– Советскую власть вы тоже не любите? – Очень не люблю. Меня просто трясет от этой вашей власти. Вы, наверное, понимаете, почему так сложилось. – Допустим. Вы были мертвы, сейчас стоите тут вполне себе живой. Это в порядке вещей? Не думаю, что вы намеренно подстроили свою гибель, не в тех, извиняюсь, обстоятельствах, когда шел тяжелый бой. – Разумеется, мне и в голову не пришло бы такое. Я планировал действовать другими методами. Не будем сейчас разбираться, почему именно я оказался в вашей группе и чего мне это стоило. Согласен, я был как труп, дыхание слабое, никакой реакции на раздражители. Вырубило меня полностью. Спасибо фашистскому фаустнику. Осколок расцарапал височную кость, а мозги, которые меня залепили, принадлежали другому человеку. Вы решили, что мне каюк, даже пульс не проверили. Угодил я в подвал вместе со всеми прочими павшими героями. Возможно, оно и к лучшему. Я, кстати, предчувствовал, что эта ваша коллизия с немцами затянется. – Но вы же не трус, Евгений Борисович. Вы достойно вели себя и при первом штурме, и в ночь, когда мы подверглись нападению. Что с вами? – Я вам даже жизнь спас, если помните, тогда, в первую ночь. – А сейчас заберете ее? – Повторяю, Вадим Алексеевич, вы сами виноваты. Какого лешего вас принесло сегодня в замок? Я ничего не имею против вас лично. Но давайте по порядку. Всех, кто погиб при атаке, красноармейцы отнесли в подвал. Вы, конечно же, это помните. Освещения не было, бойцы помогали себе фонарями и снова не заметили, что я жив. Отчасти даже обидно, знаете ли. Очнулся в темноте, в каком-то затхлом склепе, повсюду мертвые, запах соответствующий, паника в голове. Я чуть не вскочил, не бросился прочь. Вот вы удивились бы. Но голова работала, решил я не пороть горячку. Хорошо, что вы не стали хоронить павших, а то пришлось бы мне из могилы вылезать. Когда вы, кстати, зашли в эту мертвецкую, я уже очнулся, лежал и думал. Поначалу не мог понять, где нахожусь. То, что это вы, понял по дыханию. Прошу простить, но я наблюдательный, подмечаю многие мелочи. Я не подал виду, что живой, решил выждать. Вы помялись и ушли. Ощущения, конечно, зверские, описать захочешь, слов не подберешь. Выбрался я наружу, сориентировался, где нахожусь. Наверху у пандуса часовой стоял. Я решил не пугать парня своим жутким обличьем, отправился обратно, прошел мимо мертвецкой. Темнота полная, хорошо, что спички в кармане были. Подземное крыло в ту сторону идет небольшое, в конце комната, заваленная мусором, доски заплесневелые у стены. Стал я их оттаскивать, обнаружил подвальное оконце под потолком. Решетка еле держалась. Я выдрал ее, выполз наружу. Там лес на южной стороне, прятаться удобно. Глухой бурьян закрывает это самое оконце. В общем, получил я возможность беспрепятственно покидать замок и возвращаться в него. Вы в овраг тела эсэсовцев сбросили. У одного ранец на плечах остался. Нашел я в нем пару банок консервов. – Это вы наблюдали за замком? – А кто же еще? – Поляков усмехнулся. – Не сидеть же с трупами. Хлеба было мало, но зрелищ – хоть отбавляй. Бездну удовольствия получил. Видел, как вы с Кустовым и той полоумной девкой по лесу блуждали, даже догадываюсь, с чем это было связано. Вредить вам я не стал. С какой стати? Видел, как вы дамочку в форме клеили, а наутро прикончили всю ее компанию, да и саму эту особу до кучи. Понравилась она вам, Вадим Алексеевич? Ничего, вы же не знали, что она вражеский агент. Это я вас огрел по голове. Не хотел, право слово, но куда вы все время лезете? Ночью проник в замок через подвальное оконце, вышел по пандусу – часовой как раз отлучился, – прошмыгнул, по лестнице взлетел, надеялся, что спокойно все обследую. А тут вы, прямо как черт из табакерки. Это не первый случай, Вадим Алексеевич. Любите вы появляться внезапно. Скажите спасибо, что не убил, ударил тем, что под руку попалось. Испортили вы мне всю ночь, пришлось обратно мимо часового красться. Он на этот раз у камина сидел, грелся. Неужели и тогда в голове у вас ничего не шевельнулось? После боя с теми переодетыми диверсантами вы