Девушка едва оторвалась от работы: — Да, Александр Владимирович, со мной. — Какие действия предпринимает сейчас служба охраны? — это был вопрос по существу. — Каким образом она собирается сотрудничать с ФСБ? — Ведется проверка людей, бывших на совещании. По порядку с конца списка выходивших. — Почему я отстранен от этой работы? — тон Александра был прохладно-деловым, будто четверть часа назад они и не перекинулись в коридоре парой любезных фраз. — Работа была начата еще до вашего появления и… — Именно это я и имею в виду, Виктория Васильевна. Служба охраны несколько часов не ставила нас в известность о происшедшем здесь убийстве; лично я узнал об убийстве по радио, впрочем, как и мой непосредственный начальник… Ваша служба самостоятельно произвела осмотр места происшествия, сейчас как бы потихоньку производит какие-то оперативные мероприятия, — и все это для того, чтобы изолировать от дела ФСБ. Извините, но такое складывается впечатление… У девушки слегка побледнели губы. — Вы серьезно? Бондарович развел руками: — Это одно из предположений, и, согласитесь, весьма небезосновательное. Макарова ответила официальным тоном: — Если вы ставите вопросы в таком ракурсе, то ни мое звание, ни моя компетенция не позволяют на них ответить. «Опять глухая стена! Даже за таким милым личиком». Банда допил кофе и чувствовал себя теперь очень бодрым, опять готовым к действиям: — В таком случае я хочу получить ответы от генерала Кожинова. — На этот случай мы получили четкие инструкции, если вы помните… — парировала Виктория Макарова. — А самодеятельность в этих стенах, как вы понимаете, исключается. — Да, конечно: я должен держать связь через вас и не соваться к генералу со своими маленькими проблемами, — Александр, подавляя в себе раздражение, огляделся. — Каким телефоном можно воспользоваться? Виктория молча поставила перед ним аппарат. Бондарович в раздражении набрал номер генерала Щербакова. — Слушаю, Щербаков, — раздалось в трубке. — Разрешите доложить, товарищ генерал? — Банда испытующе взглянул на Викторию, но та почти демонстративно отвернулась к клавиатуре. — Откуда вы звоните? — спросил Щербаков; ясно, что он с нетерпением ждал этого звонка. — Из охраны. — Хорошо, докладывайте. — Документы я получил, место осмотрел, однако к тому времени труп уже увезли, — четко докладывал Банда, попутно оглядывая сзади стройную фигурку Виктории Макаровой; фигурка была что надо. — Получил показания охранника… Это все… — Да, не густо. — Мне выделен лейтенант для связи, к остальным мероприятиям я не допущен. Прошу дальнейших инструкций. На генерала, казалось, сказанное Бондаровичем не произвело большого впечатления: — Хорошо, майор, попросите на всякий случай разрешения на участие в допросе задержанного, но я сомневаюсь, что вы его так запросто получите. Славу делить никто не любит. А тут еще такое нашумевшее дело… В случае отказа просто отправляйтесь домой спать. Завтра вы понадобитесь, чтобы оформить это дело до конца. Подчеркиваю — оформить. Как участник следственной группы будете представлены к поощрению… — Разрешите выполнять? — у Банды было ощущение, что его здесь поставили за дурака. Последовали короткие гудки. Известие о каком-то задержанном было полной неожиданностью для Александра. Бондарович поднял глаза на Макарову: — Как представитель ФСБ в следственной группе я хотел бы знать: кто и на каких основаниях задержан. Кроме того, я требую участия в его допросе. Если, конечно, меня здесь вообще принимают всерьез… Виктория, казалось, была сама удивлена: — Хорошо, я попробую связаться с шефом, — девушка поднялась из-за компьютера, — подождите немного, — она торопливо покинула кабинет. Александр подлил себе еще кофе. Виктория Макарова, 11 часов 30 минут ночи, 23 марта 1996 года, кабинет Кожинова. Виктория быстрым шагом проследовала к кабинету Кожинова. Девушку мучил вопрос: неужели и правда убийца пойман?.. Перед дверью кабинета стоял один из молодых охранников. Он остановил Макарову: — Минутку, — и заглянул в кабинет. — Товарищ генерал, к вам Макарова… — через несколько секунд охранник повернулся к девушке. — Заходите. В кабинете, кроме шефа, находились его заместитель — полковник Карпик — и капитан Егоров. Разместившись с разных сторон стола, они допрашивали мужчину лет сорока — типичного альбиноса, высокого, худого, с редкими белыми волосами и такими же белыми бровями и ресницами. В кабинете царил полумрак, потому что горела только настольная лампа. Генерал Кожинов, у которого от постоянного напряжения часто воспалялись глаза, не любил яркого верхнего света. Задержанный заметно нервничал, точнее, был почти в истерике, он курил короткими затяжками, делая судорожные, суетные движения. Виктория молча застыла возле стенки. Кожинов залез пальцами в пепельницу на столе и вытащил оттуда окурок, который только что затушил альбинос. — Вот этот нам вполне подойдет, давайте сравним, — Кожинов достал из стола другой окурок, но — в полиэтиленовом пакете и с биркой. — Вот, пожалуйста, сами убедитесь, совпадает марка — «Житан», совпадает и характерный прикус — вы держите фильтр зубами, совпадает манера излома при затушивании… Наверное, совпадет и группа крови, которую не трудно будет определить по следам слюны? Что вы на это скажете? — Всего-то, что это, наверное, два моих окурка. Что из того? — альбинос схватился руками за стол. — Разве это может что-то значить? — А то, что окурок этот найден в курительной комнате, где был убит Смоленцев, — у Кожинова было багровое лицо, на лбу поблескивали капельки пота. — Причем это единственный найденный там окурок, помимо, конечно, фильтра от сигареты самого Смоленцева. — Но я же сразу сказал, что был в курилке и курил там, это же совершенно естественно. Почему из этого вдруг вытекают какие-то подозрения? Генерал Кожинов грозно сдвинул брови: — Сказали вы это далеко не сразу, а только после того, как вас строго допросили и предъявили ручку с вашими, как уже известно, отпечатками пальцев, найденную в туалете. — Сказал не сразу, потому что испугался, — это тоже естественно. И вы испугались бы на моем месте… К тому же… — Что — к тому же? — Не терял я никакой ручки, — губы альбиноса заметно дрожали, дрожал и голос, — я в туалет вообще не заходил. Я сидел и курил после совещания, когда в туалет зашел Смоленцев. Я затушил сигарету и вышел оттуда. — Вышел и все? — усмехнулся Кожинов. — Все. Делайте со мной, что хотите. Это все, что я могу сообщить вам по делу об убийстве. — Хорошо, Олег Александрович, допустим, что все так. Но хотелось бы знать, почему вы так сразу, торопливо покинули помещение. Куда-то опаздывали? Альбинос чуть не плакал: — Нет. Я никуда не опаздывал. У нас были неприязненные отношение с Виктором в последние месяцы, поэтому мне не хотелось с ним разговаривать. — Вы здоровались? — Нет. Генерал вел допрос в довольно быстром темпе. Подозреваемые часто не выдерживают этого темпа и проговариваются, что, естественно, значительно облегчает следствие. — Почему вы поссорились? — Я работал у него, а потом вследствие производственных проблем ушел из его телестудии. Кожинов заметно оживился: