— М-да. — Омар, у меня есть какие-то варианты? — Говоря откровенно, очень мало. — Так что же мне делать, ради всего святого? Фейсал набрал воздуху в грудь, постучал авторучкой по подбородку. Выдохнул. — Вы можете подать заявление на усыновление и надеяться на лучшее. Вы можете попытаться усыновить ребенка по его собственному желанию. Для этого вам придется прожить вместе с Сохрабом в Пакистане два года, день в день. Вы можете попросить политического убежища от его имени. Процедура длительная, и вам придется доказывать факт политического преследования. Вы можете подать просьбу о выдаче гуманитарной визы. Вопрос этот в компетенции Генерального прокурора, и ее не всем дают. — Адвокат помолчал. — Есть и еще вариант, для вас, пожалуй, самый выгодный. — Говорите же! — Вы можете отдать мальчика в детский дом здесь, а потом обратиться с просьбой об усыновлении. Пока суд да дело, все эти формы «Ай-600» и обстоятельства семейной жизни, он будет в безопасности. — Что еще за формы? — Простите. Форма «Ай-600» — стандартная процедура анкетирования Службы иммиграции. Обстоятельства семейной жизни изучает агентство по усыновлению. Надо же убедиться, что вы с женой — не буйные сумасшедшие. — Но я обещал Сохрабу никогда больше не отдавать его в детский дом! — Как я сказал, этот вариант для вас самый подходящий. Мы поговорили еще немного, и я проводил его до машины. Солнце садилось. Старый «фольксваген»-жук просел под тяжестью толстяка-юриста. Фейсал опустил стекло и окликнул меня. — Да? — Я подошел поближе. — Вы подумайте хорошенько. Если действовать, то только так. Как жалко, что рядом со мной нет Сораи! Когда я вернулся в номер, телевизор был выключен. Я опустился на свою кровать и попросил Сохраба сесть рядом. — Господин Фейсал считает, что у меня есть возможность забрать тебя с собой в Америку. — Правда? — Сохраб слабо улыбнулся, впервые за все дни, что мы провели вместе. — Когда едем? — В этом-то все и дело. Придется немного потерпеть. Но с его помощью мы добьемся своего. Я погладил мальчика по голове. С улицы донесся слабый призыв муэдзина. — Сколько потерпеть? — спросил Сохраб. — Не знаю. Какое-то время. Сохраб повел плечами. Улыбка его сделалась шире. — Ничего. Можно и подождать. Это как кислые яблоки. — Яблоки? — Однажды, совсем маленький, я забрался на яблоню и наелся зеленых яблок. У меня разболелся живот, его раздуло как барабан. Мама сказала, что если бы я подождал, пока яблоки созреют, живот бы не прихватило. И теперь, когда мне очень хочется чего-то, я всегда вспоминаю ее слова. — Зеленые яблоки, — пробормотал я. — Ты умница, Сохраб-джан. Такой разумный мальчик мне еще не попадался. У Сохраба даже уши покраснели от похвалы. — И ты возьмешь меня на красный мост, который часто окутан туманом? — Обязательно возьму. — И мы поедем по крутым улицам, где из машины видно только капот и небо? — Проедемся по всем до единой. — Я постарался сморгнуть слезы. — А английский язык трудный? — Через год ты будешь говорить так же свободно, как на фарси. — Правда? — Да. — Я взял его за подбородок и повернул лицом к себе. — Только вот что, Сохраб… — Что? — Господин Фейсал считает, что нам будет проще уехать, если… если ты согласишься некоторое время побыть в детском доме. — В детском доме? — Улыбка исчезла у него с лица. — В приюте? — Совсем недолго. — Нет. Ни за что. Прошу тебя. — Сохраб, это правда будет недолго. Даю слово. — Ты обещал мне, что никогда не отдашь меня в такое место, Амир-ага. — Голос у Сохраба пресекся, по щекам потекли слезы. Хорошо же я выгляжу в глазах мальчика! — Это же Исламабад, не Кабул. Здесь все будет совсем по-другому. Я буду часто навещать тебя. Время пролетит быстро. Очень скоро я заберу тебя оттуда, и мы улетим в Америку. — Нет! Нет! Только не в приют! Я боюсь! Там меня будут обижать! — Тебя никто больше не обидит. Никогда и нигде. — Это неправда! Они всегда говорят: «Мы не сделаем тебе ничего плохого!» И всегда врут! Ради Аллаха, не отдавай меня в приют! Я смахнул слезы у него со щеки и мягко сказал: — Яблоки, помнишь? Это как кислые яблоки. — Ничего подобного! Это место совсем не такое! Только не в приют! Умоляю тебя! — Ш-ш-ш-ш. — Я прижал к себе дрожащее маленькое тельце. — Ш-ш-ш-ш. Все будет хорошо. Мы вместе вернемся домой. Вот увидишь, все будет хорошо. — Обещай, что не отдашь меня туда! Ради Аллаха, Амир-ага! Дай слово! — В сдавленном голосе Сохраба сквозил ужас. Дать слово и нарушить? Я крепко обнял мальчика и принялся укачивать. Через некоторое время он затих, слезы высохли, дрожь прекратилась. Немного погодя Сохраб мирно засопел, тело его обмякло. Ужас усыпляет детей, вспомнились когда-то прочитанные строки. Я отнес его в постель и уложил, потом лег сам. За окном пылал закат. Когда меня разбудил телефонный звонок, небо было совершенно черное. Я протер глаза и включил торшер. Половина одиннадцатого вечера. Я проспал почти три часа. — Алло? Усталый голос господина Фаяза: — Звонок из Америки. — Спасибо. Свет в ванной горел: Сохраб совершал вечернее омовение. Щелчок в трубке. Радостный голос Сораи: — Салям! — Привет. — Как прошло совещание с адвокатом? Я рассказал ей о предложении Омара Фейсала. — Не забивай себе голову, — сказала жена. — Мы поступим иначе. Звонил Кэка Шариф. Он говорит, главное, привезти Сохраба в США. А уж дядюшка позаботится, чтобы мы уже не расставались. Он тут посоветовался с приятелями и почти уверен, что Сохраб получит гуманитарную визу. — Серьезно? Да здравствует Кэка Шариф!