погибших в коридоре сложили, в мертвецкую даже не заглянули, а то заметили бы, что одно из тел пропало. Глупо, Вадим Алексеевич. Но мне это было на руку. – На кого работаете? – Вы уже догадались. – На Америку? – На англичан. Управление специальных операций. Есть у них такая лавочка, особо секретная, находится под патронажем лично премьера Черчилля. Пошел я на сотрудничество два года назад, когда после Сталинграда в штаб армии целая делегация союзников прибыла. Не вербовали они меня. Я сам предложил свои услуги. Представляешь, Вадим Алексеевич, меня же репрессировали за сотрудничество с вражескими спецслужбами. Как в воду глядели. – Поляков усмехнулся. – Только вот ошибочка вышла. Не с теми спецслужбами я контактировал, с другими. А когда в темнице сидел и злобы набирался, даже не рассчитывал, что жизнь так обернется. Курьезно вышло, не находишь? – Курьезно, – согласился Вадим. – Зря тебя выпустили, надо было дальше в темнице держать. Ты лелеял надежду в одиночку отыскать материалы Кунце? Все равно ведь не найдешь, Поляков. – Идущий да обрящет, Вадим Алексеевич, – назидательно сказал Поляков. – Уже нашел. Новость была отвратительной. Фиаско по всем направлениям. Одно удовольствие, к немцам материалы не попадут. Поляков задрал низ вязаного свитера, извлек из штанов мягкую папку толщиной около сантиметра. Вадим закрыл глаза, превозмог отчаяние, нахлынувшее на него. – Досадно, понимаю, – сказал предатель. – Но победа любит людей умных и сообразительных. – А если бы мы нашли эту папку? – прошептал Вадим. – Стали бы вы ее у нас отбирать, пистолетом махать? – Плана не было. Но я что-нибудь придумал бы. – Вы же не предполагали, что Кунце погибнет. Никто об этом не знал. Зачем напросились в нашу группу? Хотели выкрасть инженера, передать англичанам? Какая чудовищная глупость. Вы были один, нас много. На что вы рассчитывали? Это было невозможно даже теоретически. – На удачу я рассчитывал, Вадим Алексеевич. Сам Кунце мне не требовался, и меньше всего я хотел, чтобы он добрался до Германии. Я не сторонник Адольфа Гитлера, знаете ли. Кунце бежал с материалами по своей работе. Именно они меня интересовали. Честно говоря, я понятия не имел, как на них наложить лапу. Но опять же что-нибудь придумал бы. Возможно, на определенном этапе мне пришлось бы применить силу. Расклад назревал идеальный. Советскому Союзу – Кунце, англичанам – его бумаги, Германии – кукиш. Несколько раз мне пришлось корректировать планы. Кстати, в этой папке находится моя гарантия на достойную жизнь в любой стране демократического Запада. Не надо морщиться, Вадим Алексеевич. Вы не пострадали от большевистского режима и не сможете меня понять. Давайте обойдемся без политических дискуссий. – Можете объяснить, как нашли папку? Или блефуете? – Зачем? Когда лежишь в горе трупов, голова, как ни странно, начинает работать. Попробуйте как-нибудь. Исходил я из того, что Ланке было известно, где Кунце спрятал свои материалы. Откуда он мог это знать? Да видел своими глазами, как Кунце их куда-то засунул. Другого объяснения я не придумал. Иначе зачем в замок полезли бы диверсанты из батальона Рейзинга? Они знали, куда шли, Ланке им рассказал. Немцы явно шли не за тем, чтобы вслепую обшаривать весь бельэтаж. Улавливаете мысль? То есть диверсантам надо было захватить замок или хотя бы его часть, подняться в бельэтаж, забрать материалы из тайника, который им описал Ланке, и уйти. Теперь вспоминаем. Вы сами для удобства дали названия этим комнатам: актовый зал, столовая, буфетная, гостиная, кабинет. Ланке забрался в шкаф, находящийся в буфетной. Он опередил всех, ушел вперед. Не хотел человек умирать и в плен к Советам не рвался. Сделал щель, сидел там, скорчившись. Что он видел? Хоффель и Крауземан отстреливались в столовой. Кунце с супругой просочились перед ними в буфетную. Фрау впала в истерику. Кунце же лихорадочно размышлял, как избавиться от своей ноши. Что мог видеть Ланке в узкую щель? В ту ночь вы мне не позволили это проверить, через сутки отправили в бельэтаж усиленный наряд. Я был страшно зол на