— Кому? — изумилась я. — У меня столько родственников не наберется, даже если написать всем троюродным бабушкам и их внукам. — Я не знаю, но ты была довольна, — попыталась она защитить меня вчерашнюю от меня сегодняшней, но я уже догадалась, что лорд Кэрдон просто боялся ходить поблизости от камеристок в такой важный для девушек момент. — Еще бы, — взялась я за расческу и мстительно усмехнулась. — А сегодня мы устроим твоим мучительницам проверку. Все ли они успели приготовить, прежде чем будить принцессу? — Ты думаешь? — засомневалась Онгильена, но я только загадочно усмехнулась. Вот чего она так боится? Ведь всего через пару декад ее высочество должна выйти замуж и уехать из родного дома, а армия ее камеристок останется, и хорошо еще, если во дворце. Лишних слуг наш экономный император время от времени увольняет табунами. Оделись мы очень быстро, особенно после того как дружно припомнили, как трудно справляться на всяких кораблях с улетающими шляпками, развевающимися оборками и юбками, шлейфами, шарфиками, шалями и прочими красивыми и женственными, но непрактичными и неудобными вещицами. И уже через полчаса Онгильена важно шествовала в сторону столовой, одетая в строгий дорожный костюм, а следом за ней скромно шла я в самом простеньком платье, ботиночках на низком каблуке и с зонтом на локте. — Ее высочество… — ахнул кто-то из горничных, дружно сидевших за столом, уставленным очень аппетитными блюдами: горячими пирожками, обжаренными ломтиками мяса, ветчины и колбасками, а также разнообразными холодными закусками. — Я не опоздала? — учтиво осведомилась Онгильена, но все завтракавшие дружно побледнели. Особенно леди Боленси, сидевшая на том самом месте, где по всем законам должна была сидеть принцесса. А ее высочество, словно ничего не замечая, продолжала рассуждать самым легкомысленным тоном: — Какой у нас сегодня замечательный завтрак, вы не находите, леди Вельена? Мясо, колбаски, рыба… похоже, мы вовремя пришли. Сядем вот здесь, возле этого блюда, подвинетесь, Сиана. И Онгильена решительно уселась напротив огромной сковороды, властно указав мне на стул рядом с собой. Горничную как ветром смело, а я, продолжая помалкивать, взяла тарелки из составленных на краю стопок чистой посуды и решительно подступилась к столу: — Чего вам положить, леди Онгильена? Вот это мясо? Сыр? — Я хочу вон тот салат. — Не советую, мы ведь идем в море… попробуйте лучше вот эту ветчину… Вскоре тарелка ее высочества была полна, и я, поставив ее перед Онгильеной, выбрала для себя то же самое. Горничные к этому времени уже опомнились и попытались потихоньку выскользнуть из-за стола, но ее высочество была начеку: — Завтрак не окончен, Брина, Сиана! Сядьте на свои места и ешьте. Продолжали трапезу мы в полном молчании, и бедные горничные едва не рыдали, запихивая в себя злополучное мясо. Помалкивала и я, отлично понимая, какое обидное открытие сделала сегодня для себя Гили. До этого момента она по своей наивности считала, будто по утрам все во дворце едят овсянку с творогом, взбитым с ягодами или фруктами. Позавтракав, мы отослали камеристок и горничных собирать багаж и отправились к морю. Над миром разгорался ясный, погожий денек, и сидеть в такую погоду в доме было просто преступлением. ГЛАВА 28 Длинный пирс, к которому тянулись сходни двух шхун, нарядной бело-алой императорской и синей, известной торговой компании, заканчивался небольшой площадкой, с каких обычно любят ловить рыбу старички и нырять отчаянные мальчишки. Но сейчас этот пятачок был пустынен, и именно туда неторопливо брели мы с Онгильеной мимо привязанных по обе стороны прогулочных лодок и рыбачьих шаланд. — Вели… — осторожно проговорила принцесса, когда мы отошли довольно далеко от готовившегося к отплытию судна, — я не поняла… — Я знаю. Сейчас дойдем до скамьи, и поясню, — мягко пообещала ей, раздумывая, как бы поделикатнее приоткрыть перед подругой занавес над тем миром, который был для нее так же неизведан, как дальние гоблинские острова. — Мне заранее стыдно, — уныло пробормотала она, и это признание задело меня очень живо. — Гили! — стараясь говорить как можно тише, расстроенно произнесла я, едва мы добрались до конца пирса, и оглядела неказистые скамьи. Как оказалось, посидеть на них нам не суждено, захватить плед или