– Ребятам надо повредить две установки залпового огня, пару гаубиц, сжечь вертолеты, вывести из строя минометы. – Преодолев позиции охранения аэродрома, – напомнил Швец. – Штурмовая группа, состоящая из боевых офицеров, прошедших горячие точки, без труда прорвет оборону аэродрома. Кроме гранатометов она имеет автоматы, пулеметы и ручные гранаты. Техника же на небольшом учебном летном поле стоит скученно. Я считаю, что ребятам удастся не только выполнить задачу, но и быстро отойти в район эвакуации. – Знаешь, Костя, неплохо было бы захватить одну БМ-21 да влупить из нее по роще. Волков улыбнулся: – Неплохая задумка. Надо прикинуть, как это сделать. Но очевидно, что для подобного варианта отработки главного объекта двух групп будет недостаточно. – Так сними ребят, которые должны атаковать батарею, и перебрось их на аэродром. – Надеешься на то, что твоя «Нона» выведет из строя всю артиллерию бригады? А если самоходку подобьют после первого же выстрела? Как бы ни маневрировала «Нона», но на одно орудие ставку делать не следует. Поэтому считаю, что группу отводить от батареи нельзя. Слишком дорого может обойтись попытка завладеть установкой залпового огня. Швец подумал, согласно кивнул и сказал: – Ты прав. Рисковать мы не имеем права. – Тем более что за спиной у гвардейцев и «державников» первая диверсионная группа. – Всего десять человек. – Да, немного. Но достаточно, чтобы захватить командный пункт Лютого. Потом они с холма проведут массированный обстрел рощи, до того как батальон и сотня пойдут на город. А это, знаешь ли, сильный психологический удар. Ты готов наступать, а тут тебе в спину бьют из гранатометов, автоматов, пулемета. И главное, непонятно кто. Цель таких жалящих ударов как раз состоит в том, чтобы дезорганизовать и деморализовать противника, расстроить его боевые порядки. Что предпримут в этом случае комбат гвардейцев и Лютый, если, конечно, их не положат на КНП? Они или их заместители вынуждены будут разворачивать силы и атаковать холм. Наступать, имея за спиной противника, нельзя. Это понятно каждому человеку, мало-мальски знакомому с тактикой ведения боевых действий. Заняв же господствующую высоту и не обнаружив там противника, националисты повернут к городу. Наблюдая их движение, можно будет установить направление главного удара. – Первая диверсионно-штурмовая группа займет КНП, обстреляет гвардейцев и «державников». Потом она тоже должна отойти в район эвакуации? – Да. Потому что израсходует почти весь боезапас при решении основной задачи. Группы выходили к Зареченску пешком, по пересеченной местности. Поэтому ни дополнительного вооружения, ни боекомплекта, ни даже бронежилетов взять не могли. – Понятно! Значит, устроить этим уродам геенну огненную не удастся. – Оно тебе нужно, Сергей? Придет время, и они ответят за все свои преступления. Хотя… Швец взглянул на Волкова. – Что?.. – Минометный взвод. Сколько в нем стволов? – На аэродроме – четыре. – Значит, четыре расчета по три солдата, плюс взводный, связист, всего человек четырнадцать-пятнадцать? – Где-то так, а что? Предлагаешь захватить минометный взвод? – Нет, только пару минометов, остальные вывести из строя. – Это было бы неплохо. – Но тогда тебе надо выслать из города два расчета, чтобы они приняли от штурмовиков минометы и доставили в город либо сразу же применили по той же роще. Швец вздохнул и сказал: – А вот тут проблема. Конечно, шесть-десять человек выделить из ополчения можно, но им не пройти через позиции пятого батальона бригады, прикрывающего аэродром. – По железной дороге? – Тоже не выйдет. – Жаль. Тогда оставляем прежний вариант? – Да. В принципе, он совсем не плох. Если мы лишим Лютого артиллерии, вертолетов и минометов, то ему придется отдавать приказ на штурм города без огневой поддержки. Подчинятся ли офицеры бригады, понимая, что вводить технику в город – значит терять ее на каждой улице? У нас гранатометчики размещены в подвалах многих домов. Они практически