вас. Потом началась эта кутерьма с переодетыми диверсантами. Одного вы взяли живым, погрузили его в машину и уехали. Явно в штаб дивизии, куда еще? Я заключил, что в ближайшие несколько часов вы не появитесь, начал действовать, проник в подвал через оконце, добрался до камер. Людей у Маркина осталось мало, и арестанты в этот час не охранялись. – Вы их выпустили. – Да, с сугубо прикладной целью. Будете стыдить? Воля ваша. Я хорошо знаю немецкий язык, представился им как агент абвера, выполняющий в замке важное задание. Они поверили. Во-первых, я был убедителен, во-вторых, они наивные, как дети. Когда узнали, что можно поквитаться, просто отключили мозги. Не хотел я, чтобы гибли свои, но альтернативы не видел. Эсэсовцы, конечно, перестарались. – Не надо рассказывать, как они убивали людей. Вы неплохо справились с ролью повелителя марионеток, Евгений Борисович. – Да, мне еще в институте говорили, что я способный. Они работали в холле, а я поднялся в бельэтаж, забрался в шкаф, оставил только маленькую щель. Представляете, Вадим Алексеевич, я не увидел ничего путного. Кусок стены с картиной, которую мы с вами обнюхали и обстучали, пара стульев, этот чертов подиум, на котором стоят диван и канцелярский стол. Сдаваться мне не хотелось, и я обследовал подиум, к которому мы, кстати, даже не прикасались. Стенка его высотой сантиметров тридцать сложена из прочных панелей, залитых лаком. Они стыкуются друг с другом канавками и наплывами в торцах. Внешне стенка монолитная. Но она собрана из полуметровых декоративных панелей, практически без зазоров и щелей. Однако в то утро все было не так. Очевидно, Кунце пробегал мимо подиума, а край панели был отогнут, вышел из зацепления. Всякое бывает. Кунце задел его ногой, возможно, даже поранился. Панель отогнулась еще больше, образовалась дырка. В голове Кунце что-то сработало. Он сунул туда папку, надавил на панель до щелчка и побежал дальше. Именно это мог видеть Ланке из шкафа. Я предположил, что так оно и было, стал орудовать перочинным ножиком. Мы этого не делали, помните? Панели можно пинать, они не дрогнут, потому что прочные, как и каркас за ними. Вскрыл я третью по счету панель, сунул руку, достал папку. Все оказалось до удивления просто. У Ланке во время бегства не было времени ковыряться в стене, оттого он и ушел порожним. Можете спать спокойно, Вадим Алексеевич. Немцам эти материалы не достанутся, и войну они проиграют. – Что придумал Кунце? В какой области он трудился? – Ничего сенсационного. Но его работа, как это ни парадоксально, могла повлиять на ход войны. Кунце работал в конструкторском бюро, приписанном к одному из нефтеперерабатывающих заводов Бухареста. Немецкий персонал на таких предприятиях не являлся редкостью. Гитлер вознамерился захватить весь мир, но о качестве и количестве бензина не позаботился. А это, между прочим, кровь войны. Румыния добывала нефть на своих шельфах, снабжала Германию относительно сносным топливом. Но нехватка горючего всегда была ахиллесовой пятой рейха. Топливо поступало с нефтеперерабатывающих заводов оккупированных стран. Сейчас их список заметно сузился. Вести войну без горючего невозможно. Вы ведь помните пресловутые проекты германских спецслужб: «Блау-1» и «Блау-2»? Первое – переработка угля в бензин. Второе – прорыв в нефтеносные районы Баку и Грозного. Это дело, как известно, провалилось. На Кавказ гитлеровские войска не прошли. Румынские промыслы также захватила Красная армия. Это неприятное для рейха событие произошло месяц назад. Германия осталась без нефти. Последние запасы в хранилищах скоро исчерпаются. Немцы могут рассчитывать только на переработку угля в нефть. Процесс Фишера-Тропша, если помните. Благо, в Рурском бассейне угля завались, хватит на несколько мировых войн. Данное производство в рейхе развито, налажено. Но синтетическое топливо выпускается некачественное, с октановым числом не более пятидесяти. Боевая техника глохнет, двигатели выходят из строя. Даже новейшие образцы бронетехники проходят сто, от силы двести километров, и двигатели приходится