подушечки я не догадалась. — Тебе совершенно нечего стыдиться! Ну откуда ты можешь знать, какие порядки завела на кухне ваша экономка или мажордом? А есть еще главный повар и казначей. И кроме того, обязательно найдется какая-нибудь старая придворная дама, которая считает себя обязанной проверять, правильно ли, по ее мнению, ведется кухонное хозяйство. — Никогда даже не подозревала… — задумалась Онгильена, потом внимательно меня оглядела и все-таки задала вопрос, которого я ждала: — А при чем тут салат и жареное мясо? — Все просто, — вздохнула я, стараясь не очень расстроить принцессу. — Слуги завтракают очень рано. И поэтому едят не горячую кашу и не взбитый свежий творог, их еще никто не успел сварить, а доедают те продукты, которые остались от ужина. Мясо, разумеется, на всякий случай обжаривают, а в салаты еще с вечера добавляют соли и уксуса. — Светлые боги, Вели! — потрясенно смотрела на меня ее высочество. — Значит, мы ели… объедки? — Нет, не беспокойся. То, что не доели на своих тарелках гости, поварята сортируют. Что-то собакам, что-то поросятам. А мы ели кушанья, остававшиеся на общих блюдах. Ну и еще из приготовленного впрок, зависит от щедрости здешнего главного повара. Некоторые кухарки отправляют нарезанное мясо и ветчину в суп для солдат и дворовой прислуги. Вот поэтому я не дала тебе никаких салатов, а только сыр и то мясо, в котором была уверена. — Больше никогда не приду в столовую так рано, — убежденно сообщила принцесса. — И зря, — не согласилась я. — Повар должен знать, что ты можешь захотеть кушать в любой момент, пусть его кухарки по очереди приходят на кухню пораньше. И самое главное — это блюда, которые тебе подают. У меня, например, на полдня портится настроение, если мне приходится есть за завтраком овсянку. Поэтому в Глоэне я запретила варить эту кашу и даже крупу привозить. И ты можешь отдать любой приказ, ведь в императорском дворце всего четыре настоящих хозяина — император, твой брат и вы с Наэльсиной. А все остальные должны делать так, как хочется и удобно вам. Но они нарочно придумывают разные правила и причины, чтобы делать так, как лучше им. И всеми силами стараются заставить вас исполнять эти правила. Но твой брат, насколько я знаю, давно уже приучил своих лакеев, и они бегом приносят с кухни все, чего захочется ему. Его высочество Анвилер уже лет десять не ест овсянки, хотя и моложе на три года. А тебя стараются держать в повиновении всякие леди Боленси… хотя сама она, как я сегодня убедилась, с удовольствием нарушает собственные правила. Некоторое время ее высочество молчала, раздумывая над моими словами, потом вдруг спросила: — А если кто-то любит овсянку? — Может быть, — пожала я плечами. — И вполне возможно, она даже полезна. Но в мире много другой полезной еды, которую я могу есть по утрам. Так ради чего портить себе жизнь? Пусть кашу едят те, кто ее любит. Или не умеет готовить ничего другого. — Значит, и я больше не буду, — постановила Онгильена и обиженно вздохнула: — Ну почему мы не поговорили об этом раньше? Я всегда считала себя обязанной быть образцовой принцессой… та же леди Боленси только и говорит — принцесса должна то, должна это… И я думала, будто Анви избалованный мальчишка, а отец слишком много ему позволяет. Выходит, я была неправа? — Он и в самом деле избалован, — пришлось признать мне. — Но именно он будет императором. И сможет написать любые законы и поступать так, как ему захочется. А вот из тебя делали послушную куклу, и если бы не Кэрдон, ты покорно вышла бы замуж за то чудовище. И за это я бесконечно благодарна маркизу, хотя он и доставил мне своими проверками несколько неприятных минут. Мне хочется видеть тебя счастливой. — Спасибо, Вели. Я это знаю, — очень серьезно призналась она и вдруг лукаво засмеялась: — Если бы ты знала, сколько раз они пытались выведать нашу тайну! Но за пять лет я научилась держать язык за зубами, хотя иногда это было очень непросто. — И все же пока нужно молчать. — Сейчас я понимала ее, как никто другой. — Думаешь, мне легко приходится? Танрод ведь мастер допросов и чувствует ложь. Но ты ведь и сама это знаешь? — Да. Но не думала, что он тебе рассказал. — Голубые глаза Онгильены смотрели недоверчиво и настороженно. — И не только это. — Похоже, раз у меня нет намерения позже