Близился вечер. Дорога спускалась в долину Ланди-Хана, сожженные солнцем вершины и голые бесплодные склоны сменились пейзажами, куда более радующими глаз. За Торхамом вдоль дороги появились сосны, правда, их было как-то меньше, чем помнилось мне, и многие деревья стояли без хвои. Мы подъезжали к Джелалабаду. Ночевать мы собирались у брата Фарида. Еще до захода солнца мы въехали в Джелалабад, столицу провинции Нангархар. Когда-то город был знаменит прежде всего своими фруктами и мягким теплым климатом. Каменные дома и многоэтажные здания по-прежнему украшали центр города, но пальм поубавилось. Зато тут и там появились развалины. Фарид свернул в узкий незамощенный переулок и остановился у пересохшей канавы. Я выскользнул из машины, распрямил мышцы и вдохнул полной грудью. В старые добрые времена ветерок донес бы с орошаемых полей сладкий запах сахарного тростника, весь город был пропитан им. Я закрыл глаза и принюхался. Приятные ароматы отсутствовали начисто. — Идем, — поторопил меня Фарид. Мимо голых тополей и разрушенных саманных стен мы пробрались по засохшей грязи к обветшавшему домику. Оглянувшись, Фарид постучал в дверь. Выглянула молодая женщина в белом платке, подняла на меня зелено-голубые глаза и отшатнулась. Но тут взгляд ее упал на Фарида. Лицо женщины осветила радость. — Салям алейкум, Кэка Фарид! — Салям, Мариам-джан. — Фарид впервые за весь день улыбнулся и поцеловал ее в макушку. Женщина отступила в сторону, пропуская нас в дом. На меня она глядела с опаской. Низкий потолок, совершенно голые стены, пара светильников в углу, соломенная циновка на полу. Обувь полагалось снять, что мы и сделали. У стены на тюфяке, прикрытом одеялом с обмахрившимися краями, скрестив ноги, сидели три мальчика. Высокий, широкоплечий бородач встал, чтобы поздороваться с нами. Они с Фаридом обнялись и расцеловались. — Это Вахид, мой старший брат, — представил бородача Фарид. — А это Амир-ага, он приехал из Америки. Вахид усадил меня рядом с собой, напротив мальчиков, которые так и повисли на Фариде. Как я ни противился, Вахид велел старшему сыну принести еще одеяло, чтобы мне было удобно на полу. Мариам занялась чаем. — Как доехали? Не повстречали грабителей на перевале Хайбер? — шутливым тоном спросил Вахид. Хайбер во все века был знаменит своими разбойниками с большой дороги. — Хотя какой уважающий себя дозд покусится на колымагу моего брата. Фарид устроил шутливую возню — повалил младшего сына Вахида на пол и принялся щекотать его здоровой рукой. Мальчик визжал и брыкался. — Какая ни есть, а машина, — возразил Фарид обиженно. — Как там поживает твой осел? — На моем осле ездить куда удобнее, чем на твоем механизме. — Хар хара мишенаса, — съехидничал Фарид. — Осла узнаешь не скоро. Братья засмеялись, и я вместе с ними. Из соседней комнаты послышались тихие женские голоса. С моего места было хорошо видно, что там происходит. Мариам и пожилая женщина в коричневом хиджабе — наверное, ее мать — разливали чай по чашкам. — Чем ты занимаешься в Америке, Амир-ага? — спросил Вахид. — Я писатель. Хихикнул Фарид или мне показалось? — Писатель? — неподдельно удивился Вахид. — Ты пишешь про Афганистан? — Писал когда-то. Но сейчас работаю над другими темами. В моем последнем романе «Пепелище» университетский преподаватель застает жену в постели со студентом и уходит в табор к цыганам. Пресса у произведения была неплохая — некоторые обозреватели именовали роман «хорошим», а один