Девушке показалось, что дежурный офицер смотрит на нее не так, как обычно. Тревожные какие-то были у него глаза и как будто подозрительные. И когда она прошла КП, прямо-таки спиной ощущала, что офицер провожает ее пристальным взглядом. Девушка шла по коридору, — все, с кем встречалась, на нее будто оглядывались; и еще ей представлялось, что ковровая дорожка под ней горит, полыхает угольями. Громко стучало сердце… в висках. В приемной секретарь посмотрел на нее какими-то недобрыми глазами. Не откладывая, заглянул в кабинет: — Товарищ генерал, к вам Макарова… — и с ядовитой улыбочкой — уже ей: — Проходите. Виктория хоть и нервничала сильно, но была вежлива даже с секретарем, — кивнула ему. Подумала только: «Набирают же откуда-то таких червяков…» Генерал с тяжелым лицом сидел за своим столом и поднял вопросительные глаза на Викторию. Багровый цвет лица шефа не предвещал ничего хорошего. — Садись, — указал Кожинов на стул. — У меня один вопрос к тебе, Виктория Васильевна: ты со мной или уже нет? — он пронзительно посмотрел на женщину. — Отвечать на него не надо, это бессмысленно. Только помни, что вопрос этот тебе был задан. А теперь рассказывай… Виктория сама удивилась, какой ровный и спокойный у нее был голос: — Вчера во время беседы с заместителем Смоленцева я узнала, что Смоленцев вел переговоры с директором «Экобанка» и Липкиным относительно перспектив развития телестудии. Сопоставив это со списком, который вручила мне Елена Монастырская, я предприняла попытку встречи с Липкиным, связавшись с ним через Зацепина. У Кожинова было непроницаемое каменное лицо: — Встреча произошла? — Да. Только что… — Результат? Виктория достала из внутреннего кармана пиджака диктофон и, отсоединив проводок микрофона, положила диктофон перед генералом. Девушка отмотала пленку немного назад и нажала клавишу воспроизведения. Зазвучал голос Липкина: «…уровень тотальной слежки и информированности вашей службы. Поэтому мы считаем, что этого бедного педераста, так удачно подвернувшегося под руку, спровоцировали на драку со Смоленцевым, потом талантливого журналиста профессионально добили, а вину возложили на Глушко». Виктория остановила воспроизведение, сказала: — Они угрожают поднять немедленный шум, как только будет предъявлено официальное обвинение и они получат доступ к Глушко. — Понятно. Тогда такой вопрос. На него надо ответить, — генерал посмотрел на девушку так пристально, словно взял под микроскоп. — Что с тобой происходит? Виктория и не думала запираться: — Я чувствую неладное. — И я это чувствую, — горько усмехнулся генерал. — Мне не нравится вся эта история. Меня это настолько обеспокоило, что я предприняла некоторые самостоятельные шаги… Хотя понимала, что рискую, — возможно, откровенность в данной непростой ситуации была для Виктории единственным правильным выходом, и она интуитивно нашла его. — Я стала даже сомневаться, тем ли делом занимаюсь. Откровенность ее впечатлила шефа: — В переводе на русский язык, ты засомневалась во мне. Ты нашла уже ответы на свои вопросы? — Нет, недостаточно информации. В основном, новые вопросы, — Виктория не прятала глаз. — Если не можешь принять решение, не надо с ним спешить; надо накапливать информацию — разве этому правилу не вы меня учили? — это она ловко ввернула Кожинову; оппонента удобнее всего охаживать его же оружием — это наиболее действенный из приемов. Кожинов, разумеется, оценил ее тактику: — Я не буду читать тебе мораль, — бесполезно. Через некоторое время ты все выяснишь для себя. Скажу только, что я прочил тебя на серьезную работу и не торопился. Полагаю, хорошо делал, что не торопился… Скажу больше, у талантливого и самостоятельно мыслящего специалиста бывают временами периоды кризиса. В какой-то степени это даже неизбежно, потому что он, находясь внизу, не видит общей картины. Ее должна заменять абсолютная вера своему начальнику. Если веры нет, то не стоит работать, — Кожинов, говоря все это, кажется, что-то уяснял и для себя. — Начальник вынужден иногда приносить в жертву своих людей, но они знают, что это абсолютно неизбежный риск. Особенно когда коллектив занимается серьезным делом… Ты знаешь, что снят с поста Министр обороны? Виктория вскинула глаза: — Нет, когда? — Два часа назад. Кроме того, ты поговорила с Липкиным. И это в такой-то момент!.. Знаешь, сколько у меня… и у Президента… есть врагов, которые просто мечтают иметь твое фото? Я не внешние данные твои имею в виду и не поклонников. Представь, что тебя все-таки засняли в обществе с Липкиным. Представила? Виктория отвела глаза и промолчала. Кожинов смотрел на нее в упор: — Думаешь, они не используют такое роскошное фото? Не представят факт встречи в выгодном себе свете? Тогда грош тебе цена, как специалисту… — Я приняла меры предосторожности. — Предполагаю. Наши ребята видели тебя… — Уже это гарантия, что меня никто не заснял, — Виктория не упустила случая обратить минус в плюс. — Ты должна осознавать, умница, в какую гущу попала, — он посмотрел на нее хмуро, из-под бровей. — Я могу сделать для тебя по старой дружбе только одно: Президент в скором времени начинает предвыборное турне, первый город — Ярославль. Ты сегодня же уезжаешь туда в командировку и проводишь комплекс предварительных мероприятий. Бригада приедет попозже, но многое ты сможешь сделать и сама, поучишь там местных… Я не хочу садить тебя под замок. Инструкции получишь у Карпика. Иди. Оставив диктофон на столе, Виктория покинула кабинет шефа. Она была так взволнована, что даже забыла попрощаться… Наум Кожинов, 12 часов 15 минут дня, 25 марта 1996 года, Кремль. Кожинов закончил прослушивать разговор Виктории и Липкина. Интересный, конечно, разговор… Задумался, припомнил на первый взгляд незначительную деталь: Макарова, докладывая о наружной слежке, сказала, что Смоленцев встретился с «неизвестным мужчиной» и что пленка в лаборатории. В лаборатории… Кожинов набрал номер технического отдела: — Это Кожинов. Мне — фототехника… — Одну секунду… Когда к телефону подошел фототехник, генерал спросил: — Макарова брала у тебя что-нибудь в последние дни? Последовала полусекундная пауза, которая совсем не понравилась Кожинову. — Отвечать! — рявкнул генерал. — Фотографию из брака, где Смоленцев и Липкин, — зачастил испуганный фототехник. — Но что здесь такого? Ведь все и так шло через нее… — Не люблю я этого «ведь», — оборвал парня Кожинов. — Исключи его из своего лексикона… Подожди-ка… Кожинов взял переговорное устройство: — Всем постам: задержать Макарову, срочно доставить ко мне в кабинет в сопровождении. Из переговорника прозвучал ответ: — Контрольно-пропускной. Макарова покинула здание десять минут назад. Генерал скрипнул зубами: — Отбой. Потом сказал трубку: — Степан, зайди ко мне. По дороге вспомни все подробности визита Макаровой за фотографией. Потом еще сделал звонок: — Сухотин, принеси мне запись Принцессы, вчерашний день с девяти до одиннадцати. — Сию минуту… Генерал крикнул в дверь: — Дежурный! В дверях появился дежурный сотрудник: