Бондарович и Макарова, 9 часов вечера, 25 марта 1996 года, дорога. Машина шла легко. Это была не машина, а птица. Двигатель работал почти неслышно. — Куда мы направляемся? — спросил Александр свою спутницу, когда миновала непосредственная опасность. Виктория ответила неопределенно, но с мечтательной улыбкой: — В уединенное место для отдыха новых русских, — девушка уже успокоилась. — Гм, — только и сумел ответить Бондарович. Виктория все же сочла необходимым пояснить (во всяком случае большого государственного секрета она не выдавала): — Во времена, когда я опекала Елену Монастырскую, она вместе со Смоленцевым дважды бывала здесь — ну в этом месте, которое я хочу показать, — с компанией бизнесменов и телевизионщиков. Оба раза по несколько дней. Хозяин знает меня и приютит, не задавая лишних вопросов. Помнится, мы были с ним в добрых отношениях. — А если он в курсе последних событий? — Что я в розыске? — девушка пожала плечами. — Он умный. Сам разберется. — Принял к сведению… Продолжим анализ? — езда по вечерней дороге доставляла Александру видимое удовольствие. — Ты сказала… Прости, но я, кажется, перешел на «ты», сам не заметил. Это как-то естественно. — Не ждать же брудершафта, — резонно заметила Виктория. — Хорошо. Ты сказала, что круг наших подозреваемых весьма ограничен. Объясни. Виктория собралась с мыслями: — Мы выяснили, что Смоленцев в какой-то мере шел на контакты с коммунистами… — Давай говорить проще, — бесцеремонно перебил ее Банда, — к примеру, у Елены сложилось мнение, что Смоленцев решил ее предать. Он снюхался с коммунистами и решил разыграть эту карту. Имело значение и желание личного мщения, так как Елена все-таки отдалила его от себя. Он явился ее шантажировать, требуя диких льгот и дотаций. Девушка в некотором сомнении склонила набок голову: — Дело в том, что Принцесса сама поручила ему составить список, но это может означать только то, что она нервничала и торопила развязку событий. — Ясно. Что означал для Елены уход Смоленцева на сторону врага? — Личный крах как политического деятеля. Это можно утверждать с полной уверенностью. Смоленцев знал массу тайн, будучи в прошлом ее личным другом; знал план пропагандистской кампании, все предвыборные планы. — Серьезно!.. — кивнул Бондарович. — А если учитывать его прямой выход на средства массовой информации… Ее карьера оборвалась бы, не начавшись. Александр мельком взглянул на Викторию: — Как ты полагаешь, это достаточный повод для того, чтобы отдать приказ на убийство в собственном доме? — Нет. Впрочем, трудно сказать, к каким угрозам может прибегнуть человек, мучимый обидой. Принцесса могла сказать что-нибудь такое… А ее охранник Борис — услышать и принять за приказ. Он — дурак. Он мог перестараться. Было бы уже темно — если бы не свет фонарей и окон; Банда внимательно следил за дорогой: — Тогда какова здесь роль Кожинова? — Тут все просто: он прикрывает Президента, для которого такая история — политическая гибель. Кожинов делает свое дело. Хоть мытьем, хоть катаньем — любыми путями выгородить Президента. Кожинов просто намеренно топит первого попавшегося под руку идиота… Но мы ведь обговариваем лишь одну конкретную версию. Опять пошел дождик. Город погрузился в глухую черно-серую мглу. Фары встречных машин мутными пятнами мелькали в мелкой мороси. Александр включил «дворники», потушил сигарету. — Виктория, а насколько ты веришь в эту версию? — В том-то и дело, что не знаю. Елена — здравомыслящая уравновешенная женщина. Но я ведь помню ту историю, из-за которой ушла с должности ее личного охранника. Елена отнеслась к моим порывам вмешаться удивленно и, что самое неприятное, высокомерно. Для нее просто ничего не значили проблемы какой-то актрисочки. Казалось, она просто не верит, что столь низкое существо, как смазливая глупенькая актрисочка, способно чувствовать боль или стыд, или еще какие-то человеческие чувства. Насколько развился у Принцессы этот комплекс с тех пор, я не могу судить. Если паранойя власти проникла в ее сознание, то ей вполне могло показаться, что жизнь Виктора Смоленцева не слишком важная штука, когда речь идет о ее амбициях. Остальное — вопрос случая и недостаточной опытности в таких делах. — Понятно, Виктория. А не мог, например, сам Кожинов организовать это для нее? Девушка покачала головой: — В Кремле — нет. Для нее — нет. — Почему? — Они терпеть друг друга не могут. — Кто еще в списке? — Сам Кожинов. Александра очень увлек разговор: — Ты подозреваешь его в предательстве? — Он верный цепной пес. Но он тоже привык за эти годы к власти, — Виктория с легкостью строила разные модели, демонстрируя ясный хороший ум. — Теперь, когда власть Президента находится под большим вопросительным знаком, Кожинов мог захотеть остаться на своем посту — или где-нибудь рядом — и при новом Президенте. Такие случаи бывали, причем, чаще, чем любые другие. — Что делать в этом случае? — время от времени поглядывая на девушку, Александр открыто ею любовался. — Попытаться раскрыть Президенту глаза. — Как? — изумился Банда. — Через ту же Елену. Александр задумался на минуту: — Я понимаю, что мы должны в первую очередь встретиться с Монастырской. Ты в состоянии как-то связаться с ней? — Я видела список ее мероприятий на завтра, мы ведь… — она запнулась, — обеспечиваем охранные мероприятия. Можно что-то придумать. — Хорошо. Что у нас на третье? — Вся эта катавасий может быть происками некоего третьего лица. — Стоп, Виктория, — вздрогнул Бондарович, — ключевое слово — «катавасия». Бондарович начал высматривать что-то на обочине и подрулил в конце концов к таксофону. Когда парень вышел из машины, Виктория последовала за ним. Номер, который набирал Александр, был ей незнаком. — Алло, Марина Григорьевна, — несколько заискивающим тоном проговорил Александр, когда абонент ответил, — я снова не смогу появиться дома, срочные дела, служба, понимаете… Вы покормите котика, пожалуйста, — Банда досадливо скривился, — мне крайне неудобно, но я даже не уверен, есть ли что-нибудь в холодильнике… Не то связь работала так хорошо, не то голос Марии Григорьевны был, чересчур громок, но даже Виктория слышала, как старушка сказала: — Помолчи, милок. Я к тебе заходила уже, так на меня накинулись и обыскали. Страху нагнали… Засада у тебя. Кота — сердечного — заперли в ванной и голодом морили… Я Филю забрала все-таки к себе, настояла, а их выругала всех. Так что пусть живет у меня твой хищник, пока не вернешься. — Вы просто золото, Марина Григорьевна, я давно уже ваш должник, — поцеловал Бондарович микрофон и поскорее повесил трубку, — пока не успели определить, в каком районе города находится автомат. Виктория тихо засмеялась: — Я-то думаю, что за ключевое слово «катавасия», а он больше всего за кота переживает. Заинтриговал меня — хуже некуда. Так и говори, что «котовасия»… — кот Вася… Ей-Богу, надо обязательно увидеть это сокровище. Александр улыбнулся ей в ответ: — Бабе Марине я давно уже дал дубликат ключей — из-за того, что часто не могу вовремя вернуться и покормить кота. Она каждый вечер звонит в дверь, и если я не открываю, то входит и кормит зверя. А сегодня она попала в засаду, но кота однако спасла. — Да, я слышала. Сколько хлопот вокруг него. — А дома-то засада!.. — Это все из-за меня… Александр, хмыкнув, сказал в пространство: