Часть 32 из 46 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 4
Прибыв на рабочее место, Лев вставил диск в компьютер и впился глазами в монитор.
Добросовестный Борис скопировал записи не в один, а в два файла. В первом находилось видео трех последних ноябрьских суток, а во втором — информация о трагическом дне октября, когда произошло самоубийство Ольги Рябовой.
Поскольку в данный момент Гурова больше всего интересовало, кто же «похозяйничал» этой ночью в квартире Рябова, он первым делом решил посмотреть ноябрьский файл.
Видео начиналось с дня перед кончиной Рябова. Чтобы не тратить время, он прокрутил запись в ускоренном режиме, остановив ее на девяти вечера, когда, по словам Максима, тот привез начальника домой.
На картинке действительно появился черный «Мерседес», из которого вышел солидный мужчина, габаритами и внешностью весьма напоминавший покойника, которого Гуров недавно видел лежащим поверх могильного холмика на кладбище. Мужчина вошел в подъезд, после чего от него отъехала машина, скрывшись из поля зрения объектива.
— Не соврал Максик, — улыбнувшись, проговорил Лев. — Действительно, проконтролировал, что начальство в целости и сохранности в подъезд вошло. Дело свое знает.
То, что показания водителя подтверждались, и вечером накануне убийства Рябов действительно вернулся с работы домой, могло означать только одно — его поездка на кладбище в тот день была совершенно отдельным пунктом «программы».
Вариантов здесь было немного. Ночное путешествие к могиле дочери могло оказаться спонтанным актом, вызванным какими-то непредвиденными и волнующими обстоятельствами, либо было заранее запланировано как личная инициатива самого Рябова или инициатива кого-то извне. Так или иначе ночное путешествие состоялось, а значит, скрывшись в подъезде, Рябов через некоторое время снова должен был выйти оттуда.
Гуров засек время и терпеливо смотрел на экран монитора, где не происходило абсолютно ничего. В поздний вечерний час никто не прогуливался по двору среди промозглой осенней сырости, и редкие прохожие, время от времени мелькавшие на экране, спешили войти в подъезды, чтобы поскорее добраться до своих теплых квартир.
В томительном ожидании протекли полчаса.
Цифры на экране показывали без четверти десять, когда дверь подъезда открылась, и в кадре снова появился знакомый силуэт.
Гуров впился взглядом в экран, надеясь увидеть кого-то, кто пойдет навстречу Рябову, или подъехавшую к подъезду машину. Но ничего такого не произошло. Постепенно удаляясь, Рябов вскоре вышел из зоны охвата камеры, так ни с кем и не повстречавшись и не сев ни в какую машину.
— Вот это номер! — не в силах сдержать эмоций, воскликнул он. — Рябов, что же, пешком на кладбище отправился?
Но поразмыслив, Лев нашел объяснение этой странности.
Он уже давно понял, что в данном случае имеет дело с профессионалами высочайшего класса, которые не делают ошибок. А «подставиться» под объектив видеокамеры — это оплошность, непростительная даже для желторотого новичка. Так с какой же стати он ждал, что на таком пустяке «проколются» опытные профессионалы? Наивно и странно ожидать таких «подарков» в подобной ситуации. И в этом — еще одно указание на то, что все происшедшее — хорошо и загодя продуманное убийство, а вовсе не спонтанный суицид. Сколько их уже, этих указаний! А Орлов все продолжает твердить как попугай про самоубийство. И, по большому счету, возразить ему пока нечего. Нужны факты. Прямые улики.
Уже зная, что на сей раз, выйдя из подъезда, Рябов больше в него не вернется, Гуров снова перешел на ускоренный режим.
Следующую «остановку» он сделал на девяти утра вчерашнего дня, когда Орлов, предупрежденный им о необходимости обыска, уже мог начать процесс «согласования».
Тайный «диверсант» мог проникнуть в квартиру Рябова в любое время, начиная от того момента, когда «им» стало известно о предстоящем обыске, и до сегодняшнего утра, когда этот обыск начался по факту.
Но результатом его героических усилий стало лишь разочарование. Среди граждан, изредка входивших в подъезд, не было ни монтеров, ни водопроводчиков, ни кого-то еще, кто своим внешним видом выделялся бы на фоне респектабельных обитателей элитной многоэтажки. Большинство из них приезжали на автомобилях, ничуть не хуже и не дешевле того, на котором ездил Рябов, и в их солидной внешности не было ничего, что указывало бы на «вора», задумавшего тайно проникнуть в чужую квартиру.
Приходилось признать, что тайные закулисные игроки и в этот раз сработали как профессионалы. Очередная «ниточка», на которую надеялся полковник, оборвалась. Но после сегодняшнего обыска у него исчезли последние сомнения, и теперь он был твердо уверен, что убийство Дмитрия Рябова — заказное.