перекрывают весь Зареченск по периметру. Штурмовать укрепленный пункт без техники тоже чревато. Наши стрелки находятся в укрытиях, а правительственным войскам придется перемещаться от одной баррикады к другой по открытой местности. Это неминуемо приведет к огромным потерям. Поэтому-то Лютый и обговаривает с артиллеристами, вертолетчиками и минометчиками порядок обеспечения беспрепятственного проникновения в полуразрушенный город армейских подразделений под прикрытием с воздуха. В этом случае штурм имеет все шансы на успех. Но мы не должны позволить этим головорезам устроить здесь кровавую оргию. – Ладно, Сергей, мне надо еще с группами связаться, так что с твоего разрешения пойду. Если что, я в штабе. – Давай, Костя. Волков вышел. Швец прошелся по кабинету. Позвонить жене, узнать, как она? Только вот Людмила засыплет его вопросами. Нет, сейчас звонить не стоит, а позже, ближе к ночи, надо будет предупредить. Начальник штаба решил пройти к бойцам, занимавшим позиции в здании администрации, проверить, как исполняется распорядок дня. Но тут в кабинет вошел начальник контрразведки и сообщил: – Сергей, Дед объявился! – Дед? Просто так он в город не пришел бы. И где наш Дед? Дедом в Зареченске называли девяностолетнего фронтовика Матвея Степановича Дудку, когда-то работавшего егерем в местном лесничестве. Дом его стоял в лесу, в двух километрах юго-восточнее Зареченска, там, где сейчас находились позиции десантной бригады. Дудка и прежде не жаловал верховную власть в стране, возникшей после развала того государства, гражданином которого до сих пор считал себя фронтовик, ну а с приходом новоявленных правителей, устроивших в столице кровавый шабаш, тем более. Поэтому создание ополчения старик воспринял позитивно, в первые же дни изъявил желание защищать город. Швец отказал Деду в зачислении в отряд, объяснил, что он больше нужен как разведчик, на тот случай, если вооруженные силы, верные путчистам, обложат Зареченск. Дудке это польстило. Он согласился, тем более что и на фронте до тяжелого ранения служил в разведывательной роте стрелкового полка. Как только войска окружили город, Дед принес полную информацию по расположению всех подразделений. Он проходил там, где другим путь был заказан. Возможно, потому, что в старике никто не видел угрозы. Как разведчик-одиночка Дудка был незаменим. – В приемной наш Дед! – ответил Витин. – Так чего ты его там усадил? Швец прошел в приемную. Дед сидел на стуле, ждал. – Здравствуйте, Матвей Степанович. Дудка поднялся. – Здоров будь, Сергей. – С чем пришли? – Разговор есть срочный! – Проходите, пожалуйста, в кабинет. С дороги чайку или чего покрепче? – Чайку, Сережа. Покрепче я у себя в хате выпью. Вместе с Настей. Анастасия Анатольевна, жена Деда, умерла двадцать лет назад. Но старик Матвей до сих пор разговаривал с фотографией жены так, словно общался с живой, единственной своей любимой женщиной. Одни считали, что старик тронулся умом, другие принимали это за чудачество, и только немногие понимали Дудку. В их число входил и Сергей Швец. Дед знал об этом. Сергей помнил те времена, когда в школу накануне Дня Победы приходил фронтовой разведчик, увешанный орденами и медалями. Вместе с ним появлялась и Анастасия Анатольевна, хрупкая миловидная женщина, тоже имевшая боевые награды. Сергей, как и все пацаны из его класса, с интересом слушал рассказы ветерана о той войне, казавшейся такой далекой и последней. Тот умел рассказывать. Ему было что поведать молодежи. А вот Анастасия Анатольевна больше молчала, старалась находиться в тени мужа. Все это сохранилось в памяти Сергея Швеца. В кабинете Дудка присел у стола совещаний, положил на него старческие, но еще сильные руки. Швец устроился напротив. Начальник контрразведки ушел по своим делам. – Так что у вас за разговор срочный, Матвей Степанович? – Вышел я сегодня из хаты, хотел дрова сложить. Плетень завалился, они и рассыпались. Тут ко мне солдат подходит и говорит, что его