— Черт возьми, Лидия. Убирайся отсюда, — большое тело Марселя столкнулось с моим, и он практически сбил меня с ног, чтобы подтолкнуть к выходу, — Прости, хорошо. Извини, но я делаю тебе одолжение. Я споткнулась о бордюр снаружи и упала на руки и колени, но я не почувствовала этого. Я вообще ничего не чувствовала. Я смотрела на свои пальцы, растопыренные на грязном асфальте, прикрытые длинными волосами. Я вдохнула и выдохнула, надеясь остановить время хотя бы на минуту, просто чтобы наверстать упущенное. — Лидия, остановись, — владелец клуба вырвался через двери. Я оглянулась через плечо, спотыкаясь, вскочила на ноги и побежала, прежде чем он успел меня схватить. Я бежала так быстро и так далеко от стриптиз-клуба, как только могла, чтобы это было в последний раз, расталкивая людей на улице, в то время как мой рюкзак подпрыгивал на моей спине. Марти был на кухне, когда я прыгнула через шаткую сетчатую дверь, мокрая от пота и оцепеневшая. Он смотрел, как я бегу мимо него в свою комнату и спросил. — Где, черт возьми, зажигалка? Устроившись в своей спальне, я пододвинула комод к двери и бросила школьную сумку на пол, не зная, что делать, что взять с собой и куда идти. Я начала с того, что наполнила спортивную сумку одеждой и зубной щеткой. Сумка была недостаточно большой, чтобы вместить больше пары сменной одежды, но, возможно, я смогу вернуться позже и забрать остальное. Марти постучал в дверь. — Ты сломала чертову сетчатую дверь, девочка. Мама многого не делала правильно, но когда в прошлом году мне исполнилось пятнадцать, она дала мне папку с моим свидетельством о рождении и карточкой социального страхования. — Я несколько раз думала, что потеряла их. Тебе лучше хранить их у себя, когда ты станешь более взрослой, — сказала она. — Кто будет чинить дверь, Лидия? — он забил сильнее, и дверь распахнулась, ударившись о комод. Это потрясло меня сильнее, чем Марсель, когда он сказал мне, что Крикет мертва, — Это мой дом. Ты и твоя чертова мать… — Мама умерла, Марти, — я открыла верхний ящик прикроватной тумбочки, чтобы взять конверт с единственным доказательством того, что я та, кто я есть. Лидия Монтгомери. Дочь Крикет Монтгомери. Отец неизвестен. Мои руки поднялись, чтобы прикрыть рот, и мое зрение затуманилось за стеной слез, которые я не могла сдержать. Поверх конверта в ящике стола лежали две двадцатидолларовые купюры и записка, написанная рукой Крикет: Хорошо провести время, детка. Люблю, Мама. Стук в дверь прекратился, и воздух вырвался из легких Марти, словно его ударили в живот. — Почему ты говоришь что-то подобное? Я схватила конверт и деньги и сунула их в сумку. Я застегнула молнию и перекинула ее через плечо. Марти ни за что не отпустил бы меня, если бы я попыталась выйти через дверь, поэтому я открыла окно и еще раз оглядела единственную комнату, которая когда-то была только моей. Вздох. Пауза. И я прыгнула. Падение не прекращалось до сегодняшнего вечера. Я преследую соленый ветерок, дующий по квартире, и нахожу Таланта, прислонившегося к каменному балкону снаружи. Он без рубашки, одет в пару спортивных штанов и босиком, одна лодыжка скрещена с другой. Полумесяц заливает его как можно большим количеством света, в основном в тени, призывая звезды помочь пролить свет на его красоту. Сияние природы накинуто на его плечи, как одеяло, оттеняющее силуэт его тела на суровом фоне океана. Он стоит спиной ко мне, его голова опущена, а мышцы спины слегка двигаются, когда он меняет позу. Обернув вокруг себя рубашку, которую я украла из его шкафа, я задерживаюсь в гостиной, когда понимаю, что он говорит по телефону. — Я не приду в офис, — голос его в обеих частях равнодушный и твердый. Я сразу узнаю древесный запах, который смешивается с океанским бризом, обволакивая мой разум. Королевский сын Гранд-Хейвена курит травку. Бунтарство вызывает у меня улыбку. Облако густого белого дыма окутывает его, когда он говорит. — Какие последствия? Я не бегу за короной, Уайлдер. Мне не нужно быть там. Уже гребаная полночь, и я не буду этим заниматься сегодня. Мои глаза обшаривают комнату в поисках часов и находят их на микроволновой печи над плитой. Конечно же, уже несколько минут после полуночи. Кто может захотеть встретиться с ним в это время ночи, я не понимаю, но то же самое можно сказать и о внутренней работе адвоката с такой крупной клиентурой, как «Ридж и Сыновья». Я не хочу подслушивать, но и не колеблюсь. — Она здесь, — признается Талант. Его голос становится более мягким, — Спасибо за предупреждение, но я не вижу проблемы. Если у Джованни, есть гребаная… Я пользуюсь случаем, чтобы объявить о своем присутствии, и осторожно стучу в открытую дверь, ведущую на террасу. Он разговаривает со своим старшим братом, который ясно дал понять, что не хочет, чтобы я связывалась с Талантом во благо его младшего брата и во благо репутации его семьи. Слишком рано предсказывать будущее Таланта и меня. Легко представить себе такое, когда говорят наши тела. Когда он внутри меня, я не могу представить жизнь без него. Как