Lina Bengtsdotter Beatrice © Lina Bengtsdotter, 2021 © Колесова Ю., перевод, 2021 © ООО «Издательство АСТ», 2022 1 Гул голосов в баре становился все громче. В голове у Чарли зашумело. Ей давно следовало бы уйти домой, но тут у нее появилась компания — неокольцованный мужчина в костюме уселся рядом и подал надежду, что вечер может закончиться так, как ей хотелось изначально. Когда они поболтали какое-то время, мужчина, которого звали Як, спросил ее, откуда она. — Из Стокгольма, — ответила Чарли. — Я имею в виду — откуда родом. Мне кажется, у тебя в речи слышен диалект. — Давненько никто не отмечал, — усмехнулась Чарли. — Я думала, уже и незаметно. — Чуть-чуть, но заметно. Ты из Эстгётланда? — Нет, мой диалект — скорее смесь вестгётского и вермландского. Я выросла как раз на границе. — В каком городе? — Это просто маленький поселок. Название тебе ничего не скажет. — Думаю, скажет. — Гюльспонг. Як наморщил брови. — Ты была права. Такого места я не знаю. Прости. — Можешь не извиняться. — Так расскажи мне, — попросил Як. — Расскажи о Гюльспонге! Чарли как раз собиралась ответить, что рассказывать особо нечего, однако четыре бокала пива сделали ее неожиданно разговорчивой. — Я жила на маленьком хуторе в сельской местности, вдали от центра. Сделав паузу, она отпила глоток пива. — Там стояла целая роща вишневых деревьев, была столярная мастерская и блестящее озеро. Як улыбнулся, и сказал, что это звучит, как сказка из книг Астрид Линдгрен. — Люккебу[1], — сказала Чарли. — Что? — Он так назывался — дом, где я жила. Люккебу. — И ты была там счастлива? — Да, — ответила Чарли. — Очень счастлива. Где-то она читала, что никогда не поздно обзавестись счастливым детством. Наверное, именно так и следует поступать: преувеличивать все хорошее и убирать плохое, врать и приукрашивать, пока не начнешь сам во все это верить. Як спросил, есть ли у нее братья-сестры, и Чарли подумала о детской комнате, ремонт в которой так никогда и не был закончен, о машинках, которые Бетти нарисовала на стенах, о кровати, которую предполагалось прикрепить к стене. — Да, — ответила она. — У меня есть брат. Мы с ним тесно общаемся. «Общались, — подумала она. — Теперь все оборвалось». Перед глазами встало лицо Юхана, тревога по поводу их возможного родства. «Очень надеюсь, что я все же тебе не брат». И ее ответ: «Мне казалось, ты хотел, чтобы у тебя была семья». Юхан. В первое время после его смерти она никак не могла отключить слайд-шоу, без конца крутившееся в голове: его взгляд, когда она вышла из озера совершенно голая, кровать в мотеле, вишневое вино в Люккебу. И потом — все то, что так и не сбылось. — У меня есть сестра, — сказал Як, — но мы почти не общаемся. Мы даже в детстве не играли вместе, хотя разница у нас всего два года. Наверное, потому что нам нравились разные занятия. — У нас с братом все было наоборот. Мы любили одни и те же игры. Строили шалаши в лесу за домом и играли у воды. — Так у вас был участок с выходом к морю? Чарли кивнула. Можно и так сказать. — А еще мы часто выплывали на середину озера в собственной маленькой лодочке, — продолжала она. — А еще у нас была лиса. Ручная, как собака. — Да разве такое возможно? — удивился Як. — Приручить лису. Чарли вспомнила кровавую бойню в курятнике и слова Бетти о том, что зверь всегда остается зверем. «Они могут казаться совершенно ручными, но рано или поздно звериный инстинкт берет верх». И потом, когда катастрофа случилась: «Что я говорила? Разве я не предупреждала, что все пойдет наперекосяк? Смотри, что вышло!» — Можно, — ответила Чарли. — Лиса у нас была смирная, как овечка. Як придвинулся ближе к ней. — Звучит как настоящая идиллия. — Это и была идиллия. Жизнь как в прекрасном сне. Хочешь еще? — она кивнула на его пустой бокал. — Да, сейчас закажу, — ответил он, поднялся и протиснулся к бару. Чарли посмотрела ему вслед. Высокий, прекрасно сложен, однако ее заинтересовало в нем не это. В его движениях ощущалась какая-то уверенность, любопытство, когда он смотрел на нее, тонкий баланс между возможностью и сопротивлением. — Расскажи о себе, — попросила она, когда он вернулся с пивом. — Расскажи о своей работе. Она уже успела благополучно забыть, чем он занимается. — Да тут рассказывать особо и нечего, — вздохнул Як. — Экономика — не больно увлекательная вещь. Собственно говоря, я мечтал стать актером, но родители считали, что это ненастоящая работа, так что… Возможно, у меня бы ничего и не вышло, но… — Но — что? — Иногда я жалею, что не попробовал — чего мне стоило сделать хоть одну попытку? А теперь я так и не узнаю, мое это было или не мое. — Но ведь никогда не поздно? — заметила Чарли и тут же подумала, что говорит ерунду. Вот именно: уже поздно. — Тогда давай выпьем, — улыбнулся Як и поднял бокал. — Выпьем за то, что никогда не поздно. — И все же жаль, — вздохнула Чарли. — Грустно, когда родители ограничивают своих детей. — Твои тоже так делали? — Нет, вовсе нет. Мама всегда говорила, что я могу стать, кем захочу — только не танцовщицей. — И кем же ты стала?