критик даже удостоил его определения «захватывающий». Но мне почему-то вдруг стало стыдно. Хоть бы Вахид не спросил, о чем я сейчас пишу. — Может, тебе стоит опять взяться за Афганистан и рассказать всему миру, что творят талибы в нашей стране? — предложил Вахид. — Знаешь… не уверен, что справлюсь. Я ведь не публицист. — Вот оно что, — смутился Вахид. — Тебе, конечно, виднее. Кто я такой, чтобы давать тебе советы? Вошли Мариам и ее мать с чаем. Я вскочил с места, прижал руки к груди и согнулся в поклоне: — Салям алейкум. — Салям, — поклонилась мне в ответ пожилая женщина. Нижняя часть ее лица была прикрыта хиджабом. Не глядя мне в глаза, женщина поставила передо мной чашку с чаем и неслышно вышла из комнаты. Я сел и отхлебнул черного ароматного напитка. Вахид прервал напряженное молчание: — Что привело тебя обратно в Афганистан? — А что их всех приводит в Афганистан, дорогой братец? — Фарид говорил с Вахидом, но глаз не сводил с меня. В них читалось презрение. — Бас! — цыкнул на него Вахид. — Всегда все одно и то же, — не унимался Фарид. — Продать участок, дом, взять денежки и смыться, словно крыса. Как раз хватит, чтобы съездить с семьей в Мексику. — Фарид! — взревел Вахид. Все вокруг вздрогнули от неожиданности. — Как ты себя ведешь? Ты у меня дома, Амир-ага — мой гость, своим поведением ты меня позоришь! Фарид открыл было рот, но передумал и не сказал ничего, только устроился поудобнее у стены. Его пронзительный взгляд так и преследовал меня. — Извини нас, Амир-ага, — уже спокойно сказал Вахид. — У него с детства язык опережает разум. — Это моя вина, — попытался улыбнуться я. — Я ничуть не обижен. Мне следовало с самого начала объяснить ему, зачем я вернулся на родину. Я не собираюсь продавать недвижимость. Мне надо найти в Кабуле одного мальчика. — Мальчика, — повторил Вахид. — Именно так. Я вытащил снимок из кармана брюк. Стоило взглянуть на улыбающегося Хасана, как сердце у меня заныло и на глаза навернулись слезы. Я протянул фото Вахиду. — Вот этого мальчика? — уточнил он. Я кивнул. — Хазарейца? — Да. — Он тебе чем-то дорог? — Его отец был мне очень дорог. Он рядом с ним на снимке. Его убили. Вахид сощурился: — Он был тебе друг? Скажи «да», шептал мне внутренний голос, будто не желая, чтобы я выдал тайну Бабы. Только лгать больше не хотелось. — У нас один отец. — Признание далось мне с трудом. — Только матери разные. — Прости за любопытство. — Ничего страшного. — Как ты с ним поступишь, когда отыщешь? — Заберу его в Пешавар. Есть люди, которые о нем позаботятся. Вахид вернул мне фото и положил на плечо свою могучую руку. — Ты честный человек, Амир-ага. Настоящий афганец. Внутри у меня все сжалось. — Я горжусь тем, что дал тебе приют под своей крышей, — торжественно сказал Вахид. Я смущенно поблагодарил и посмотрел на Фарида. Потупив глаза, тот теребил края циновки. Немного погодя Мариам с матерью подали нам по миске шорвы из овощей и по лепешке. — Прости, что не предлагаю тебе мяса, — извинился Вахид. — Сейчас только талибы едят мясо. — Как вкусно, — сказал я совершенно искренне. — Угоститесь вместе с нами. — Мы все хорошо поели перед вашим приходом, — отказался Вахид. Нам с Фаридом оставалось только закатать рукава и начать макать хлеб в миски. Смуглые коротко стриженные ребятишки не отрываясь смотрели мне на руки. Младший прошептал что-то старшему на ухо. Брат кивнул в ответ, раскачиваясь взад-вперед. Их заинтересовали мои кварцевые часы, понял я.