– Да! Точно! Она попросила у него посмотреть библиотечные книги, которые остались у тети. – И он? – Иван готов был услышать страшную историю о покушении на честь Танюши, но все оказалось гораздо безобиднее. – Он ее на порог не пустил. Сказал, что занят и посмотрит, как будет время. И разумеется, не посмотрел, книги не принес. – Понятно. Дайте мне его адрес, попробую забрать у него остальные книги. А эту оставлю вам. Вот только скажите, пожалуйста, у вас, случайно, нет точно такой же, только в более приличном состоянии? – Что вы! У нас вся Купер в единственном экземпляре. Как появляется новинка, даже очередь создается. – А можете мне показать, какие еще есть книги этой писательницы? – Минутку. Нина Александровна легко выскользнула из кресла и исчезла в глубине зала. Спустя пару минут она вернулась, неся в руках три томика в тонкой обложке. Иван заметил, что непослушный локон был возвращен на место – не иначе в глубине зала имелось зеркало. Он повертел книжки в руках – портрета автора на обложке не было. – Спасибо! У меня к вам еще такой вопрос: Новиков Сергей Егорович, случайно, не являлся вашим читателем? – Новиков? У нас есть Новиков Алексей, Сергея Егоровича нет. На всякий случай ее пальцы пробежались по формулярам. – Точно нет. – Может, он просто заходил к вам? – Иван показал на смартфоне фотографию Новикова, полученную от Кристины. – Нет, я бы его точно запомнила. – В таком случае спасибо вам большое, поеду искать племянника. – Я была бы вам весьма признательна, если бы вы смогли заполучить у племянника оставшиеся книги и вернуть их в библиотеку. Иван задумался, как бы половчее ответить на такую культурную фразу, но, как назло, кроме «вельми понеже», в голове ничего подходящего не нашлось. Дом, где проживала когда-то Елизавета Петровна с племянником, находился в историческом центре города, обозначенном на карте как «Малый Иерусалим». Почему Иерусалим, Иван решил поручить разобраться Асе и вообще пожалел, что ее нет рядом – уж очень она любила узкие улочки, разбегающиеся в разные стороны. Но подобная транспортная инфраструктура не нравилась «Форду». Он, разумеется, не высказывал недовольства вслух, но Иван чувствовал, как в груди железного коня вскипает возмущение всякий раз, когда для того, чтобы разъехаться со встречным автомобилем, приходилось сдавать назад или карабкаться на бордюры. До нужного дома оставалось совсем чуть-чуть, а потому, увидев небольшой пятачок, куда автомобиль удачно вписывался, Иван припарковался и дальше отправился пешком. В доме, адрес которого дала Нина Александровна, никто не открывал. Забранные решеткой окна первого этажа безразлично взирали на чужака. Иван огляделся по сторонам, включил свою чуйку и решительно направился к дому напротив. Похоже, за ним наблюдали: после первого же нажатия на выпуклую пимпочку допотопного звонка – внутри при этом не раздалось ни звука – дверь приоткрылась. – Вам чего, молодой человек? – поинтересовался дребезжащий старческий голос. Женщина? Мужчина? С ходу не разобрать – мешковатые темно-серые брюки, черная куртка размеров на пять больше нужного, копна седых волос. – Меня интересует Никольская Елизавета Петровна. – Лиза? Вместо ответа Иван молниеносным жестом показал и спрятал удостоверение частного детектива. – Так она сейчас по другому адресу обитает. Женщина, решил Рыбак, – такой ядовитый смех может быть только у женщин. – Я в курсе, по какому, – отозвался он. – А племянника ее где могу найти? Он же в этом доме живет? – В этом, в этом. Только сейчас он на работе. Где же еще? – А где он работает? – Так у вас же, у вас. – У кого – у нас? – опешил Рыбак. – В полиции. – А вот и нет, – раздался за спиной у его собеседницы такой же дребезжащий голос, – Роза, чего ты молодого человека в дверях держишь? Не лето ведь. Проходите, проходите, товарищ полицейский. Иван увидел еще одну седовласую особу лет восьмидесяти, с худым и смуглым, как у египетской мумии, лицом. – Проходите же, проходите. – Цепкая рука ухватила его за локоть. – Я курабье напекла. Вы, как