Она поставила стул, но к Нерону не подошла, а отвернулась от него и сложила руки на груди. У нее задрожали губы. Мне очень хотелось быть рядом, защитить ее. Хотелось проехаться колесницей сновидений прямо по лицу Нерона – но я мог лишь наблюдать. – Я знаю, что ты ужасно себя чувствуешь, – продолжал Нерон, – после того, что ты сделала со своим другом. Мэг резко развернулась: – После того, что Я СДЕЛАЛА?! – Она снова схватила стул и швырнула его через всю комнату – но не в Нерона. Он с грохотом ударился в окно, оставив след, но трещины по стеклу не пошли. На лице императора промелькнула довольная улыбка – но она тут же вновь уступила место сочувственной маске. – Да, милая. Ты злишься, потому что чувствуешь себя виноватой. Это ты привела сюда Аполлона. Ты понимала, что это значит и чем закончится. Но ты все равно это сделала. Наверное, это так больно… знать, что ты привела его к смерти. У нее затряслись руки: – Я… нет. Ты отрубил… – Мэг замолчала, не в силах договорить. Она смотрела вниз, на собственные кулаки, которые сжала с такой силой, что казалось, если оставить их без внимания, они улетят с ее запястий. – Не стоит винить себя, – сказал Нерон, но в его тоне почему-то слышалось «Это все твоя вина». – Лугусельва сделала неправильный выбор. Ты это знаешь. Ты должна была понимать, что случится. Ты слишком умна, чтобы не предвидеть этого. Мы так часто говорили с тобой о последствиях. – Он скорбно вздохнул. – Возможно, Кассий поступил слишком жестоко, когда отрубил ей руки. – Он наклонил голову набок. – Если хочешь, я накажу его за это. – Что?! – Мэг била дрожь, словно она не понимала, на кого направить оружие своего гнева. – Нет! Это не он. Это… – Слово застряло у нее в горле, но это было явно «ТЫ». Теперь, когда Нерон сидел прямо перед ней, нежно разговаривая и уделяя ей все свое внимание, решимость покинула ее. «Мэг! – крикнул я, но изо рта не вырвалось ни звука. – Мэг, продолжай крушить тут все!» – У тебя доброе сердце, – снова вздохнул Нерон. – Ты хорошо относишься к Аполлону. И к Лу. Я понимаю. Но когда Зверь вырывается на волю… – Он развел руками. – Я знаю, как это страшно. Но все закончилось, Мэг. Ты посидишь со мной? Я не прошу, чтобы ты обняла меня или перестала злиться. Но у меня есть новости, которые могут тебя порадовать. – Он снова похлопал по матрасу. Горничная заломила руки. Германец начал ковырять в зубах. Мэг заколебалась. Я догадывался, какие мысли проносятся в ее голове: «Это новости об Аполлоне? Ты отпустишь его, если я соглашусь сотрудничать? А Лу жива? Ее отпустят? А если я не буду делать как ты хочешь, им будет грозить опасность?» Невысказанные слова Нерона словно повисли в воздухе: «Это твоя вина, но ты еще можешь все исправить». Мэг медленно двинулась к кровати. Она села, напряженная и настороженная. Мне хотелось оттолкнуть ее от Нерона, втиснуться между ними, чтобы он не мог подобраться к ней, но, боюсь, его влияние было не физическим… Все было хуже: он проникал в ее разум. – Вот и хорошие новости, Мэг, – сообщил он. – Мы всегда будем друг у друга. Я тебя никогда не брошу. Какую бы ошибку ты ни совершила, я всегда приму тебя обратно. Лу, предав меня, предала тебя. Аполлон был ненадежным, эгоистичным, осмелюсь сказать, нарциссом. Но я тебя знаю. Я тебя вырастил. Это твой дом. «О боги», – подумал я. Нерон образцовый злодей, но так же отлично умеет играть в доброту, в его устах слова теряли свои значения. Он мог с такой убежденностью сказать, что пол – это потолок, что вы начали бы в это верить, особенно если несогласие с ним грозило разозлить Зверя. Я изумился, как такой человек смог стать императором Рима. Затем я изумился, как такой человек умудрился потерять власть над Римом. Легко представить, как ему удавалось привлечь