* * * В маленьком городке, и тем более в крошечной школе, нужно вести себя дружелюбно и в то же время держаться на безопасном расстоянии от коллег. Их было всего четверо, не считая директора Коллинза, поэтому соблюдать дистанцию удавалось без особого труда. Со мной вместе работали Джун, Кора, Коллетт (которую на самом деле звали Джейн, но Коллетт звучало пышнее) и Джо, единственный мужчина. Джо покинул Реклюс десять лет назад и дал себе торжественное обещание никогда не возвращаться. Потом заболела его мама, потом папа, и он нарушил слово, как случается с каждым из нас. Интуиция подсказывала мне, что Коллетт безответно влюблена в Джо, поэтому я изо всех сил его избегала, — кроме Коллетт, я была единственной в школе женщиной детородного возраста. Новая женщина в городе, где ничего не происходит, — живая приманка. Вопросы сыпались из Коллетт, как гильзы из автомата. Я старалась отвечать кратко. Откуда ты родом? Огайо. Ты была замужем? Один раз. Почему приехала в Реклюс? Меня заинтриговало название. Если Коллетт позволялось сменить тему, она пускалась в долгие рассуждения о скверном бойфренде сестры или о своих грандиозных планах переехать в Джексон и купить один из домов, которые она когда-то видела в журнале. Люди со скромным достатком, по ее словам, считают такие дома недоступными, потому что видят только заоблачную цену, однако если строить дом самому, черт возьми, нужно-то всего ничего: клочок земли, пиломатериалы, молоток и несколько гвоздей. По крайней мере, так думала Коллетт. Впрочем, о своем таланте к столярному делу она никогда не упоминала. Научившись отвечать на поток вопросов Коллетт, я обнаружила, что Кора и Джун тоже агрессивные противники. Скорее всего, обе они лишь хотели удовлетворить любопытство и раскрасить свои унылые серые будни, но я предпочитала держаться на расстоянии. Мы в специальной диаграмме отмечали, в какие дни учителя дежурят в обеденное время во дворе. Сославшись на нехватку свежего воздуха, я записалась на все обеденные смены с понедельника по пятницу. Большинство моих коллег радовались, если удавалось избежать контактов с учениками. Некоторое время я была предоставлена сама себе, наслаждалась покоем и попутно разнимала пару драк, заклеивала пластырем пару коленок и вытирала пару заплаканных щек. Ну, или больше, чем пару. Мои собственные воспоминания о начальной школе можно было в лучшем случае назвать туманными. Я помнила детские площадки и несчастные случаи на них, изучение алфавита и наказания, но не помнила постоянного плача. Я так и не научилась утешать тех, кто застрял в колодце слез. В детстве я вычислила, что получу больше материнского внимания, если не поддамся эмоциям. Однажды порезала колено, упав с велосипеда на кусок стекла. Я даже не вытерла кровь. Шла домой, позволяя малиновому водопаду струиться по моей ноге. Взяв себя в руки, поднялась на крыльцо и постучала в дверь. — Кажется, я порезалась, — сказала я так спокойно, что даже перестала чувствовать боль. В тот день у меня была самая заботливая мама за всю мою жизнь. Свой класс я просто подкупала. Хранила в сумочке сладости, и любой, кто смог остановить поток слез, получал пластырь и пакетик мармеладных червячков, динозавров или медведей, в зависимости от зоологических предпочтений. Надо сказать, меня не покидало ощущение, что коллеги эти взятки не одобряют. Всего через неделю после начала моей работы Кора Лейн решила, что мне нужна компания во время перемен и обеденных перерывов. Коре было где-то между пятьюдесятью пятью и семьюдесятью. Ее большие карие глаза по-девичьи блестели, а голос был чистым, ровным, без малейшего старческого скрипа. Однако ее кожу дорожной картой исчертили морщинки, которые могли появиться из-за возраста, лишений или безмерной любви к солнцу. Она села рядом со мной, предварительно очистив скамейку от пыли, птичьего помета и капель клубничного йогурта. — Прекрасный денек, не правда ли? — сказала Кора. — Да. — Мое любимое время года. Погода стояла солнечная и теплая, такая и нравится большинству людей. А я бы не возражала против ветра, дождя или мороза. В конце лета образы из детства всплывают в памяти чаще, чем в любое другое время года. Но я все равно ответила «да». Два замечания о погоде — это стандартное расшаркивание, прежде чем перейти к личным вопросам. — Как тебе здесь? — спросила Кора. — Очень нравится. — Что ты здесь делаешь? Теперь я точно мишень. Первый вопрос может и вовсе до нее не долететь, второй угодит в красную кайму по краю, а следующие будут метить прямо в яблочко. Тогда остается только изменить цель. — Что, простите? — Ты молода, красива, у тебя вся жизнь впереди. Зачем переезжать в город, который уже на ладан дышит? Кора говорила неожиданно резко. Глядя на ее вопрошающий загорелый лоб, я почему-то захотела дать ответ. Не совсем честный, но такой, чтобы Кора почувствовала мое к ней доверие. В другой жизни я бы ей доверяла. Возможно, мы бы даже стали друзьями. Настоящими. — У меня есть бывший муж. Он меня ищет. Чем меньше людей я знаю, тем меньше вероятность, что он меня найдет. — Неужели он?.. — спросила Кора, оставив очевидное предположение невысказанным. — Да. — О боже… Мне так стыдно! — Ничего страшного. Сейчас я свободна. И думаю, что могу найти здесь счастье. На этот раз я не совсем верила в свои слова. * * * Ночами