Обычные люди терялись под суровым взглядом генерала. Стоило ему лишь обратить свой взор на подчиненного, у бедняги от страха коленки подкашивались и пульс учащался. Всё это срабатывало на всех, кроме Астаховой. У нее явно выработался иммунитет от суровых взглядов. — Лариса Георгиевна, я вас лично вызвал в Москву, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию, крайне, вам скажу, неприятную. “Да уж, приятного мало”, — хотела ответить полковница, не слишком довольная тем, что пришлось поспешно оставить следствие и выехать в столицу для личной встречи. Видите ли, Родион Михайлович, желал лицезреть ее воочию и требовал отчет о проделанной работе. Он поднялся и важно зашагал по кабинету, заломив руки за спину. — Лариса Георгиевна, некоторые из руководства предлагают прекратить расследование, так как не видят в дальнейшем никакого смысла. — Но… — попыталась возразить Астахова и генерал предупреждающе поднял указательный палец. — Я продолжу, а потом выслушаю ваши возражения. Она тактично кивнула, уже в уме приготовив целую тираду. — Убийца мертв, — озвучил общеизвестный факт генерал, — как показало следствие, Колмаков и был тем самым серийным убийцей. Есть переписка со второй жертвой, есть видео с камер наблюдения, где все-таки можно опознать его; самое главное — это кровь Панина на одежде. И то что Колмаков пытался замести следы преступления, выкопав тело убитой им Киреевой, тоже факт. Он испугался, Панин подозревал его и следил, возможно пытался задержать, поймав на месте преступления. За что и получил железным лотком лопаты по голове. Колмаков отвез тело на пустырь и сжег вместе с орудием преступления. После осознал содеянное, понял, что бежать некуда и покончил собой, спрыгнув на обломки арматуры. Поэтому предлагаю поставить жирную точку в деле громовского серийного убийцы и оставшуюся формальную работу передать Брагину. Как вы считаете? — Вы правы, доказательств против Колмакова уйма. Здесь я согласна, но есть одно противоречие, которое не дает мне покоя. В его самоубийстве нет совершенно никакой логики. Зачем ему заметать следы, убивать Панина, сжигать тело Киреевой, а потом убивать себя? — Этого мы никогда не узнаем. — А я всё-таки хотела бы это узнать. — Лариса Гергиевна, какой в этом смысл? Убийца самоликвидировался, оставив после себя уйму доказательств. Вам больше незачем возвращаться в Москву, вызывайте свою группу и приступайте к новому расследованию. В Ворошиловском районе произошло несколько странных смертей. Астахова задумчиво глядела вдаль, ее интуиция подсказывала, что не все так однозначно в деле Колмакова. Перегудов тоже не спешил заканчивать расследование. Один лишь Дорошев, в силу своей неопытности и молодости, преждевременно радовался. — Родион Михайлович, позвольте вернуться в Громово и продолжить расследование смерти Колмакова. Что, если ему кто-то помог совершить прыжок вниз? — Тогда скажите спасибо этому человеку. Он избавил мир от очередного выродка. Лариса Георгиевна придерживалась иного мнения: какие бы ни были мотивы преступления, преступник должен понести справедливое наказание. Генерал понял, что потерпел фиаско и не сумел Астахову убедить оставить дело Колмакова. Она слишком упряма и правильна. — Даю вам ровно неделю, — пошел на уступки генерал. — Если не обнаружите доказательств причастности третьего лица к смерти Колмакова — закрываете дело. — Так точно, товарищ генерал, — сказала полковница вместо благодарностей и покинула кабинет. Вроде и полегчало местным, после того, как объявили, что подозреваемый мертв, все как-то притихли, перестали обсуждать череду убийств, личность убийцы, обстоятельства смерти. Как будто потеряли интерес к этой истории, а скорее всего просто устали. Саму же новость полоскали тут и там по телевидению, интернет кишел изощренными подробностями и небылицами. А Колмакова называли недоделанным Чикатилой, хотя многие из знакомых до сих пор не верили в то, что любвеобильный Олег оказался тем самым маньяком. Всё это продолжало выглядеть странным и будто притянутым за уши. И Перегудов начинал поддаваться сомнениям, так же как и Лариса. Дорошев злился, не понимая, почему еще дело не закрыли. Ему до ужаса надоело протухшее захолустье и тянуло в столицу. — Когда уже наша командировка подойдет к концу? — задал он вопрос коллеге во время обеда в столовой. Михаил хлебал гречневый суп и невнятно пожал плечами, мол, кто