толпу на свою сторону. Мэг дрожала, но я не понимал, от злости или от отчаяния. – Ну-ну. – Нерон обнял ее за плечи. – Можешь поплакать. Все хорошо. Я здесь. В животе у меня набух тяжелый холодный комок. Что-то подсказывало мне, что, как только Мэг заплачет, все будет кончено. Независимость, которую она с таким упорством отвоевывала, рассыплется в прах. Она прижмется к груди Нерона, как делала ребенком после того, как Нерон убил ее настоящего отца. Мэг, которую я знаю, растворится в искалеченном, измученном существе, которое годами взращивал Нерон. Изображение распалось: возможно, я был слишком расстроен и не мог контролировать сон. Или просто не мог смотреть на то, что произойдет дальше. Я полетел вниз, пробивая этаж за этажом, стараясь вновь завладеть поводьями. «Еще не все, – не сдавался я. – Мне нужно больше информации!» К несчастью, я ее получил. Я остановился у золотой двери – а золотые двери никогда не сулят ничего хорошего. Сновидение забросило меня в небольшое хранилище. Было такое ощущение, словно я оказался в самом сердце реактора. Страшный жар грозил превратить мое сновидческое «я» в облачко сновидческого пепла. Воздух здесь был тяжелым и токсичным. Передо мной над пьедесталом из стигийской стали парили фасции Нерона – золотая секира высотой пять футов в окружении деревянных прутьев, связанных золотыми шнурами. От церемониального оружия исходила сила – во много раз большая, чем от тех двух фасций, которые мы с Мэг уничтожили на башне Сютро. Понимание вдруг накрыло меня… шепотом зазвучало в ушах как строки ядовитого пророчества Пифона. Три императора Триумвирата не просто вступили в союз – их жизненные силы, амбиции, их жадность и злоба переплелись за прошедшие века. Убив Коммода и Калигулу, я объединил всю силу Триумвирата в фасциях Нерона. Я сделал последнего императора втрое сильнее, и теперь его было втрое сложнее убить. Даже если бы фасции никто не охранял, уничтожить их было бы трудно. Но их охраняли. Позади сияющего топора, раскинув руки в благословляющем жесте, стоял страж. У него было человеческое тело семи футов высотой. На мускулистой груди, руках и ногах росла пучками золотая шерсть. Покрытые белыми перьями крылья наводили на мысли не то о Зевсовых духах воздуха, не то об ангелах, которых любят изображать христиане. Только лицо стража было совсем не ангельским – львиная голова с лохматой гривой, уши, окаймленные черной шерстью, в пыхтящей пасти виднелись клыки и красный язык. Огромные золотые глаза существа светились ленивой уверенной силой. Но удивительней всего был змей, обвивший тело стража от лодыжек до шеи – ползучее, закручивающееся спиралью зеленое тело, скользящее вокруг него как бесконечный эскалатор – змея без головы и хвоста. Человек-лев заметил меня. То, что я сплю, ему не мешало. Его золотые глаза остановились на мне и смотрели не отрываясь. Они крутили и изучали меня как хрустальный мяч мальчишки-троглодита. Страж разговаривал без слов. Он сказал, что он леонтоцефалин, создание Митры, персидского бога, столь таинственного, что даже мы, олимпийцы, никогда по-настоящему его не понимали. От имени Митры он следил за движением звезд и фазами зодиака. Он также был хранителем великого скипетра бессмертия Митры, но скипетр был утерян тысячи лет назад. Теперь леонтоцефалину было поручено охранять новый символ власти. Лишь один взгляд на него грозил разорвать мое сознание на части. Я попробовал задать ему вопросы. Я понял, что сражаться с ним невозможно. Он вечен. Его нельзя убить – тогда как меня очень даже можно. Он охраняет бессмертие Нерона, но есть ли хоть какой-то способ… О да. С ним можно заключить сделку. Я понял, чего он хочет. И от осознания моя душа съежилась. Нерон умен. Ужасно, дьявольски умен. Он