– Слышу, Наташка, – говорит Ярослав. – А ты знаешь, что она сделала? – Что? – Ну, не знаешь, и ладно. – Клава сама тебе позвонит. Она попала в жуткую историю… Долго рассказываю. Никакой реакции. – Ты меня слышишь, Ярослав? Ярослав Платонович Гусаков У меня что-то случилось с горлом. Спазм, наверное. Я предчувствовал, что рано или поздно придётся отвечать. Одно время даже удивляться стал: что же это мне всё с рук сходит? Значит, высшей справедливости нет? Оказывается, всё-таки есть. Я бросился к книжному шкафу. Там у меня лежит альбом с детскими фотографиями. Посмотрел на себя, двадцатилетнего, и мысленно представил Клаву. Сомнений практически не оставалось. Наташка не врёт. Это наша дочь. Пряхин Прихожу к Ярославу. Он должен что-то знать про Волнухина и Ваню. Капиталист ведёт себя сегодня как-то странно. Никакой неврастении, спокоен, как танк. Спрашиваю прямо: был ли раньше знаком с Волнухиным? И не думает ничего скрывать. Говорит, встречались пару раз у Смирновой, но это было очень давно. Показываю фотографию Волнухина. Никого не напоминает? Ярослав то ли не догадывается, то ли не хочет играть на моей стороне. Неожиданно спрашивает: – Петрович, а ты в курсе, что Гультяев взял за вторую девчонку сто тысяч зелени? Я озадачено молчу. Ярослав чеканит каждое слово: – Твой друг Гультяев положил за щечку сто тысяч зеленых, которые принадлежат мне. Разберись с ним. Спрашиваю: – Откуда такие сведения? Дочка поделилась? Ярослав понимает, что я обо всём догадываюсь, и меняет тон: – Петрович, давай по-человечески замнем это дело. Всё равно оно не имеет перспективы. Мало ли что бывает между детьми и родителями. – Ошибаешься, Ярослав Платонович, – отвечаю ему. – На тот момент Клава ничего не знала, и ты ничего не знал. Знаешь, в Америке был случай, сын обокрал свою мать. И что ты думаешь? Судили пацана, дали срок. – Россия не Америка, – бормочет Ярослав. – Правильно, у нас сидеть тяжелей. От Ярослава иду к Гультяеву. Надо отобрать деньги, пока не все потратил. Мне открывают не сразу. На пороге сам Кирилл. Растрепанный, злой. Привёз, оказывается, для разговора Элю. И по ходу дискуссии на тему, как найти Ваню и Клаву, возбудился. Полез на девчонку, но, видно, без подхода и без ласки. А у неё к тому же красные пришли. Кусок идиота! Велю девчонке привести себя в порядок. Эля удаляется в ванную. Бью Гультяева по морде. Нет ничего оскорбительней пощечины. Но от моей пощечины он едва удерживается на ногах. У него двоится в глазах. Я стряхнул ему лампочку. – Еще? – Нет! – Гультяев поднимает руки. – За что, Петрович? – Не за что? Бью по другой щеке. Из носа Гультяева течёт кровь. Теперь он всё понимает. Достаёт из серванта десять пачек зелени, кладёт на журнальный столик. – Вот, – говорит, – я просто вкладывал в одно срочное дело. Тут вся сумма. Требуется воспитательный момент. – Заплатишь штраф. Треть этой суммы. Торопить не буду, но заплатишь по полной. – Побойся бога, Петрович! – голос у Гультяева подрагивает. – Это ты теперь будешь бояться. Эля выходит из ванной. Велю ей сесть в кресло напротив. Она понимает, что Гультяеву от меня только что досталось. Замечает на журнальном столике пачки зелени. Я говорю: – Это десятая часть суммы, которую украла твоя подружка. Если поможешь, эти деньги – твои. Эля жалобно просит: – Отпустили бы вы меня. Я за Клавкины глупости уже пострадала. – Ты какие глупости имеешь в виду? Выкладывает, что произошло в Свидлове. Это для меня не новость, но нелишнее напоминание, что Клаве не в первой нарушать уголовный кодекс. Трудно будет адвокату доказать, что кража из сейфа – ее первая детская шалость. Развожу девчонку на зависти. Вот видишь, говорю, ты страдаешь, а Клава сейчас купается в деньгах. И, небось, делится с тобой, как ей хорошо. – Она мне не звонит, – говорит Эля. – Ну, правильно, – соглашаюсь. – Ей сейчас не до тебя. Ей и Ваня нужен до тех пор, пока она в закрутке. Правильно я понимаю? Есть в нашей жизни то, что я называю сотрудничеством со злом. Это когда обстоятельства или люди принуждают нас смиряться или соглашаться с тем, что нам противно. В этот капкан достаточно сунуть палец – зажуёт всю руку. Сам себе будешь противен, а ничего уже не сделаешь, ты стал частью зла. Или зло стало частью тебя. Вытащить человека на это сотрудничество достаточно просто. Надо найти щель в его характере или в его отношении к близким людям. В данном случае щель заключалась в том, что у Клавы была куча денег и надежная опора в лице Вани, а Эля не знала, что с ней будет не то, что завтра, а даже через полчаса. Эля молчала. Она не стала отрицать мою характеристику Клавы. Значит, согласилась. Пошла на сотрудничество. Отлично! Пойдем дальше. – Ты неглупая девушка, Эля. Должна понять: человек не совершает преступление просто так. Он совершает тогда, когда он к этому подготовлен. Преступление нуждается всего лишь в предлоге. Ты согласна? – Ну, в общем, да, – пролепетала Эля. – Как ты думаешь: а к преступлению в суде Клава была как-то подготовлена? Я задал этот вопрос просто так, на всякий случай. Вдруг что-нибудь проклюнется. И даже ушам своим не поверил, когда Эля ответила: – Конечно. – А в чем это выражалось? – Одно время она была неравнодушна к Мартыну. У них были какие-то отношения. Он намного старше нас. Ему около сорока. Но он видный мужчина. К тому же у него власть в городе. С ним нельзя ссориться. Мартын клеил то Клаву, то меня… Эля споткнулась и замолчала. В такие моменты вопрос в лоб даёт немедленный результат. – Короче, он спал с вами обоими? – Да, – сказала Эля. Я тут же хотел набрать Волнухина и передать ему разговор с Элей. Если он нормальный отец, он не допустит, чтобы его сыну морочила голову лживая, подловатая девка. А если Ваня запал на Клаву, то теперь у него откроются глаза. Если он от неё отвернётся, она долго не пробегает. Жить негде, опереться не на кого. Но я тут же понял, что рассуждаю в корне не верно. Когда есть деньги, всегда найдётся, где жить. И когда есть деньги, всегда найдётся с кем жить. Короче, деньги целы до тех пор, пока Клава с Ваней. Ярослав Платонович Гусаков