его знает. — Не помешаю? — подошел к ним Брагин с подносом, хотя обычно обедал в кафешке за углом. Москвичи гостеприимно предложили присоединиться и полковник сел напротив, расплескав из тарелки суп. Вид у него был болезненный, что мягко сказано, под глазами мешки от недосыпа и усталости. Несладко ему пришлось в последние несколько дней, сплошные отчеты и оправдания, выговор за выговором, а вчера генерал внятно и четко намекнул об уходе на пенсию после закрытия дела громовского серийного убийцы. К тому же, руководство требовало поставить вместо теперь уже двух убитых капитанов, хотя бы одного нового. И кем заполнить прореху в списке кадров — Брагин тоже не знал, вообщем-то и поделился переживаниями с коллегами. — Совершенно некем заменить Панина. Ладно Колмаков, всё равно бестолковый был. А вот Панин, царство небесное, очень деятельный, отдел возглавлял, других учил. — А почему вы не хотите его ученицу в звании повысить? — удивленно спросил Перегудов, зная, что стажерка уже давно засиделась в стажерах. — Вы о ком? — искренне не понимал Брагин. — Я о Валюшкиной. — А кто это? Михаил и Максим обменялись ироничными взглядами, последний в полголоса пояснил: — У вас тут ее Овечкой называют. А она между прочим, неглупа и ответственная. Почему бы вам ее на место Панина не посадить? — Ааа, — протянул полковник, — вы об этой, — показал он что-то невыразительное руками. — Она, кстати, последнюю неделю дорабатывает, сама заявление на расчет подала. Перегудов и Дорошев снова переглянулись, в этот раз недоуменно. — Мы не слышали об этом. Валюшкина вела себя как и прежде, ниже травы тише воды, бесконечно что-то печатала и не разговаривала. В общем, привычнее привычного, словно мебель. — Да, — печально подтвердил Брагин. — А вот следователя позарез не хватает. — Вы не беспокойтесь, кого-нибудь пришлют, — ободрил его Перегудов. — Кого-нибудь, — грустно отозвалось эхом. Полковник почти плакал, скоро и на его место кого-нибудь пришлют. Следователи закончили обед и спешили приступить к работе. На сегодня назначили беседу с родителями Колмакова, которые жили в деревне на окраине области. По дороге Перегудов внезапно остановился и спросил: — Как тебе Алёна? — В смысле? — не понял вопроса Дорошев. — Я имею в виду, как человек. Как бы ты ее охарактеризовал? — Эээ, — Максим не сразу смог ответить на столь странный вопрос. С чего вдруг “старпёра” Перегудова заинтересовала молодая невзрачная стажерка, если он крутит шашни с красивой, уверенной в себе начальницей. — Не знаю, не в моем вкусе, слишком зажатая, блеклая, некрасивая. Михаил хмыкнул и уточнил свой вопрос: — Я имел в виду психологический портрет, а не твою субъективную оценку внешних данных. — Так бы сразу и сказал, — Дорошеву нравилось, что старший по званию интересуется его мнением, поэтому он со всей серьезностью заявил: — Прирожденная жертва. — А как думаешь, жертва может стать охотником? Максим напряг извилины и со стопроцентной уверенность заявил: — В данном случае нет. — Почему? — странно, но Перегудов не унимался со своими каверзными вопросами. — Про таких как Валюшкина говорят — безхребетная. Мне лично больше нравится — безобидная. Думаю, она и мухи не обидит. — Ну, мухи может-быть и нет, — пространно ответил майор, на этом закончив разговор. На беседу с родителями подозреваемого он зачем-то позвал с собой стажерку. — Алена, нужна будет ваша помощь для ведения протокола. Она оторвала свои кроткие очи от монитора и покорно ответила: “Да, конечно”. Плач Алёнушки Сложно объяснить родителям убийцы, почему их кровинушку считают убийцей. Для них дитя навсегда останется дитём, чтобы о нём не говорили. И Родители Колмакова не исключение, мать не верила, отец помалкивал. Вопросы в основном задавал Перегудов, потому как Дорошев особо тактичностью не отличался, мог ляпнуть что-нибудь едкое и завершить тем самым беседу. — Я понимаю, вам сложно, но и вы нас поймите. Колмакова отрицательно качала головой, не желая принимать доказательства вины сына за чистую монету и все время повторяла, что сыночку подставили. — И вы нас поймите, — подключился к разговору отец, — Олежик… Он горько вздохнул, видимо тяжело было говорить о сыне в прошедшем времени. — Он был хороший, ну гуляка, выпить любил, но в жизни ни одной девчонки не обидел. Мать всхлипывала и поддакивала. — Всё верно, хороший мальчик, — женщина не выдержала, разрыдалась.