– Спасибо! – Он впился зубами в колбасу. Она пахла очень вкусно, но оказалась жесткой – не прожуешь. То ли дело докторская у них в сельпо! Дай волю – батон бы смолотил и не заметил. – Петр Врангель, – продолжала тем временем Ольга Елисеевна, – рассчитывал сохранить на этом клочке земли остатки некогда великой Российской империи. Расчеты эти не были безосновательными. Крым как отдельное государство признала Французская республика, а советско-польская война давала определенный временной запас – по крайней мере до наступления весны. Но в октябре Польша во главе с Пилсудским подписала договор о перемирии, что позволило большевикам бросить все силы на «Черного барона». 3 ноября 1920 года Красная армия вплотную подошла к Перекопу. Петр Врангель понимал всю серьезность положения армии и населения Крыма. Надежды на недостроенные укрепления Перекопа, обороняемые солдатами и офицерами, не обеспеченными даже теплой одеждой, были слабые, потому он заблаговременно распорядился о подготовке к эвакуации. С помощью кораблей Черноморского флота, французских военных кораблей и судов Добровольного флота было эвакуировано более ста тридцати пяти тысяч человек. Люди спасались бегством, оставляя все, что было им дорого, составляло смысл их жизни, – дома, имущество, работу, карьеру, могилы предков… Уезжали в никуда, в полную неопределенность, променяв благополучную жизнь на жалкое существование. Женщина замолчала, выпила глоток чая из белоснежной чашки с золотым ободком. Новиков решил последовать ее примеру, но чашка оказалась очень тонкой, словно сделанной из бумаги, и он осторожно вернул ее на блюдце, опасаясь сломать. – А может, стоило остаться? – спросил он, видя, что Ольга Елисеевна глубоко ушла в собственные мысли и не собирается продолжать заинтересовавшую его тему. – Не могли же стольких человек посадить. – Да, – ответила она после довольно продолжительной паузы, – нашлись такие, которые поверили радиограмме командующего Южным фронтом Михаила Фрунзе Петру Врангелю, где он гарантировал сдающимся, включая лиц высшего комсостава, полное прощение в отношении всех проступков, связанных с гражданской борьбой. Обещал всем не желающим остаться и работать в социалистической России дать возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России и Советской власти. Вот только слово свое он не сдержал. Председатель Крымревкома, венгерский революционер Бела Кун, издал приказ об обязательной регистрации всех офицеров, чиновников военного времени, солдат и бывших работников учреждений Добровольческой армии. Тем, кто поверил командующему фронтом Фрунзе и сдался добровольно, вскоре пришлось пожалеть о своей доверчивости. Они были либо расстреляны, либо живьем затоплены в трюмах старых барж. Во главе расправ стояли большевистские руководители Бела Кун и Розалия Залкинд, больше известная как Землячка. Те же, кто эвакуировался с Петром Николаевичем Врангелем, остались живы. – Ольга Елисеевна помолчала немного и добавила: – Почти. Потом, сделав довольно продолжительную паузу, она добавила: – Прах Землячки, топившей баржи с живыми офицерами и солдатами, покоится в Кремлевской стене, именем Бела Куна названа площадь в Москве, улицы в Ленинграде и Симферополе. А Петра Николаевича Врангеля, ярого противника Гражданской войны, который спас от расправы тысячи людей, до сих пор считают врагом. Новиков вспомнил, как на тестировании спрашивали, есть ли у него родственники за границей. Получается, будущий офицер не должен иметь заграничной родни? И хоть ему было ужасно неудобно задавать подобный вопрос, привычка доводить любое дело до конца требовала. К тому же Ольга Елисеевна то ли от выпитого чая, то ли от темы разговора ожила и уже никак не напоминала манекен. Почувствовав живой интерес Новикова, она, казалось, ждала его вопросов. И он рискнул. – А как же прадедушка Павла? – спросил он. – До сих пор жив? – Он тут же подумал, что сглупил, вряд ли тот мог дожить до такого преклонного возраста. – То есть я имел в виду его семью. У него же, наверное, была семья? Ольга Елисеевна покачала головой: – Нет, Михаилу Николаевичу с женой не повезло. Они попали на эскадренный миноносец «Живой», единственный, не дошедший до порта назначения. Из-за неисправности машины «Живой» не мог самостоятельно идти, его вел буксир «Херсонес». Вместо штатного экипажа буксира, отказавшегося эмигрировать, им управляли моряки с «Живого», которые не имели опыта управления буксировочным судном. На самом «Живом» осталось несколько человек команды и двести пятьдесят пассажиров. «Живой» на буксире «Херсонеса» покинул Крым и ночью попал в семибалльный шторм. Буксировочный трос, соединявший эскадренный миноносец с буксиром, не выдержал и лопнул. Из-за отсутствия связи о катастрофе стало известно лишь по приходу кораблей в Константинополь. Срочно были организованы поиски «Живого», но и судно, и экипаж, и пассажиры бесследно исчезли. – Они погибли? – Новиков знал ответ и все-таки спросил. Не мог не спросить. – А ты как думаешь? – Воронцов откусил большой кусок бутерброда с колбасой и вопросительно уставился на Сергея. – Ноябрь, море, семибалльный шторм… Словосочетание «семибалльный шторм» Новикову абсолютно ничего не говорило, поэтому он пожал плечами и рискнул-таки взять хрупкую чашку. – Вы учительница? – спросил он. – Да, – кивнула она. – Литературы. Художник, который написал картину, –Николай Черкасов, мой ученик. – Вы и рисовать учите? – У Новикова отвисла челюсть. – Нет, только читать. Ты какие книги предпочитаешь? Сергей, за всю жизнь не прочитавший ничего, кроме школьной обязаловки, задумался. – Вот про это… Про войну, про море… От Воронцовых он ушел с толстым томом Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой». Если честно, читать ему было особенно некогда. Это Пашка Воронцов учился играючи, а Сергею приходилось тяжко. Он корпел над учебниками, стараясь не отставать от друга. Но признаться Ольге Елисеевне, что у него нет времени на книги, он тоже не мог, поэтому отрывал время от сна и читал, читал, читал. Тем более что мир, который открыли книги, неожиданно понравился ему до такой степени, что он порой даже отказывался от увольнений в город, предпочитая прогулке книгу. К концу третьего курса он уже втянулся в учебу, времени на чтение оставалось больше, и он все чаще наведывался к Воронцовым. Его уже не смущала кажущаяся хрупкость чашек из костяного фарфора, он мог, не смущаясь и не подыскивая суматошно слова, обсуждать с Ольгой Елисеевной прочитанную книгу. Несколько раз они втроем – отец Воронцова был большой шишкой в штабе флота и дома практически не бывал – ходили в театр. Красный бархат кресел и занавеса, позолота балконов, блеск огромной люстры – все это пробуждало в нем непонятные чувства, призрачные воспоминания, неясные мечты. – Девчонку тебе надо завести, – сказал Воронцов, когда Сергей случайно проговорился о своих ощущениях. – Ну а девушки, а девушки потом, – отшутился Новиков. – Вот закончу училище… – С ума сошел! К выпуску ты уже должен иметь семью. Кто знает, куда тебя направят служить, –здесь, в Севастополе, вряд ли оставят. Скорее всего, запрут куда-нибудь на Север, а там с невестами очень даже проблематично. – Угу, – только и мог проговорить Сергей. Ну не было у него времени на девушек. Хотя особых временных затрат процесс обзаведения дамой сердца не требовал. По выходным в училище организовывались танцы, куда приезжали городские девушки, разодетые, накрашенные, благоухающие. Если отбросить в сторону ореол морской романтики и красивую форму, а включить голый расчет, курсанты считались выгодными женихами. Это сейчас, пока учатся, у них порой пусто в карманах, хотя и не у всех, и увольнения не каждый день, зато по окончании училища – гарантированная зарплата, пайки и прочие жизненные блага. Дома, в Нижних Грязях, Сергей проблем с противоположным полом не испытывал. Не стоило особого труда познакомиться с приглянувшейся девчонкой. Но после пары походов в кино, заканчивающихся жаркими поцелуями под забором очередной подруги, следовало приглашение познакомиться с родителями, на деле – смотрины. Разумеется, симпатичный и, самое главное в сельских реалиях, рукастый парень потенциальных тестя и тещу вполне устраивал, что нельзя было сказать о Новикове. Два, ну от силы три визита, во время которых он успевал починить текущий кран, шатающуюся ножку табурета и дверную ручку, которая держалась на честном слове, а то и перекопать огород, – и ему становилось скучно. Если потребуется, найти невесту у себя в деревне он всегда сможет. Летом после четвертого курса выберет какую-нибудь посимпатичней – и в ЗАГС. С собой в Севастополь он ее, конечно, не потащит – это же придется жилье снимать. Дорого. Приедет на выпуск, а там… Однако жизнь, как это обычно бывает, внесла свои коррективы. Он уже взял билет, чтобы ехать в отпуск – хорошо, что только туда, – как Воронцов, сияя от внезапно привалившего счастья, сообщил: – Ну все, Серега, пляши! Мы с тобой после училища остаемся в Севастополе! Это уже железобетонно! Будем служить на «Геройском»! – Да ну? – не поверил Новиков. Служить на большом противолодочном корабле «Геройский» в те годы было пределом мечтаний каждого курсанта из его класса. Современное судно с новаторским вооружением – на глубокой воде он мог развить скорость в 34 узла и был способен обнаружить подводную лодку на расстоянии трех с половиной километров. Корабли этого проекта называли поющими фрегатами за характерный высокий звук газовых турбин при движении на низкой скорости, похожий на свист. – Ну да, – в тон Сергею подтвердил Павел. – И практику там проходим. Единственная загвоздка – практика в октябре, а «Геройский» в это время будет на боевой службе в Средиземке. Поэтому нам двоим практику перенесли на август. – На август? – разочарованно протянул Сергей. – А как же отпуск? – Тебе что – июля не хватит на свои огородные дела? Или важнее копать картошку, чем держать на прицеле подводные лодки шестого флота США? – При чем тут картошка? – вспыхнул Новиков. – Ну не картошку, а что там у вас еще летом делается? Я думал, ты обрадуешься. – Да я в общем-то рад… – Я еще самого главного не сказал. В последних числах августа «Геройский» принимает участие в учениях. Будет проводить артиллерийские стрельбы на полигоне недалеко от мыса Херсонес. Ну не здорово? Сергей согласился, что это, конечно же, здорово. – А в отпуск пойдешь в октябре. Поедешь еще раз домой, а если нет, будешь читать книжки и гулять с девчонками. Пора, брат, пора… «Дались тебе эти девчонки», – подумал Сергей. Конечно, участвовать в настоящих учениях ему очень хотелось, но он представлял, как расстроится мать, которая считала дни до его отпуска. * * * Вечер накануне отъезда выдался пустым и скучным. Все книги, которые у него были, Сергей прочитал и сдал в библиотеку, в увольнение не пошел, решив лечь спать пораньше. Лето еще не успело начаться, а в классе для сампо (самостоятельной подготовки), где в основном протекала жизнь курсантов после занятий, уже было душно, и Новиков решил прогуляться к морю. Однако на полпути до него донеслись звуки веселой музыки. «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом…» – радостно пел мужской голос. Странная песня в военно-морском училище, где к сухопутным войскам относятся пренебрежительно. Новикову вдруг сделалось очень даже любопытно посмотреть на певца, да и на сами танцы в целом. Одним глазом! Вообще-то организация вечеров отдыха с девушками, которые проводились каждую субботу и воскресенье, ему не нравилась. Дело в том, что курсанты проходили в клуб бесплатно, а девушки должны были покупать билет. Этот факт никак не вязался с одной из любимых фраз Воронцова – «Гусары денег не берут». Получается, пусть не напрямую, опосредованно, но девушки кавалеров покупали. Был, правда, еще вариант, когда курсант встречал подругу на КПП и бесплатно проводил в клуб. Но для этого подругой нужно как минимум обзавестись. Войдя в душный, пропахший потом и куревом зал, он тут же пожалел о своем решении. Тем более что песня, заинтересовавшая его, закончилась, и после короткой паузы ансамбль, состоящий из курсантов пятого курса, заиграл новую. Тягучее медленное вступление сменила энергичная часть. Народ задергался в такт музыке. Новиков развернулся и направился было к выходу, как вдруг его взгляд выхватил девичью фигуру у стены рядом с лестницей. Высокая, стройная, с темными волосами, собранными на макушке в строгий пучок, она чем-то напомнила Ольгу Елисеевну. Наверное, своей похожестью на манекен. Заиграла медленная музыка. Соседок незнакомки пригласили на танец третьекурсники, а она так и стояла у стены, разглядывая что-то на полу, – кто же отважится танцевать с манекеном. Новиков не боялся, ведь он был свидетелем, каким удивительным и интересным человеком тот может стать, если захочет. Он сделал шаг, и носки его ботинок попали в поле зрения девушки. Она подняла на него глаза, вернее – глазищи. Светло-серые, словно небо на рассвете, удивительные глаза. Наверное, нужно было сказать что-то этакое, умное, в стиле Пашки Воронцова, но в голову пришло только банальное: – Потанцуем? – Ты куды мяне кличешь, послухай, «Завируха, мятель, завируха», – пел солист. Наверное, ему было очень жарко, иначе, чем можно объяснить такой репертуар в июне? Танцевал Новиков не особо хорошо, вполне оправдывая свою кличку, поэтому сильно обрадовался, когда песня закончилась. – Меня зовут Сергей, – представился он в перерыве между танцами. – Оля, – едва слышно сказала она и почему-то смущенно опустила глаза. «Оля?» – Новиков не верил своим ушам. Мало того что девушка напомнила ему Ольгу Елисеевну, так они, оказывается, еще и тезки. Он где-то читал, что имя, данное при рождении, наделяет человека определенными качествами, определяет его будущее. Следующая песня снова была медленной, и Сергей, уже не спрашивая, взял Олю за руку и повел в круг танцующих. Она уже немного освоилась и была менее скованной, даже подпевала: – Песня грустная такая слышится далеко где-то, На щеке снежинка тает, вот она была, и нету… – Что ты говоришь? – Сергей наклонился к ее лицу, и длиннющие ресницы скользнули по его щеке. От этого показалось, что тает не снежинка, а он, курсант четвертого курса Новиков Сергей Егорович, убывающий завтра в отпуск на родину. Долгожданная поездка домой уже не казалась таким радостным событием – ему не хотелось расставаться с этой замечательной девушкой. А еще казалось, что, оставаясь с ней в толпе в танцевальном зале, он как бы делится ею с присутствующими. Это мешает тонким росткам зарождающегося чувства пробиваться сквозь ее смущение и полное отсутствие у него навыков общения с девушками на другом, отличном от дурашливого ухаживания за одноклассницами в школе, уровне. Более высоком, что ли. – Может, пойдем прогуляемся? – предложил он. Понимал, что звучит это двусмысленно, но ничего лучшего не придумал. – Пойдем, – сказала она неуверенно. Новиков взял Олю за руку и, прокладывая путь в толпе, направился к выходу. Он хотел отвести девушку к морю, но, не пройдя и десяти шагов, они наткнулись на парочку, целующуюся до того страстно, что Сергей смущенно отвел глаза. Что тогда говорить об Ольге? Новиков шарахнулся, словно конь, испугавшийся внезапной вспышки молнии, потащил девушку в другую сторону и тут же затормозил, став невольным свидетелем жарких объятий еще одной пары.