я посмотрю, приезжий. Небось не пробовали настоящего крымского курабье (название печенья она произносила по-особому, получалось что-то типа «курабие»). Курабье Иван ел, и не раз и, честно говоря, предпочел бы хороший шмат мяса, но запах из квартиры шел вполне съедобный, к тому же он чувствовал, что у бабулек можно разжиться информацией, поэтому отправился вслед за гостеприимной хозяйкой на кухню. – Вы небось думаете, эка невидаль, курабье, – продолжала старушка. – Меня, кстати, Мария зовут, можно без отчества, баба Маша. А это Роза. – Она указала на свою соседку. – Как у Пушкина. Роза при этом хихикнула, а Иван подумал – при чем тут Пушкин? Надо будет у Аси уточнить. – Вы садитесь за стол, – продолжала тем временем баба Маша. – Курточку свою можете снять и вот сюда, на крючок, повесить. Тут она будет в целости и сохранности. Вам какого чаю – травяного или черного? – Черного, – обрадовался возможности выбора Иван. Чай был самый что ни на есть простой, из пакетика, но горячий и ароматный. А курабье… Небольшие ромбики, щедро посыпанные сахарной пудрой, на вид были твердыми – не разгрызть. Но стоило Ивану откусить половинку, как она мгновенно рассыпалась на миллион крошек, которые тут же растаяли, порождая в душе ощущение легкой радости. – Вкусно, – похвалил Иван. – А то, – обрадовалась баба Маша. – Старинный рецепт. Ни тебе яиц, ни соды, ни молока, ни воды. Только маслице топленое, мука да сахарная пудра. – Забыла еще сказать про ручки, – возразила Роза. – Ну да, ручки. – Баба Маша потрясла маленькими ладонями, неожиданно розовыми по сравнению с ее лицом. – Куда уж без них. А вы, Ваня, впервые у нас или бывали уже? – Впервые, – ответил Иван и глотнул чаю. – Нравится наш город? Он только что откусил кусочек курабье и в ответ лишь потряс головой, мол, нравится. – Да, город замечательный. Старинный – две с половиной тысячи лет. Вы кушайте, кушайте. Иван пил чай, стараясь не набрасываться на печенье, и слушал пространный рассказ о городе, что в античное время назывался Керкинитидой, в Средние века – Гезлевом, а в новое время – Евпаторией. Запоминал странные названия, чтобы потом пройтись с Асей по улочкам Нового Иерусалима и с видом знатока рассказывать о храме Николая Чудотворца, армянской церкви Сурб Никогайнос, синагоге Егия-Капай, караимских кенасах и Текие дервишей. Главное, не перепутать: Егия – это синагога, а Текие – мусульманский монастырь. Рассказ бабы Маши можно было слушать бесконечно, но неприлично быстро уменьшалась кучка печенья на тарелке, да и Новиков сам собой не отыщется. – А у племянника Елизаветы Петровны тоже фамилия Никольский? – спросил Иван, и баба Маша сразу поникла. – Торопитесь… – Это был не вопрос, а утверждение. – Да, дела, знаете ли… – Конечно. – Она вздохнула. – Нет, у него другая была фамилия. Смешная какая-то. Роза, ты не помнишь, как была фамилия Лизиного племянника? – Который полицейский? – уточнила молчавшая до сих пор Роза. – Ну да, как будто у Лизы было много племянников. – Странная какая-то, типа прилагательного. – Щедрый? – предположил Иван. Он был уверен, что это не так, но нужно же было с чего-то начать. – Нет, длиннее, три слога, – покачала головой Роза. – Например, Богатый. – Она до пенсии работала учительницей русского языка и литературы, в слогах разбирается, – пояснила баба Маша. – Пернатый, горбатый, – продолжала перечислять Роза. И тут Ивана осенило: – Сохатый? – выпалил он. – Точно! – в один голос воскликнули обе старушки. – Сохатый. – Вы знали? – с подозрением и даже затаенной обидой спросила Роза. – Нет, что вы, – с горячностью возразил Иван. – Просто ляпнул, что первое пришло в голову. – И часто вы так? Ляпаете? – усмехнулась Роза. – Редко, но случается, – поскромничал Рыбак и, чтобы разрядить возникшую напряженность, сообщил: – А у меня жена тоже преподает русский язык и литературу. – И как? Нравится ей в школе работать? – По-разному. – Ступив на тонкий лед лжи, Иван продолжал скользить и фантазировать: – Сейчас она в декрете. Отдыхает. Кстати, тоже Пушкина любит.