– Большинство из этого невозможно понять. Но да, когда что-то понимаем, то записываем. Ньют кивнул на блокнот на тумбочке. – Приведи примеры. - Ну, те же самые вещи, которые она говорила, когда мы достали ее из Коробки, о переменах. Что-то еще про Создателей, и «как это все должно закончиться». И, эээ… - Клинт посмотрел на Томаса, как будто не хотел продолжать при нем. - Все в порядке, он может слышать все то, что слышу я, - убедил его Ньют. - Ну… Я не мог все разобрать, но… - Клинт снова посмотрел на Томаса, - Она продолжает звать его снова и снова. Томас чуть не упал после этого. Когда-нибудь закончатся все эти отсылки к нему? Откуда он знал девочку? Это становилось похоже на судорожный зуд в его черепе, который не проходил. - Спасибо, Клинт, - сказал Ньют тоном, который для Томаса звучал очевидно прогоняющим. – Сделай нам отчет обо всем этом, ладно? - Сделаю. – Кивнул Медик им обоим и покинул комнату. - Садись на стул, - сказал Ньют, садясь на край кровати. Томас, почувствовавший облегчение от того, что Ньют до сих пор не пустился в обвинения, схватил один из столиков и подвинул его поближе к голове девочки. Он сел, наклонился, чтобы посмотреть ей в лицо. - Колокольчики не звонят? – спросил Ньют. – Совсем ничего? Томас не ответил, продолжая смотреть, желая, чтобы его сознание разрушило барьеры памяти и вытянуло девочку из его прошлого. Он подумал о тех коротких моментах, когда она открывала глаза сразу после того, как ее вытащили из Коробки. Они должны быть голубыми, ярче, чем у всех остальных, кого он только мог вспомнить. Он пытался представить эти глаза на ее лице сейчас, глядя на ее дремлющее лицо, соединяя две картинки в своем сознании. Ее черные волосы, ее безупречная белая кожа, ее пухлые губы… Теперь, когда он рассматривал ее, он снова осознал, какая она красивая. Сильное узнавание быстро мелькнуло на самом краю его сознания – взмах крыльев в темном углу, его не видно, но он есть. Это продолжалось лишь мгновение, прежде чем исчезнуть в бездне других его запертых воспоминаний. Но он точно что-то почувствовал. - Я ее знаю, - прошептал он, откидываясь назад на стуле. Было приятно наконец признать это вслух. Ньют вскочил. – Что? Кто она? - Без понятия. Но что-то щелкнуло – я знаю ее откуда-то. – Томас потер глаза, разочарованный тем, что не может проследить связь. - Что ж, продолжай, черт побери, думать, не упускай. Сосредоточься. - Я пытаюсь, так что заткнись. – Томас закрыл глаза, ища темноту в своих мыслях, ища ее лицо в пустоте. Кто она? Ирония вопроса была кольнула его – он даже не знал, кто он такой. Он наклонился на стуле и сделал глубокий вдох, затем посмотрел на Ньюта, качая головой. – Я не… «Тереза». Томас вскочил, повалив стул, и закружился в поисках. Он слышал… - Что случилось? – спросил Ньют. – Что-нибудь вспомнил? Томас проигнорировал его, оглядывая комнату в растерянности, точно зная, что слышал голос, затем посмотрел на девочку. - Я… - он снова сел, наклонился, глядя ей в лицо. – Ньют, ты говорил что-нибудь перед тем, как я встал? - Нет. Конечно, нет. – О. Я просто думал, что слышал что-то… Я не знаю. Возможно, это было в моей голове. А она…ничего не говорила? - Она? – спросил Ньют, его глаза вспыхнули. – Нет. А что? Что ты слышал? Томасу было страшно признаться. – Я… Я клянусь, я слышал имя. Тереза. - Тереза? Нет, этого я точно не слышал. Должно быть, оно вылезло из твоих чертовых запечатанных воспоминаний! Это ее имя, Томми. Тереза. Должно быть. Томас чувствовал себя… странно – неуютное чувство, как будто только что случилось что-то сверхъестественное. – Это было… Клянусь, я слышал это. Но в своей голове, чувак. Не могу объяснить. «Томас». На этот раз он подпрыгнул и отскочил от кровати так далеко, как только мог, сбивая лампу со стола. Она громко упала и разбилась. Голос. Голос девочки. Шепотом, нежно, уверенно. Он слышал. Он знал, что слышал. - Да что с тобой? – спросил Ньют. Сердце Томаса бешено колотилось. Он ощутил, как пульсирует в черепе. В животе закипала кислота. – Она… Она