менять, отправлять дефектную технику обратно на завод. А в условиях постоянного отступления это беда. Случается, что немцы просто бросают машины, к которым нет бензина. В Советском Союзе топливо тоже не бог весть, но хотя бы ленд-лиз помогает. Октановое число авиационного топлива доведено до семидесяти восьми, автомобильный бензин – пятьдесят восемь. Это терпимо, гораздо лучше, чем у немцев. К тому же качество успешно подменяется количеством. Инженер Кунце разработал принципиально новую ректификационную установку, позволяющую довести октановое число до девяноста. Такого в мире еще не было. Экспериментальная колонна позволяла также синтезировать качественный керосин, лигроин, дизельное топливо, автомобильные масла. Экспериментальный образец испытывался под Бухарестом. Кунце контролировал его работу, довел до совершенства. Этой колонне было безразлично, откуда нефть, из земли или синтезирована из угля. Но, увы, наступление Красной армии стало неожиданностью. Экспериментальный образец разбомбила советская авиация, погибли все помощники Кунце. Остались чертежи и он сам. Инженер бежал, долго плутал, отсиживался по укромным местам. Несколько попыток вывезти его в Германию не увенчались успехом. Строили козни советская разведка и бывшие румынские друзья. Вы должны понимать, если материалы попадут к немецким инженерам, то достаточно будет месяца-другого, чтобы наладить производство высококачественного бензина. Тогда оживет вся броневая армада, которая находится сейчас, мягко говоря, в заднем месте. У Красной армии начнутся трудности. До конца войны еще далеко. Германия удерживает крупные территории, может частично вернуть то, что утратила. Предатель увлекся рассказом, не замечал, как напряглось тело, лежащее перед ним. Майор хотел ударить Полякова ногами. Но тот разгадал его намерение, чуть попятился, усмехнулся и сказал: – Отставить, Вадим Алексеевич! Что за каверзные планы? – Куда ты пойдешь, майор, с этим богатством? – прохрипел Вадим. – Повсюду наши, союзников здесь нет. На лестнице раздался шум. Кто-то вышел из проема и застыл, покачивался в темноте. Поляков резко повернулся, поднял автомат. Он всмотрелся в полумрак, усмехнулся и не стал стрелять. Это была высокая женщина в длинных одеждах до пят. Она сутулилась, держалась за перила, видимо, плохо себя чувствовала. «Старуха Стефания! – догадался Вадим. – Ее ведь не было среди мертвых! Наверное, она находилась наверху, когда началась стрельба, испугалась, хотела спуститься, но в бельэтаж полезли люди. Куда побежала? Возможно, в северную башню, запнулась о ступень, потеряла сознание. Про нее все забыли, невелика фигура». – Ба, кого мы видим! – воскликнул Поляков. – С пробуждением вас, госпожа Стефания! Спускайтесь, мы вас ждем. Он отвлекся всего лишь на миг, но Вадим уже действовал, толкал вперед неповоротливое туловище. Когда предатель обернулся, он согнул ногу и ударил по обратной стороне колена. Поляков от неожиданности ахнул. Нога его подломилась. Он не удержался, упал на спину, ударился задним местом, выпустил из рук автомат, однако извернулся, как скользкий угорь, и вскочил. В тот момент, когда он распрямлял спину, ноги обвились вокруг горла предателя, сжали его. Поляков повалился на колени, захрипел, стал бить кулаками по ногам, снова приподнялся. Вадим ударился затылком об пол, уже не чувствовал своих ног. Предатель выкручивал его позвоночник, продолжал бить, что-то сипел. Вадим извернулся, как спираль, отдувался, обливался потом. Предатель начал задыхаться, надулся, как воздушный шар, но руками замолотил еще отчаяннее. Кустовой зашевелился, застонал, стал рывками приближаться к ним, отталкиваясь здоровой ногой. Он был уже близко, в каком-то метре, хрипел, давился кровавой слюной. Ноги Вадима потеряли чувствительность. Поляков вырвался с победным ревом, но тут Кустовой ударил его в висок подошвой. Предатель икнул, замотал головой. Кустовой врезал ему еще раз, и голова предателя упала на пол. Капитан распластался на полу, силы у него кончились. Поляков привстал. Вадим выдохнул, распрямил