«А если заказ, должен быть и мотив, — думал полковник. — Сработано профессионально, дело провернули так, что не придерешься. Ни одной зацепки. Значит, заказчик — человек солидный, способный оплатить такие дорогостоящие услуги. Да и имеющий нужные каналы, через которые можно найти такого рода «специалистов». На «бытовуху» не похоже. Скорее всего, мотив связан с профессиональной деятельностью. Или имеет место некий симбиоз. Например, он лежит в плоскости личных отношений, а человек, имеющий этот мотив, — человек «важный». Такой, который может нанять специалистов высокой квалификации».
Но каким бы ни был мотив, пока на него ничто не указывало. Вся информация, которую Гуров имел по этому делу, говорила лишь о том, что умереть Рябову «помогли». Но кто и по какой причине — это еще предстояло выяснить.
И поскольку ни за одну ниточку, выводящую на заказчика, зацепиться пока не удалось, единственный метод выяснения, доступный на данный момент, был «метод тыка». Не имея ни одной реальной зацепки, не видя ни малейшей возможности выстроить логическую версию, Гуров понимал, что пока «тычется» наугад, как слепой котенок. И временами это не на шутку раздражало матерого аса сыскного дела.
Работа без четкого плана по всем направлениям сразу больше изматывала, чем приносила результаты. Для того чтобы добыть крупицу полезной информации, приходилось просеивать тонны «шлака». А лишь только на горизонте начинало появляться что-то определенное, как очередная тропка, которая казалась дорогой к свету, заводила в тупик.
Но другого способа докопаться до истины в этом сложном и неоднозначном расследовании не было и, не зацикливаясь на очередной неудаче, Лев вновь принялся за дело.
Открыв второй файл, скачанный для него Борисом, он начал просмотр видеозаписи того дня, когда произошло самоубийство Ольги Рябовой. Он узнал ее сразу по фотографии из дела. Девушка входила в подъезд в половине десятого, вернувшись от подруги.
По словам личного водителя Рябова, в это время он должен был еще находиться дома. Это подтверждал и край черного капота с фирменным значком, попавший в зону охвата видеокамеры. Служебная машина ожидала у подъезда, значит, Рябов еще не уехал. В этой связи несколько странным выглядели его показания, что в тот день с дочерью он не встречался.
Продолжая просмотр, Гуров не забывал отслеживать время и, увидев на экране Рябова, выходящего из подъезда, установил, что произошло это через пятнадцать минут после того, как туда вошла девушка. Времени для встречи отца с дочерью было более чем достаточно. Тем не менее Рябов утверждал, что в тот день они не виделись. В чем тут дело? Для объяснения этого несоответствия у Гурова имелось два варианта. Девушку могло неожиданно что-то (или кто-то) задержать в подъезде либо она сама по каким-то причинам передумала встречаться с отцом. Причем передумала настолько радикально, что даже не захотела, чтобы он знал о ее присутствии.
Первый вариант Лев отбросил сразу. Каковы бы ни были непредвиденные обстоятельства, Ольга в любом случае могла дать знать о себе. Хотя бы в тот момент, когда Рябов выходил из подъезда, раз уж она там находилась. А если она этого не сделала, значит, именно не хотела…
Путеводная нить как заколдованная ускользала из рук, и с какой бы стороны ни пытался многоопытный полковник подобраться к закулисной стороне этого загадочного дела, повсюду его ожидало лишь досадное фиаско.
«Так или иначе, последней с Ольгой разговаривала подруга, — подумал он. — Значит, если и может кто-нибудь подсказать направление действий, то только она. Правда, в показаниях ее ничего особенного не звучало. Сплошные невнятности. Но одно дело — официальные показания, и совсем другое — доверительный разговор. Володя Зимин человек осторожный, вполне возможно, какие-то нюансы в своих «дипломатических» протоколах он предпочел просто не упоминать. А в подобных делах важны именно нюансы. Позвоню-ка я Светлане Березиной. Надеюсь, еще не очень поздно для небольшого приватного визита».
Часы показывали половину восьмого, и Лев решил, что для приватных визитов это в самый раз. Раскрыв блокнот, он отыскал телефон подруги, который выписал из дела Ольги Рябовой, и набрал ее номер:
— Светлана? Это вас беспокоят из уголовного розыска. Полковник Гуров. Возникли некоторые дополнительные вопросы по поводу самоубийства вашей подруги Ольги Рябовой. Необходимо кое-что уточнить. Мы можем встретиться?
— Оля? Что там еще? — удивленно прозвучало из трубки приятное бархатистое контральто. — Вроде бы все уже выяснили.
— В целом да, но возникли некоторые дополнительные обстоятельства… Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени. Если вам удобно, я могу подъехать прямо домой.