выслушивать упреки, придется признаваться во всех остальных секретах. Ну, пока кроме самого главного. — Я теперь живу в его доме как племянница, но мы заключили помолвку. — Ого! — Вот теперь глаза принцессы стали огромными от изумления. — И ритуалом заверили? — Да. — Коротко кивнув, я повернула кольцо камнем вверх: — Вот оно, и не снимается. Свадьба через три месяца… если мы не рассоримся и он не найдет себе другую невесту. — Ты шутишь? — почему-то возмутилась Гили, но договорить я ей не дала: — Тсс. Сюда идут. — Это за нами, — оглянувшись, сообщила Гили. — Лорд Грензи и лорд Тафро. Видимо, пора отплывать. Отвечать я не стала, мужчины подходили все ближе и могли услышать наш разговор. Просто стояла и любовалась золотящимися под взошедшим солнцем мелкими барашками волн, мечтая о том времени, когда закончатся все заговоры и тайны, а я смогу жить свободно. Приехать к морю не на один день, а на луну или две и вдосталь насмотреться на его невероятную, каждый день разную красоту. — Ваше высочество, — лорд Грензи, имевший чин капитана личной гвардии императора, смотрел на принцессу почтительно, но с уверенностью убежденного в своей правоте человека, — все готово к отплытию. — Ну так проводите нас на корабль, — величественно подала ему руку Гили, мгновенно превращаясь в ее высочество. Офицер склонился еще любезнее, подставил принцессе локоть и неторопливо повел ее к шхуне. — Леди Вельена, вы позволите отвести вас на шхуну? — Безукоризненно выбритый и модно одетый лорд Николо Тафро, известный всему Тагервеллу заядлый волокита, искатель любовных приключений и одновременно весомого приданого, нахально изучал мое лицо неправдоподобно восхищенным взглядом. — Благодарю вас, — с ледяной вежливостью отказалась я и, не снисходя до объяснений, направилась вслед за Онгильеной. — За что вы так жестоки со мной? — с преувеличенной скорбью вздыхал, не отставая ни на шаг, лорд Николо. — А я, между прочим, из-за вас всю ночь не спал! — С кем? — не удержалась я, очень уж подходящий был момент. — Вам кто-то наплел про меня небылиц, — мгновенно насторожился поклонник. — И я даже догадываюсь кто. — На дуэль вызовете или отравите? — деловито поинтересовалась, разглядывая шхуну, где вдоль бортов выстроились сопровождавшие Онгильену в поездке придворные дамы и благородные кавалеры. Внимательно изучавшие не морские дали, а наше шествие по пирсу. — Кого? — Ну это же вы догадались, а не я, — пожала плечами и шагнула на трап. — Леди Вельена, следуйте за мной, — взяла меня на поводок ее высочество, и я покорно, как сквозь строй, прошла мимо спутников к лесенке, ведущей на верхнюю палубу. Шхуна была очень немаленькой, но наверху помещались только императорские каюты. И все сопровождающие принцессу дамы сейчас тайно ненавидели меня за возможность спать в одной из трех роскошных кают с собственной умывальней и выходом на отдельную палубную площадку, куда не допускается никто из спутников, живущих в нижних каютах. Леди Боленси смотрела особенно напряженно, даже губы побелели, так сильно она их сжимала, но Онгильена прошла мимо, словно ничего не заметив. Значит, не простила ей занятого стула, сообразила я, но заступаться за камеристку не стала, вовремя осознав простую истину. Если я это сделаю, то настойчивая дама непременно испортит нам все удовольствие от прогулки и не даст словечком спокойно переброситься. Но лишних кают на судне нет, это я слышала еще за завтраком, следовательно, оставаться свободной императорская каюта не может. И теперь я с волнением ожидала, как решит эту задачку Гили. Она решила просто — приказала перебраться туда лорду Грензи, и, к чести офицера, отказываться или пытаться спорить он не стал, взглянув на суровое лицо ее высочества. Наверняка уже был в курсе утреннего происшествия в столовой. Вежливо сказал спасибо и ушел за багажом. — Я поселюсь в центральной, отцовской, — сообщила Гили, едва мы оказались в общей гостиной, куда выходили двери трех кают. — А ты выбирай, мою или Анви. — Конечно, твою, не люблю мужской вкус, — немедленно решила я и села на диванчик, гадая, чем мы будем занимать свободное время. Дамы обычно гуляли по палубе, играли в лото или изображали из себя умирающих, хотя на каждом хорошем судне обязательно имелось зелье от морской болезни. Усиленное магами, разумеется.