командир хочет поговорить со мной. Я и пошел. Командиром оказался капитан Пономарев, тот, который артиллерийской батареей командует, а с ним в палатке полковник Боровко, только в штатской одежде. – Боровко? – повторил Швец. – Он самый, бывший комбриг. – И что было дальше? – заинтересованно спросил Швец. – А дальше Боровко сказал, что штурм Зареченска назначен на пять утра субботы, то бишь завтра. Начнется он массированной артподготовкой с применением самоходок и «Катюш». – Дед по привычке все системы залпового огня называл по-фронтовому, «Катюшами». – Они должны обстрелять окраины, гаубицы – центр, площадь, уничтожить бронетехнику. Минометчики станут бить по улицам. После этого в бой пойдет третий батальон при поддержке вертолетов. Как только основные силы ополчения будут уничтожены, в город войдут бандиты национальной гвардии и сотни Лютого. Я не знаю, кто это такой, но Боровко сказал, что он теперь главный у правительственных войск и гвардии, которые стоят вокруг Зареченска. Потом в разговор вступил Пономарев. Кстати, он хорошо знает Стрельцова и просил меня передать тебе… Швец прервал Дудку: – Погоди, Матвей Степанович! Почему командир батареи считает, что ты можешь встретиться со мной? – Так я тоже ему говорил, откуда, мол, у меня, лесного старика, возможность пройти к начальнику ополчения? А капитан и Боровко только улыбнулись. Дескать, ты давай слушай и запоминай, что передать треба. Вот я и слушал. Командир артбатареи просил передать тебе, Серега, что, кроме третьего батальона, который находится под полным контролем нового комбрига Городича, никто больше в город не пойдет. Батарея стрелять по жилым кварталам не будет. Как я понял, комбаты меж собой уже обсуждали ситуацию и решили не выполнять приказ. А вот третий батальон на штурм пойдет. Скорее всего, откроет огонь и тяжелая артиллерия. Вроде бы Лютый договорился там с офицерами. Поднимутся и вертолеты. Этого хватит, чтобы разрушить и захватить город, в который потом войдут националисты и устроят резню. – Понятно, – проговорил Швец. – В принципе, Дед, ничего нового ни Боровко, ни Пономарев не сообщили. Дудка поднял ладонь. – Не спеши, Сережа. Это еще не все, что говорил командир батареи. – Что ж еще? – Он понимает, что в Зареченске нет сил, способных противостоять тяжелой артиллерии и атаке с воздуха. Допустить, чтобы националисты вырезали население, тоже не может. Поэтому предложил тебе прорвать линию блокады на стыке первого и четвертого батальонов, прикрываемом разведывательной ротой. Кстати, ее командир капитан Луцик тоже потом подошел в палатку. Разведчики пропустят твой отряд. Расчеты батареи имитируют бой, уничтожат два-три орудия и отойдут с позиций. Остальные стволы ты сможешь направить на бывший аэродром. Пушки уничтожат всю группировку, расположенную там. Но сделать это надо до пяти часов. Тогда ополченцам удастся отразить атаку третьего батальона, если он еще пойдет вперед, после того как бригада потеряет главную ударную силу и воздушное прикрытие. Если Лютый решится запустить в город своих головорезов вместе с национальной гвардией, ты сможешь побить их из орудий боевых машин, пулеметов, установленных на БТР, или огнем «Ноны». Я не понял, что за «Нона», мне объяснили. Как только батарея сделает свое дело, твои хлопцы должны будут уничтожить боезапас батареи, оставить пять-шесть снарядов и отойти, также имитируя бой. Пономарев вернет личный состав на батарею. Орудия проведут залп оставшимися снарядами, но по целям, которые укажешь ты. Главное в этой игре, Серега, не допустить потерь ни с той, ни с этой стороны. Скоты, которые готовы бить из тяжелых орудий, минометов, с вертолетов по мирному населению, не в счет. Они не люди. О нацистах и говорить нечего. Вот такой расклад, Сережа. – Это все? – По штурму – да. Боровко торопился, не хотел, чтобы о его приезде узнал Лютый. Еще он сказал, что после неудачного штурма столичная хунта отдаст приказ на отвод и расформирование бригады.