Часы показывали десять вечера, когда Чарли и Грегер вернулись в отель. Поскольку было воскресенье, кухня уже закрылась, но для них пообещали сделать исключение и приготовить что-нибудь легкое. — Что будете пить? — спросил официант. — Мне воды, — попросила Чарли. — А мне бокал красного, — сказал Грегер. — Один-то бокал можно? — добавил он, посмотрев на Чарли. Она кивнула, более чем когда-либо желая, чтобы она была человеком, способным выпить один бокал. Чарли вспомнила события дня. Коляску отправили в криминалистическую лабораторию на анализ следов ДНК, эксперты обыскали большую территорию вокруг находки, но ничего не обнаружили. Она надеялась, что Грегер прав в своих выкладках, и тот факт, что медвежонок и конверт тоже исчезли, свидетельствует о заботе по отношению к ребенку. Образ Беатрис у кого-то на руках успокоил ее на несколько секунд, потом в голове всплыл целый поток других вариантов: маленький тючок, плавающий в озере, окоченевшее детское личико в лесу, искореженное детское тельце в… Все эти образы заставили ее вспомнить про сестру Бетти, умершую еще зародышем от удара в живот матери. А потом — сына того мужчины, который совершил это злодеяние. Мальчика увели в лес и задушили, задушили те же пальцы, что заплетали Чарли косички. Это был несчастный случай, убеждала себя Чарли, когда узнала обо всем этом. Бетти просто хотела его напугать. Не могла же она убить ребенка! Или… Может быть, все это было запланировано и рассчитано — око за око, ребенок за ребенка? Не так ли она мыслила, говоря о божественной справедливости? «Справедливости нет. Бога нет. Ты что, еще не поняла этого, Чарлин?» — С тобой все в порядке? — спросил Грегер. Чарли кивнула. — Ты такая бледная. — Мы должны найти ее, — ответила Чарли, никак не прокомментировав свою бледность. — Время уходит. — Ты думаешь, ее похитил Паскаль? — спросил Грегер. — Не знаю. Но если он хотел отомстить Густаву чем-то таким, что страшнее смерти… — Все же это нелепый поступок, — проговорил Грегер. — Похитить ребенка из-за разногласий в компании. Чарли согласилась, однако же странно, что он пропал за четыре дня до исчезновения Беатрис. И хотя его жена заверила их, что он не из тех, кто похищает маленьких детей, она же сама и рассказала о его личностном расстройстве. Пока что поиски Паскаля не дали результатов. Они заявили его машину в скрытый розыск, но ее пока не обнаружили. Его телефон в последний раз подсоединялся к вышке в центре Карлстада. Теперь он отключен, и не использовался с тех пор, как хозяин покинул дом. В списках звонков и эсэмэсок не нашлось ничего странного. Связано ли это с тем, что он скрывается добровольно? Кредитной карточкой он тоже не пользовался с тех пор, как исчез, но, по словам Матильды Бюле, он всегда носил с собой много наличных. Либо он умер, либо очень хорошо спрятался. — Так что ты думаешь? — спросила Чарли, когда им принесли еду. Это было какое-то странное месиво, от которого у нее возникло острое желание поехать в ближайшее место, где можно купить гамбургер. — Что ты думаешь по поводу всего этого? — Меня раздражает, что от Густава невозможно больше ничего добиться, — ответил Грегер. — Каждое слово приходится тянуть клещами, а он мог бы… я хочу сказать — его дочь пропала. Как он может быть так уверен, что ее исчезновение не связано с его бизнесом? Почему не хочет, чтобы мы перевернули каждый камень? — Возможно, он сам переворачивает камни, о которых мы ничего не знаем. Он производит впечатление человека, очень напуганного произошедшим. — И что — он думает, что сделает эту работу лучше нас? — Может быть. Не забывай, что он привык быть лучшим во всем, за что берется. Чарли поднесла ложку ко рту и поспешно проглотила, потому что на вкус еда оказалась еще отвратительнее, чем на вид. — Но если мы посмотрим на дело немного по-другому, — продолжала она, прекрасно понимая риск слишком зациклиться на одной версии и пропустить остальное. — Если это не Паскаль Бюле реализовал свои планы о нечеловеческих страданиях — то кто тогда? — Чисто статистически обычно родители… И мы не можем закрывать глаза на тот факт, что Фрида оставалась одна с Беатрис, когда это произошло, и… — Матери обычно не убивают своих детей, — возразила Чарли, — если это не послеродовой психоз, а у нас нет никаких данных о том, что Фрида им страдает. В таких случаях речь обычно идет о расширенном самоубийстве. — Бывают исключения, — начал Грегер. — Много лет назад я выехал по вызову. Престижный район, женщина, никогда ранее не имевшая проблем ни с психиатрией, ни с законом, перерезала горло дочери кухонным ножом. Мы приехали раньше «Скорой», и… то зрелище, которое я там увидел… Грегер замолчал и отпил большой глоток вина. — Она была юрист, — продолжал он. — А ее муж… не помню, чем он занимался, но оба были вполне успешны. Друзья и соседи описывали семью как приятных, основательных людей. Никто не понимал, как такое могло произойти. — Человеческая психика загадочна, как космос, — произнесла Чарли. — И чем больше в нее углубляешься, тем больше понимаешь, какая это сложная материя. — Вот не знал, что ты углубляешься в человеческую психику, — сказал Грегер. — Не знаю, так ли это, но я изучала психологию. — Где? — В Стокгольмском университете, — ответила Чарли. Она вспомнила то чувство триумфа, которое возникло у нее от знаний, приобретенных за годы учебы на кафедре психологии. Как будто бы ей дали ключи от собственного мозга. — Когда ты все это успела? — До полицейской академии. Я не могла поступать сразу — не подошла по возрасту, тогда брали с двадцати лет, а мне было всего семнадцать, когда я сдала выпускные. — Как тебе удалось сдать выпускные в семнадцать лет? — Я перепрыгнула через один класс. Тут у нее в телефоне звякнуло. Пришло сообщение от Андерса. Фотография его с Сэмом и текст: «Все под контролем». «Отлично!» — написала она в ответ. — Это от Андерса, — пояснила она. — Да, хорошо, что все обошлось. — Андерс этого бы не пережил, — задумчиво проговорила Чарли. — Я имею в виду — если бы с его сыном случилось что-то серьезное. — Похоже, люди в состоянии пережить гораздо больше, чем им кажется, — ответил Грегер, отпив большой глоток вина. — Да, но всему есть предел, — сказала Чарли и подумала о Бетти. «Всему есть предел, и когда ты достиг предела, пути назад уже нет». Что там Фрида сказала про Беатрис? «У меня нет семьи кроме нее. Больше мне не для кого жить». К их столику подошел новый официант и спросил с характерным местным акцентом, понравилась ли им еда, не хотят ли они еще выпить. — Мне, пожалуйста, еще бокал вина, — сказал Грегер. — А мне пива, — сказала Чарли, не успев подумать. — Большой бокал крепкого пива. «И какой смысл иметь ключи к собственному мозгу, — подумала она, — если все равно не сумел ими воспользоваться?» Официант вскоре вернулся, неся новый бокал вина и холодное пиво с шапкой пены. — Когда ты это себе сделала? — спросил Грегер, кивнув на татуировку у нее на левом запястье, когда Чарли отпила глоток из своего бокала. — Полтора года назад, — ответила Чарли. — Что это значит? — спросил Грегер. — Никогда не понимал, зачем она нужна — точка с запятой. — Это полупауза, — пояснила Чарли. — Остановка, но не конец. Она подумала о том, что когда делала себе эту татуировку, ее все же не покидало ощущение конца. В голове пронеслись воспоминания: Гюдхаммар, плавильня, а потом, как бы она ни пыталась отогнать этот образ, — Юхан с разбитой головой. «Состояние критическое». Чарли никогда не забудет звонка из больницы. До этого момента она по-детски верила, что Юхана удастся спасти. Однако возникли кровоизлияния, осложнения и обширные нарушения в работе мозга. Раз за разом она спрашивала: «Но ведь он жив? Он не умрет?» И, тем не менее, он умер. Юхан Ру умер 28 октября в 22.22. «Какая разница, во сколько?» — подумала тогда Чарли, однако цифры еще долго танцевали у нее в голове. В 22.22 сердце Юхана перестало биться. В 22.21 он еще был, а в 22.22 его уже не было. Всю первую неделю она пролежала в постели, уверенная, что вернется на работу до того, как потребуется справка от врача. Но так не получилось. Оказалось, невозможно работать, когда мозг зациклен и в голове постоянно прокручиваются сценарии катастрофы. Она начала проверять, выключила ли плиту, не оставила ли свечи без присмотра. Неважно, что она не готовит еду и не пользуется свечами — ей приходилось проверять это по несколько раз подряд. Она не доверяла своим органам чувств. Проверяла замок на двери, цепочку, плиту, потом опять замок и так без конца, до полного изнеможения. В детстве у нее случались периоды таких навязчивых состояний. Ей обязательно надо было потрогать стопку товаров в магазине, дважды топнуть ногой каждый раз, переступая порог и считать окружающие предметы вслух. «Перестань! — говорила ей Бетти. — Хватит! Да перестань уже!» Но Чарли не могла перестать — если бы она не послушалась навязчивых мыслей, Бетти умерла бы. «Ты должна бы догадаться, что это не так, — заявила Бетти, когда Чарли попыталась ей объяснить. — Чарлин, ты же умная девочка. Ты ведь понимаешь, что не можешь повлиять на жизнь и смерть, стукая по пакету с молоком?» Но навязчивые мысли с умом никак не связаны, теперь Чарли это знала. И со знаниями, видимо, тоже. К этому выводу она пришла, когда попыталась исцелить саму себя — и обнаружила, как это трудно. — Так зачем эта полупауза? — спросил Грегер. — Это так называемый «Проект «точка с запятой»[5]», — объяснила она. — Об этом следует знать?