превратил собственный символ власти в капкан. И цинично заявил, что я никогда не заплачу эту цену. Наконец, объявив свое желание, леонтоцефалин отпустил меня. Мое сновидческое «я» резко вернулось в тело. Я сел на диване, хватая ртом воздух и обливаясь потом. – Наконец-то, – сказала Лу. Невероятно, но она была на ногах и беспокойно ходила по камере. Видимо, мои целительные силы не просто смягчили боль в ее раненых руках, но сделали нечто большее. Она немного пошатывалась, но поверить, что еще вчера она передвигалась на костылях и со скобами на ногах, было сложно. Даже синяки у нее на лице побледнели. – Ты… ты выглядишь лучше, – заметил я. – Сколько я спал? – Слишком долго. Гунтер принес ужин час назад. – Она кивком указала на новое блюдо с едой на полу. – Сказал, что скоро вернется, чтобы отвести нас на праздник. Но этот идиот слишком неосторожен. Он оставил нам столовые приборы. Она потрясла культями. О боги. Что она сделала? Каким-то образом она умудрилась прикрепить к одной культе вилку, а к другой – нож. Она вставила их ручки в складки повязок и закрепила их… Стоп. Это что, мой хирургический скотч?! Я посмотрел на пол. Точно, мой рюкзак был открыт, а содержимое валялось вокруг. Я хотел спросить «Как?» и «Зачем?», но слова смешались и получилось: – Качем? – Если у тебя много времени, скотч и крепкие зубы, можно сделать многое, – гордо заявила Лу. – Я не могла ждать, пока ты проснешься. И не знала, когда вернется Гунтер. Прости за беспорядок. – Я… – Можешь помочь. – Она опробовала новые серебряные приспособления, изобразив парочку ударов кунг-фу. – Я прикрепила эти малютки так крепко, как только смогла, но ты можешь примотать их понадежнее. Нужно, чтобы я смогла пользоваться ими в бою. – Э-э-э… Лу плюхнулась рядом со мной на диван: – А пока будешь приматывать, расскажи, что узнал. Я не стал спорить с той, которая могла воткнуть вилку мне в глаз. Эффективность ее нового оружия вызывала у меня сомнения, но я ничего не сказал. Я понимал, что так Лугусельва пытается взять ситуацию под контроль, не сдаваться и использовать все, что только можно использовать. Когда пришлось пережить потрясение, изменившее твою жизнь, лучшее оружие, которым можно заручиться, – это позитивное мышление. Я плотнее закрепил на ее культях столовые приборы, рассказывая, что увидел во время сновидческой поездки: Мэг, старающуюся не сдаваться под напором Нерона; императорские фасции, парящие в радиоактивной комнате, и леонтоцефалина, ожидающего, что мы придем за ними. – Тогда нам надо поторопиться, – поморщилась Лу. – Приматывай крепче. Судя по морщинкам вокруг глаз, ей было больно, но я сделал как она просила. – Ладно, – сказала она, рассекая воздух ножом и вилкой. – Сойдет. Я изобразил ободряющую улыбку. Едва ли Капитанше Ножа и Вилки повезло бы в бою с Гунтером или леонтоцефалином, но если бы нам встретился враждебно настроенный стейк Рибай, в этой битве Лу была бы королевой. – А кое-что другое ты видел? – спросила она. Мне очень хотелось бы ответить «да». Я просто мечтал о видении, где все общество троглодитов делает подкоп в подвал Нерона и портит его чаны с греческим огнем. Я был бы рад даже увидеть, как Нико, Уилл и Рейчел спешат к нам на помощь, громко вопя и размахивая погремушками. – Нет, – ответил я. – Но у нас еще есть время. – Ага, – согласилась Лу. – Какие-то минуты. А потом начнется вечеринка, и город заполыхает. Но ладно. Давай сосредоточимся на том, что можем сделать. У меня есть план, как нам отсюда выбраться. У меня по шее пробежал холодок, когда я вспомнил о молчаливом разговоре со стражем фасций. – А у меня есть план, что делать, когда мы выберемся. – Тебе это не понравится, – сказали мы в один голос. – Отлично, – вздохнул я. – Рассказывай первая. Глава 24