говорит со мной, черт возьми. В моей голове. Она только что назвала мое имя! - Что? - Клянусь! – Мир вокруг закрутился, давя на него, разрушая его сознание. – Я…Я слышал ее голос в своей голове, или что-то…это не совсем голос… - Томми, посади свой зад. Что, черт возьми, ты пытаешься сказать? - Ньют, я серьезно. Это… не настоящий голос… но это он. «Томми, мы последние. Скоро все закончится. Должно». Слова эхом отдавались в его голове, задевая его барабанные перепонки – он мог слышать их. Но все-таки они не звучали так, будто шли откуда-то из комнаты, снаружи его тела. Они были буквально, во всех смыслах, внутри его головы. «Том, не волнуйся обо мне». Он приложил руки к ушам, сильно зажмурив глаза. Это было слишком странно. Он не мог рационально объяснить и принять то, что происходит. «Мои воспоминания гаснут, Том. Я не смогу вспомнить многое, когда очнусь. Мы можем пройти Испытания. Это должно закончиться. Они послали меня сюда как наживку». Томас больше не мог этого выносить. Игнорируя вопросы Ньюта, он направился к двери и распахнул ее настежь, вышел в коридор, побежал. Вниз по ступенькам, через входную дверь, он бежал. Но он так и не мог заставить ее замолчать. «Скоро все изменится», - сказала она. Ему хотелось закричать, бежать до тех пор, пока он не сможет больше бежать. Он добрался до Восточной Двери и выбежал через нее, прочь из Глэйда. Продолжая бежать, коридор за коридором, в самую глубь Лабиринта, неважно, по правилам это или нет. Но он все еще не мог скрыться от голоса. «Это были ты и я, Том. Мы сделали это с ними. С нами». 29 Томас не останавливался до тех пор, пока голос не исчез. Он был шокирован, когда понял, что бегал почти час – тени от стены развернулись к востоку, скоро солнце сядет и Двери закроются. Ему нужно было вернуться. Это только косвенно задевало его сознание, но он узнавал дорогу и время. Его инстинкты были сильны. Ему нужно вернуться. Но он не был уверен, что готов снова встретиться с ней. Голос в его голове. Странные вещи, которые она сказала. У него не было выбора. Отрицать правду не было решением. И он бы лучше предпочел нападение Гривера в любой день, чем еще одну такую ментальную атаку. Пока он возвращался в Глэйд, он многое понял о самом себе. Не вполне осознавая это, он представил в голове конкретный маршрут через Лабиринт по длинным коридорам, обратный тому, которым оказался здесь. Он знал, что это значит. Минхо был прав. Скоро Томас станет лучшим Бегуном. Вторая вещь, которую он понял о себе, пока ночь в Лабиринте еще не наступила – это то, что его тело было в прекрасной форме. Всего день назад он держался из последних сил, болело все с головы до пят. Он поправился очень быстро, и бежал сейчас практически без усилий, хотя уже приближался к концу второй час его пробежки. Не нужно быть математическим гением, чтобы посчитать, что с его скоростью и потраченным временем он пробежал половину марафона к тому времени, как вернется в Глэйд. Раньше он не осознавал истинные масштабы Лабиринта. Километры, километры и километры. С двигающимися каждую ночь стенами. Он наконец осознал, почему Лабиринт было так сложно разгадать. Он сомневался в этом до этого момента, думая, почему Бегуны такие неспособные. Он бежал, налево и направо, прямо, вперед и вперед. К тому времени, когда он переступил порог Глэйда, до закрытия Дверей на ночь оставалось всего несколько минут. Утомленный, он направился прямиком к Каторге, забираясь поглубже в лес до тех пор, пока не достиг места, где деревья заполняли юго-западный угол. Больше всего на свете ему хотелось побыть в одиночестве. Когда он стал слышать лишь едва различимые звуки разговоров в Глэйде, также как блеяние овец и хрюканье поросят, его желание исполнилось. Он нашел стык между двумя стенами и уселся к нему отдохнуть. Никто не пришел, никто не докучал ему. Южная стена наконец двинулась, закрываясь на ночь. Он наклонился вперед до тех пор, пока все не прекратилось. Несколько минут спустя он снова прижался спиной к слою толстого плюща и уснул.