— Даже так? — проговорила девушка, и по тону было понятно, что она улыбается. — Что ж, будет очень мило. А то в прошлый раз меня полдня в этой вашей «конторе» продержали. Потом еще полдня добиралась. В самые пробки угодила.
— Сейчас у вас отличные шансы избежать этих неудобств, — галантно ответил Гуров. — Я готов приехать сам и могу твердо гарантировать, что по времени наша беседа займет гораздо меньше, чем полдня. Говорите адрес.
Светлана жила в Мытищах. Не тратя даром драгоценного времени, он закрыл кабинет на ключ и отправился в путь.
Подруга Ольги Рябовой оказалась очень миловидной девушкой лет двадцати восьми. Светлые вьющиеся волосы, карие глаза и низкий, но не грубый, а скорее завораживающий голос — все это не могло оставить равнодушными представителей сильного пола.
Бравый полковник не стал исключением из этого правила. Прикладывая массу усилий, чтобы держать беседу в деловом русле, он то и дело сбивался на игривый тон.
— Насколько я понял из ваших предыдущих показаний, накануне этого трагического события настроение Ольги было вполне адекватным? — неизвестно чему улыбаясь, спросил он.
— Да, вполне. Она хотела устроиться на работу, и мы обсуждали это.
— А вы не в курсе, с отцом она делилась своими планами?
— Насколько я знаю, нет. Вообще эта идея пришла Ольге недавно, кроме того, она не хотела протекций. Дмитрий Петрович устроил бы куда-нибудь в офис «руководить», а ей хотелось именно работы, какого-то занятия.
— Чтобы отвлечься от мрачных дум?
— Да.
— У Ольги было образование?
— Да, иняз. Она хотела подыскать что-то по профилю.
— Вы можете в подробностях восстановить события того утра? Все, что происходило, по порядку.
— Да ничего особенного, в общем-то, и не происходило, — лениво улыбнувшись, сказала Светлана. — Мы выпили кофе, и Оля почти сразу ушла. Сказала, что хочет повидаться с отцом, перед тем как он уйдет на работу.
— То, что вы позвонили ей, чтобы убедиться, что она добралась до дома без происшествий, — это обычно? Вы всегда так беспокоились друг о друге?
По легкой тени, набежавшей на лицо собеседницы, Гуров понял, что вопрос этот для нее оказался неожиданным.
— Хм. А вы знаете, пожалуй, нет. Это не было так уж обычно. Конечно, иногда мы созванивались, когда нужно было убедиться, что я или она вовремя прибыли на какое-нибудь «место встречи». То есть если речь шла о запланированном мероприятии. Но чтобы домой… Не знаю. Пожалуй, даже не припомню такого. Да, это не было так уж обычно, вы верно подметили. Но почему-то в тот раз мне захотелось убедиться, что она добралась благополучно.
— И убедиться пришлось в обратном? — проницательно взглянул Гуров.
— Да уж. Просто в прямо противоположном. Ольга была в настоящей истерике и, разговаривая со мной, толком не могла ничего объяснить. Она все время всхлипывала и половину слов глотала вместе со слезами. Понять, что произошло, было абсолютно невозможно.
— Но что-то, по-видимому, все же произошло, и, наверное, что-то немаловажное, если вызвало такую реакцию.
— Да, наверное. Но боюсь, не смогу вам подсказать, что именно.
— Вы не могли бы что-нибудь припомнить из тех слов, которые Ольга не «глотала». Ведь что-то же она говорила. Пускай несвязно, отрывочно. Постарайтесь припомнить. Любая незначительная деталь может оказаться важной.
Минуты две Светлана морщила лобик, потом сказала:
— Она часто повторяла слово «немыслимо». «Это немыслимо!», «Как он мог!». Эти восклицания повторялись чаще всего. Потом еще «не хочу». Это она повторила раз сто. Просто как автоматную очередь выдала — не хочу, не хочу, не хочу. Чего не хочу? Непонятно. Так что, как видите, смысла во всем этом немного.
— Да, действительно.
— Я пыталась ее успокоить, предлагала приехать. Но она сказала, что приезжать мне не нужно, она справится сама. Если бы тогда я знала, как именно она собиралась со всем этим «справиться»! Обо всем я узнала только вечером, уже от Дмитрия Петровича.
— Он позвонил вам?
— Нет. Я сама позвонила Ольге, вспомнив ее обещание перезвонить мне и забеспокоившись, что звонка так долго нет. А трубку взял Дмитрий Петрович. Тогда я и… узнала.
— Понятно. Если я правильно понял, причиной этой трагической развязки называют то, что Ольга потеряла любимого человека. Вам, как близкой подруге, обо всем этом, наверное, известно не понаслышке. У нее с этим парнем действительно были такие сильные взаимные чувства?