было тихо, слишком тихо. Школа пустела, учителя расходились по домам. Гарт, дворник, быстро мыл пол и туалеты. Когда он уходил, воцарялась тишина, словно в пещере. Я убивала часы, бродя по коридорам, разглядывая учебные доски в других классах и сидя в «компьютерной лаборатории». Раньше это был бельевой шкаф, а теперь в нем стоял компьютер IBM десятилетней давности с крайне медленным подключением к интернету. На то, чтобы прочитать пять новостей, могло уйти три часа. Но у меня была уйма времени, и несколько историй, требующих моего внимания. Смерть Фрэнка, судя по последним данным, по-прежнему считалась подозрительной. Мною по-прежнему интересовалась полиция. К счастью, мое местонахождение до сих пор неизвестно. Хотя Таню Дюбуа видели в местах, которые я бы не прочь посетить. Всегда хотела съездить в Нью-Йорк. Потом я наткнулась на заметку, которая слегка выбила меня из колеи. В национальном парке «Лейк Сомервилл» обнаружено тело мужчины в возрасте от тридцати до сорока лет. Труп нашли туристы. Их охотничья собака странно вела себя на месте захоронения. Туристы — слишком уж любопытные, как по мне, — решили, что это подозрительно, и начали копать. Потом вызвали полицию. Согласно статье в газете, у полиции не было зацепок, а опознать тело по зубным картам невозможно из-за расположения огнестрельного ранения. В конце статьи полицейские просили всех, кто располагает какой-либо информацией, связаться с ними по телефону. Честно говоря, я удивилась. Я думала, что Джек останется лежать в земле и мне больше никогда не придется о нем вспоминать. Выходит, я допустила космических масштабов промашку. Тем не менее без опознания тела найти подозреваемых непросто. Затем я проверила, как идет следствие по делу двух головорезов, которых подослал мистер Оливер. Полиция была убеждена, что убийство связано с организованной преступностью, поскольку их будто казнили. Интересно, предусмотрела ли это Блю или просто стреляла под действием адреналина. Вряд ли я когда-нибудь узнаю. В течение первых недель в школе Джона Аллена Кэмпбелла я не меньше пяти раз проверяла свое прежнее «я». Новости всегда были одни и те же, и я поняла, что зудящая паранойя не приносит никакой пользы. Если я действительно собираюсь жить своей жизнью, нужно стать Деброй Мейз и никем другим. К тому моменту я уже осознала, что оглядываться на прошлое вредно. * * * Когда я начала проводить обеденные перерывы на скамейке, время от времени ко мне присоединялась Кора. Всякий раз, завидев ее, я составляла в уме список вопросов, чтобы направлять разговор в правильную сторону. У меня хорошо получалось думать о своем, бормоча ободряющие реплики — да, ага, и не говорите, — чтобы она чувствовала к себе интерес. Я до сих пор почти не знала Кору, но, когда в беседе всплывало что-то важное, мне всегда удавалось очнуться и ухватить нить разговора. Всего год назад умерла учительница второго класса, молодая — может, моего возраста или немного старше, по словам Коры. Упала с лестницы, меняя лампочку в гараже. Ударилась головой. Кора выдала мне всю необходимую информацию. Овдовела, потому и меняла лампочку сама. Родители скончались. Осталась только сестра. Погибшую звали Эмма Ларк. Той ночью я зашла в приемную, открыла незапертый картотечный шкаф и нашла все документы на Эмму, какие смогла, — ксерокопии ее водительских прав, свидетельства о рождении и карточки социального страхования. Я сделала копии и сунула их во внутренний карман чемодана. Эмма Ларк явилась как долгожданный подарок. Женщина почти моего возраста, погибшая в городе, где даже нет собственного кладбища. И с именем Эмма Ларк я определенно смогу сжиться. По крайней мере, я обзавелась отличным запасным планом. За последние полгода я прочно усвоила, что одного имени недостаточно. * * * 9 февраля 2012 г. От кого: Джо Кому: Райан У меня роман. Наверное, я должна чувствовать вину, но эта эмоция у меня сломалась давным-давно и вряд ли будет снова работать нормально. После шести лет секса только с ним я словно получила электрический разряд. Чувствую себя живой. Почти. Это определенно не любовь, но нечто более настоящее, чем все вокруг после моего превращения в другого человека. Он мануальный терапевт. Я повредила спину во время аварии. Ни один врач так и не смог поставить диагноз. Рентген и МРТ ничего не показывают, а боль не уходит. Иногда кажется, что болит моя совесть. Но доктор Майк, едва ко мне прикоснувшись, сразу понял, что я попала в автомобильную аварию. Думаю, это самые близкие отношения, на которые я сейчас могу рассчитывать. Не знаю, зачем я тебе рассказываю. Может, мне просто нужно сделать признание. Такое чувство, что мир движется вперед, жизнь идет, а я застряла на одном месте в полужизни и, кроме нее, у меня ничего больше не будет. Я вижу, ты не решил проблему, несмотря на мои просьбы. Ты продолжаешь меня разочаровывать. Джо 10 марта 2012 г. От кого: Райан Кому: Джо Мы все в состоянии полураспада. Не только ты. Глава 12 Всего через месяц в начальной школе Кэмпбелла стены дома, где прошло детство Джона Аллена, стали больше походить на тюрьму, чем на безопасное убежище. Днем меня окружали, удерживая в мире живых, потоки вопросов, истерик, болтовни и визга, которые наносили необратимый ущерб барабанным перепонкам. Ночью я бродила по затхлому старому дому, как привидение.