыщик выложил на стол рубль и ушел. Однако увидеться с «японцами» ему пришлось раньше, чем он планировал. Рано утром Лыков брился, когда в комнатах зазвонил телефон. Алексей Николаевич подошел, снял трубку и прижал ее к намыленной щеке: — Лыков у аппарата. Послышались щелчки, а потом голос: — Алексей Николаевич, это подполковник Сакович! — Слушаю вас, Ромуальд Иванович. Что случилось? Подполковник Сакович был приставом Второго участка Нарвской части. — Приезжайте сюда срочно! Тут такое творится! — Что творится, Ромуальд Иванович? Я быстро не сумею, еще не завтракал. — Какой завтрак?! — голос пристава сорвался на визг. — Ваш Колька-кун приставил мне револьвер к спине! А в другой руке у него бомба! Он требует выпустить товарищей, иначе грозит взорвать участок к собачьим чертям. Что мне делать? Погибать неохота, и людей жалко — у нас казарма городовых за стеной… — Лечу! Коллежский советник помчался сломя голову. Второй участок находился в здании самой Нарвской части, на Ново-Петергофском проспекте. Было еще очень рано, но в воздухе витало сильнейшее напряжение. У входа в часть столпились городовые. Казалось, они боятся войти внутрь, но и отбежать подальше тоже боятся… Среди них ходил старший помощник пристава поручик Филодельфин, ободрял подчиненных, но как-то фальшиво. Увидев подъехавшего Лыкова, он обрадовался и кинулся ему навстречу: — Алексей Николаевич! Слава Богу, вы здесь. А у нас… вот… — Где пристав? — сходу спросил Лыков. — Там, внутри. Он, как бы сказать… — На прицеле? — Вот! Именно так. — Вы заходили внутрь, Николай Осипович? — Попытался, но далеко меня не пустили. Колька-кун — так зовут этого негодяя — велел освободить дорогу, чтобы он мог вывести своих людей. Иначе грозится Ромуальда Иваныча убить, а участок взорвать. — Что вы решили? Филодельфин оглянулся на подчиненных, понизил голос и сказал: — Я решил схитрить. А именно — дать им всем выйти, вместе с Саковичем. И пролетку предоставить, чин чином. А когда они пристава отпустят, по ним из подъезда напротив дадут залп. А? Ловко? — Откуда, вот из этого дома? — Точно так. Я уже посадил там пять человек с винтовками. Все бывшие солдаты, они промаху не допустят. — А если допустят? А если Колька-кун пристава с собой возьмет, для страховки? Что тогда? Поручик растерялся: