Долго разговаривали непонятно о чём. Вроде бы Бажен понимал слова, но смысла сказанного вовсе не улавливал. Будто говорили на тайном языке. Бажен с ребятами иногда любил так разговаривать – каждому слову придавался иной смысл, который понимали одни товарищи. Эту игру придумал он, и друзья подержали но, но быстро охладели. А как здорово в неё было играть: в смысл вникали лишь те, кто знал. Говоришь: «Всемил, а ты сегодня пойдёшь за ягодами?», а подразумеваешь: «Будешь ли ты сегодня со мной рыбачить?» И наоборот – «рыбачить» означало «сходить за ягодами». А «пойдём за яблоками» на тайном языке значило «поиграть в бабки». Но товарищам такие игры быстро разонравились – слишком уж мудрёно, размышлять много надо, и пока вспомнишь значение каждого слова, уже и забудешь, о чём хотел сказать. Так они и забросили свой тайный язык. Сейчас Бажену казалось, что трое взрослых тоже играли в эту игру. Он разбирал речь, понимал каждое слово, но не мог разобрать смысла. – Не согласится Василько, – сказал темноголовый Шемяка, и подёрнул плечами, будто одёжка мала. – Ага! – поддакнул Стоян, встряхнув светлыми кудрями. Бажен не понимал, с чем не согласится князь Василько, но сама мысль, что едут к нему, заставила детское сердце биться быстрее – это сам князь ростовский! – Не знаю, – ответил старый и седой Булат. – Надо говорить с ним. Всё равно надо. Может, и согласится. На что должен был согласиться князь, и какое дело хотел предложить ему волхв, Бажен не знал. Он и подойти к князи побоялся бы, не то что говорить с ним. А волхв этого не боялся. Мальчик сильно зауважал старика, когда понял, какой тот бесстрашный. – Можно силу нашу показать. Согласится. – Шемяка снова повёл плечами. – Ага! – подтвердил Стоян. – Нельзя. – Булат нахмурил брови, наморщил и без того весь в складках лоб, и смотрел на обоих поверх огня. – Не должно нам так делать. Ни в коем разе не можем мы так поступать. Всё должно быть по согласию. Если не захочет помочь нам, то ничего и не сделать, срок, значит, пришёл этому миру. Каждый мир приходит к своему концу. – Зело неясно ты говоришь, отче, – Шемяка поднял глаза на старца. – Надо сильно сказать, чтобы слова проникли в него. Убедить надобно. – Ага! – добавил Стоян и кивнул, подтверждая своё согласие с братом. – Нет, сынки. – Булат улыбнулся, глядя на непонятливых юношей. – Даже сейчас мы не то делаем. Не престало нам помощи просить. Если приходит мир к концу своему, то так и должно быть. Но очень уж хочется, чтобы Русь в покое ещё пожила. И я не знаю, насколько сможем оттянуть мы последний день спокойствия. – Пытаться нужно! – спросил Шемяка. – На то мы и нужны, чтобы порядок принести. Равновес надо соблюсти. Ты же сам это знаешь, отче! – Ага, – сказал Стоян. – Порядок нам соблюдать надобно. Ты начни. А мы, ежели что – подсобим. Булат вздохнул. – Правы вы, ребятушки, да не совсем, потому что молоды ещё и горячи, да и глупы слегонца. Если уж суждено почить миру, то так и будет. Поставлены мы порядок нести, правильно ты сказал, Шемяка. Но если порядки меняются, то сохраняй старые, не сохраняй, всё равно падут они, не удержатся. В таки дни от нас уже немного зависит. Но мы до последнего будем правду держать и от кривды Русь защищать. Даже если богам это уже не нужно. И людям если неугодно станет. Но от них тут мало чего зависит. Но все равно однажды придет время, и мы снова восстановим порядок. – Знать бы, чего богам нужно, тогда и жили бы хорошо, – сказал Шемяка и хрустнул плечами. – Ага! Знать бы! – Стоян погрустнел, глядя на брата. – А этого мы никогда не узнаем, – вздохнул волхв. – А даже ты, отче? – И даже я. У богов своя жизнь и свой смыл, неведомый нам. А иногда мне кажется, что и они нас тоже не понимают. Из разговора стало ясно одно. Они хотят встретиться с князем Василько и сказать нечто такое, от чего тот откажется. Или не откажется. И ещё мальчик узнал, что к своим богам волхв и его младшие товарищи относятся, как и не к богам вовсе, и это показалось очень странным. А расспрашивать не стал – не его это дело, пусть сами знают, с каким делом в Ростов пожаловали. А Бажена дело маленькое, ехать куда велят и молчать. Стемнело, и запели ночные птицы. Голоса их были печальны и безрадостны, да и откуда взяться веселью в ночную и страшную пору? В это время тёмные силы выходили на охоту, и горе тому, кто попадётся на их пути. Кричала выпь, то затихая, то начиная снова, и крик казался грустным, будто потеряла всех своих птенцов и теперь оплакивала потерю. Крякал огарь таким же заунывным голосом. Кряканье появлялось то здесь, то там, и не ясно, переговаривались это две птицы или одна прыгала с места на место. Так же скорбно ухал где-то вдалеке филин. Протяжное уханье когда-то бросало маленького Бажена в дрожь, но он привык и понимал, что это всего лишь птица. Ночь есть ночь. Весёлые птицы поют днём и по утрам. Ночные песни всегда грустны. – От запели, – сказал Шемяка, и потянулся за луком, лежавшим у ног. – Ага, запели, – вторил Стоян и повторил движение брата. – Одурели? – строго спросил Булат. – Не смей бить ни зверя, ни птицу, ежели нужды в том нет. Шемяка подержал раскрытую ладонь у лука, да и убрал. Стоян поморщил лоб и промолчал. Бажен с уважением посмотрел на волхва. – Батька мой так говорил, – обронил он. – Покуда жив был. Тоже говорил, что зверя и птицу можно бить только по делу, если голоден. Булат потрепал рыжие вихры мальчика. – Молодец твой отец. Природа мать не потерпит издевательства. Бей сколько съешь, а не голоден, так и убери оружие. Булат велел всем спать и сам вызвался следить и питать огонь до утра. Комарьё летело на огонь. «От как бывает, – думал Бажен, лёжа в траве, – таких маленьких комариков подманивает, а волки, сильные, крупные звери, огня боятся». Мальчик уснул. Снилось, что он с отцом охотится на медведя. Мишка был с головой ежа, а иглы длинные-предлинные, словно стрелы. Он мычал, пытался дотянуться лапой до Баженова отца, но у него ничего не получалось и зверь обиженно взрёвывал. Когда Бажен проснулся, медведь так и оставался непобеждённым. Стояла глубокая ночь. Он поднялся. Волхв не спал и сидел у костра. – Чего не спишь? – спросил старик. – Почудилось сквозь сон. – Чуткий! – с тёплой улыбкой сказал волхв. – Волки тебя разбудили. А ребята дрыхнут и хоть бы что! Не боишься волков? Бажен сел, подобрав под себя ноги. Прислушался. Да, его разбудили волки. Они опасались огня и стояли среди деревьев, надеялись, что костёр погаснет. Вдалеке светились отражённым желтым огнём несколько пар глаз. – А чего их бояться, пока костёр горит? – Бывает, что их и огонь не остановит. – Так то в сильный голод… зимой. А сейчас бояться нечего. – Лес хорошо знаешь? – Я в нём как дома! – Молодец! Лесные ведатели нам нужны. А теперь спи, а я за костром посмотрю. Бажен послушался старца, снова лёг и постарался уснуть. Утром, еще до рассвета, трое на краю поляны выделывали невесть что! То складывались пополам, до самой земли, будто кланялись неизвестно кому, то подпрыгивали, словно стараясь допрыгнуть до вершины осины. Снова кланялись и опять прыгали. А после всего Шемяка и Стоян стали бить старика. Тяжело дышали, охали и ахали, и пытались ударить Булата. Бажен едва не бросился на помощь, но старик отбивался очень легко. Шемяка ударит рукой, а дед свою подставляет. Стоян пытается пнуть Булата, а старик изворачивается да бьёт по ноге, что тот аж на колени падает. – Всё, достаточно детюки! – сказал Булат. – Размялись и буде! Давайте покушаем и пойдём дальше, в Ростов успеть надобно. Так это они разминались! А Бажен грешным делом полагал, что молодые избивают старого человека. Но теперь знал, что этот старик может не за одного себя, а и за других постоять. Надо же, какой сильный! В таком возрасте уже пора на печи лежать да мух считать, а со старым Булатом не смогли совладать двое здоровых молодцов! Увиденное Бажена весьма удивило, и он теперь стал относиться к волхву совсем иначе. Завтрак был таким же, как и ужин. Холодное мясо и медовуха из небольших козевок. Мальчик запивал мясо родниковой водой. Она согрелась за ночь в козевке у костра и не ломила зубы. В отличие от мужиков волхвы медовухи ему не предлагали, а сам и не напрашивался. – К вечеру в Ростове будем, – сказал Булат, когда поели. – Завтра князя увидим, поговорим, и домой. А с тобой, малец, разговор особый будет, – добавил, глядя на Бажена. Нацепили на пояса ножны с мечами, закинули луки за спины, сели на коней и двинулись дальше. Ехали лесом, и Бажен наслаждался природой. Где-то вдалеке пел соловей, трели – одна другой краше. То заливался надолго, то пел короткими переливами, как лесной ручеёк, который перекатывает свои воды с камешка на камешек. Конь Булата ехал медленным шагом, и мальчик, достав из сумы свирельку, стал играть, словно насмехаясь над соловушкой. Тот даже замолчал на время, поражённый наглостью дудочника. Послушав игру перемешника, соловчик начал петь сам, а Бажен перестал, уступив ему очередь. Булат остановил коня, за ним младшие товарищи. Перекличка двух соловушек длилась не очень долго, птице это надоело, она замолкла и перелетела на другое место. – Ну, дык, здорово! – сказал Шемяка. – Ага! – добавил Стоян. – Давно ты так умеешь? – спросил волхв. Мальчик пожал плечами. – Умею… А давно ли… не знаю, не считал. Как мне дядька Вячко свирельку первую подарил, так и научился. – Значит, давно, – заметил Булат и повернулся товарищам: – Сгодится? Сможем силушку вложить в дудку? – Вроде бы сам должон… – неуверенно сказал Шемяка, поведя широченными плечами, и переглянулся со Стояном. – Ага, сам! – заметил Стоян. – Ты же, старче, сам говаривал, что человек должен сам открыться. Кто ж за него это сделает? – Сам и сделает, – сказал старик. – А мы лишь направим умение. Главное, уже знаем, куда силу-то вложить. Вроде бы и слова русские, а о чём говорят, поди разберись! Какую силу они собрались в свирельку вкладывать, кто и как это будет делать? – Ты, малец, умение своё не теряй, – сказал Булат. – Пригодится ещё. Как домой приедем, я тобой займусь. – И ласково, с улыбкой добавил: – Ишь, скоморох нашёлся! А пока спрячь дудочку свою, успеется! Бажен послушно убрал свирель в суму, и они поехали дальше. Лес расступался, пропуская вперёд. Рассвело. Соловей утих, но запели другие птицы. А вдалеке всё долбил неустанно дятел. *** Вечером, когда солнце начинало закатываться за край земли, доехали до Ростова. Перед этим долго шли берегом озера Неро. Бажен всю жизнь провёл в лесу, никогда не видывал так много воды сразу, и всю дорогу с открытым ртом смотрел на эту красоту. Булат, заметив смятение, спросил. – Что, пострел, никогда озерца не видывал? – Ничего себе озерцо, чудо чудное! – сказал мальчик. – Я видывал и поболе, морем называют. И ты увидишь, коли на север понадобится сходить. На юге тоже есть. Северное Белым кличут, а южное Русским.