обе ноги. На голову предателя обрушился мощный удар, и он потерял сознание. Офицеры тоже были на грани. – Мишка, ищи нож или что-нибудь еще, – прохрипел Злобин. – Надо руки развязать, да быстрее давай. Этот упырь сейчас очнется. Поляков и вправду приходил в себя, стонал. Голова его оторвалась от пола. Вадим бил в нее ногами, тужился, но удары слабели, почти не достигали цели. Он задергался, когда кто-то подбежал к нему сзади. Нет, это старуха Стефания, все в порядке. Экономка, видимо, сбегала на кухню за ножом, разрезала ремень, на коленях поползла к Кустовому. Вадим навалился на Полякова, стал бить его затылком об каменный пол. Потом они вязали предателя по рукам и ногам, снова били. Тот отказывался мириться с поражением, выл, брыкался, сквернословил, посылал всех к едрене фене. Вадим заткнул его рот импровизированным кляпом, оторвал ворот его же свитера. Усталость била все рекорды. Подняться на ноги было невозможно. Стефания принесла бинты, какие-то лекарства, тазик с водой. Она всхлипывала, бинтовала Вадиму голову, а он этого даже не замечал. Неподалеку пристроился капитан Кустовой. – Со мной все в порядке, – пробормотал он. Перелом закрытый. Подумаешь, нога. Похромаю немного. Жаль, конечно, что Венгрию Красной армии придется брать без меня, но я уверен, что она с этим справится. Вадим перелистывал папку, даже не надеясь что-то понять. Текст расплывался, строчки наезжали друг на друга. Как и следовало ожидать, тут были чертежи, схемы, графики, таблицы, объемистый машинописный текст, изобилующий формулами и непонятными закорючками. Из-за этой паршивой папки погибло столько людей! Он многого не понимал в этой жизни, зато в смерти начал разбираться. Когда он очнулся, в холле что-то изменилось. Не сказать, что неуловимо. В окна просачивался свет. Майор по-прежнему лежал на полу, но какие-то сердобольные люди подложили под его туловище мешковину, голова давила свернутое одеяло. Контрразведчик чувствовал себя терпимо. Рядом сидел капитан Кустовой, дымил как паровоз. Трупы врагов валялись в стороне. Лежал и не рыпался майор Поляков из дивизионной разведки. На тела Пашки Куделина и рядового Зорина были наброшены покрывала. Стефании видно не было. Но в компании появился еще один персонаж – лейтенант Маркин, вернее сказать, пародия на него. Он выглядел ужасно, но кровь с головы уже не текла, засохла. Лейтенант безучастно смотрел в стену, раскачивался, как китайский болванчик. Кустовой перехватил взгляд командира, сокрушенно вздохнул и проговорил: – Очнулся наш комвзвода. Снова он по башке получил. Немцы думали, что убили его, но ошиблись. Ты бы видел, командир, как он плакал, когда приковылял сюда. Весь взвод потерял, до последнего солдата, а сам уцелел. Теперь будет жить и мучиться. В истерике бился, застрелиться хотел. Ему Стефания голову собралась перевязать, но он отказался от ее помощи. Детский сад какой-то, право слово. В ступор провалился и сидит такой, ни жив ни мертв. Ничего, оклемается. Вадим ощупал карман галифе. Сокровище на месте, никто на него не покушался. Он облегченно вздохнул и спросил: – Новости есть? – Есть, – кивнул Кустовой. – Станка жива, представляешь? Даже у эсэсовца поганого духа не хватило в блаженную выстрелить. Стефания стон услышала, бросилась туда. Девочка встать пыталась, выла, слезы по мордашке размазывала. Жить будет, все в порядке. Что так смотришь, командир? Не говори, что мы теперь за нее в ответе и ты ее талисманом отдела назначишь. Не наша она. Тут есть кому за ней ухаживать. «Надо Станку навестить, узнать, как она там. Но расстояние до комнаты прислуги сейчас будет для меня марафонской дистанцией». Послышался шум мотора. Во двор въехала грузовая машина. Что-то екнуло в груди Вадима. Он начал подниматься, взял автомат с пустым магазином. Кустовой встал на одно колено, извлек из кобуры ТТ, передернул затвор. Как-то машинально, не стирая с лица скорбной гримасы, потянулся за пистолетом лейтенант Маркин. – Надеюсь, это наши, – пробормотал Кустовой. – Хотя кто их знает. С улицы доносились крики, кто-то топал по крыльцу.