будто я всю всё время ждала, когда он вытащит меня из полусуществования, в котором я так долго страдала. Но неясно, куда мы пойдем под влиянием внешнего мира. Реальность ждет нас под туманом похоти, который сделал нас блаженно слепыми. Мы равны в четырнадцать этажей, но мы не можем вечно прятаться в небе от наших различий. На самом деле, правда в том, что я самая высокооплачиваемая шлюха в Гранд-Хейвене, а Талант Ридж на пути к захвату мира. Мир может вернуть его, как только взойдет солнце. Но я хочу его, пока мы еще можем прятаться в темноте. Талант смотрит на меня через плечо и выдыхает еще одно облако дыма. — Мне нужно идти. Он завершает разговор и бросает телефон на стул рядом с собой. Я сокращаю расстояние между нами и обнимаю его сзади, прижимаясь щекой к его плечу. Его кожа теплая, и от него пахнет сексом, солью и контрабандой. — Мне нравится твоя рубашка, — говорит он, стряхивая пепел со своего косяка о перила. — Взяла из твоего шкафа, — говорю я. Расстегнутая рубашка распахивается, и мой голый живот упирается в нижнюю часть его спины, — Я не взяла с собой ничего, чтобы переодеться, а одежда, в которой я пришла, была слишком тесной. Воспоминания о его прикосновениях и его губах на каждом дюйме моего тела свежие в моей памяти, и я еще не готова иметь что-то настолько близкое к моей коже. Нет даже моей собственной одежды. — Бери от меня все, что хочешь, Лидия, — Талант подносит косяк к губам и делает последний вдох, прежде чем предложить его мне. Я качаю головой, и он швыряет его в море четырнадцатями этажами ниже. На короткое время задержав дозу в легких, он выдыхает и говорит. — Все твое. Талант поднимает руку, и я прижимаюсь к нему сбоку, чувствуя себя в безопасности под его весом, лежащим на моих плечах. Перед нами океан, а в стороне мерцающий город, который и не подозревает, что два его самых неожиданных жителя нашли утешение друг в друге. Кивнув в сторону косяка, унесенного волнами, я говорю. — Не считала тебя таким человеком. Талант смеется. — На втором этаже есть парень, который время от времени продает мне ее. Я щедро плачу ему за его конфиденциальность. — А если он когда-нибудь расскажет кому-нибудь, что Талант Ридж покупает у него травку? — Я сверну ему шею. — Возможно, тебя простят за наркотики, но я думаю, что элите Гранд-Хейвена будет трудно смотреть сквозь пальцы на убийство. — То, чего они не знают, не навредит им, — Талант взрывается смехом, и это заразно. Может быть, он находит юмор в высоких стандартах, которых придерживался, потому что жил с ними так долго, или, может быть, это наркотики. В любом случае, мне нравится быть прижатой к его телу, когда он смеется. Я должна была подумать об этом, когда после спросила. — Ты должен быть где-то? С его лица исчезает всякая тень юмора, и его рука на моих плечах становится тяжелее, когда тяжесть мира снова обрушивается на Таланта. Несмотря на перемену в поведении, он говорит. — Я именно там, где должен быть. — Похоже, твой брат так не думает, — нет смысла притворяться, что я не слышала часть их разговора, так же как нет смысла притворяться, что мы можем изменить обстоятельства. Я готова растянуть наше время вместе, но в конце концов Вселенная потребует, чтобы мы вернулись на отведенные нам места. Талант откидывает голову назад и закрывает глаза, постанывая. Он отходит от меня и направляется на кухню за бутылкой воды из встроенного холодильника. Я задерживаюсь в дверном проеме, прислонившись к косяку, с интересом наблюдая за его явным разочарованием. С тех пор, как я приехала сегодня днем, я увидела новую сторону Таланта, и это делает его более человечным, чем я когда-либо предполагала. Ради «Ридж и Сыновья» и ради всех, кто наблюдает, Талант сдержан и терпим в своем положении в иерархии Гранд-Хейвена. За закрытыми дверьми он борется и находит маленькие способы проклясть этого человека. У меня такое чувство, что курение марихуаны и секс с проституткой — это только верхушка его непослушания. Стальные глаза не отрываются от моего взгляда, когда он глотает воду, но я не сдаюсь под его жестоким напором. Талант не взрывной тип. Он не будет действовать в гневе или говорить что-то, чего он не имеет в виду, даже если я достаточно сильна, чтобы выдержать это. Он провел всю свою жизнь в очереди и под микроскопом, и он научился говорить то, что он имеет в виду, и иметь в виду то, что он говорит. Нет времени на слепую ярость. Это умышленно. Вытирая рот тыльной стороной ладони, он спрашивает. — Ты когда-нибудь задумывалась, что мне есть что скрывать? Что это иллюзия? Подумай об этом, Лидия, неестественно, чтобы семья была такой чертовски чистой, как моя. — У тебя есть неоплаченные штрафы за парковку или что-то в этом роде? — пентхаус имеет открытую планировку. Когда я сижу на диване в гостиной, я все еще сталкиваюсь с Талантом на кухне, — Если ты собираешься провести остаток нашего времени вместе, оправдывая свою моральную несостоятельность, как и я, брось это. Ничто из того, что ты скажешь, не убедит меня в этом, Талант. Он потирает затылок.