И-Цзин или Книга Перемен — Ты получила от нее чертовски много, — сказал Страйк. — Отличная работа. Робин, сидевшая в припаркованном лендровере и поедавшая сэндвич с тунцом, купленным в ближайшем кафе, не удержалась и позвонила Страйку после расставания с Шейлой. Его голос был гораздо менее раздраженным, чем в прошлый раз. — Ужасно, не правда ли? — сказала она. — Никто не оказал ее бедному мужу никакой медицинской помощи. — Да, это так. Проблема в том, что он сам решил не ехать в больницу, не так ли? Поэтому будет очень трудно предъявить за это уголовное обвинение. Это не похоже на Маргарет Кэткарт-Брайс, которая активно просила врача. — Якобы просила, — сказала Робин. — У нас нет никаких подтверждений этому. — Да, в этом-то и проблема, — сказал Страйк, который в данный момент стоял на улице возле многоэтажки братьев Фрэнк. — Нам действительно нужно что-то криминальное, у чего было бы много свидетелей, готовых выступить в суде и рассказать, а я начинаю думать, что это будет чертовски сложная задача. — Я знаю, — сказала Робин. — Я не могу представить, чтобы рассказам Шейлы об избиениях и порке по прошествии всего этого времени поверили без подтверждения. Тем не менее, я начну искать Пола Дрейпера и Джордана Рини. — Отлично, — сказал Страйк. — Если повезет, они смогут подтвердить слова друг друга о нападении — о, вот он идет. — Кто? — Один из Фрэнков. Я не могу их различить. — У Фрэнка-1 немного косоглазый взгляд, а Фрэнк-2 лысее. — Значит, это второй, — сказал Страйк, наблюдая за мужчиной. — Надеюсь, он направляется в центр Лондона, иначе мне придется попросить Дэва сменить меня пораньше. В шесть я разговариваю с другом по Facebook наследницы жилищного фонда Флоры Брюстер. Он позвонил мне вчера вечером. — О, отлично. Где вы с ним встречаетесь? — Паб “Гренадер”, Белгравия, — сказал Страйк, отправляясь вслед за своей целью, которая направлялась к вокзалу. — Его выбор. Видимо, недалеко от его места работы. Он также утверждает, что у нас есть общий друг. — Наверное, клиент, — сказала Робин. Число очень богатых лондонцев, обращавшихся в агентство за помощью, неуклонно росло из года в год, и недавно они выполнили работу для нескольких миллиардеров. — Значит, это все, что сказала Шейла, да? — спросил Страйк. — Да, думаю, да, — сказала Робин. — Я напишу свои заметки и отправлю их тебе по электронной почте. — Отлично. Ну, я, пожалуй, пойду, мы направляемся к поезду. Счастливого пути. — Хорошо, пока, — сказала Робин и повесила трубку. Она немного посидела, размышляя над последним кусочком своего бутерброда, который оказался очень сухим, затем положила его обратно в бумажный пакет и потянулась за йогуртом и пластиковой ложкой. Ее легкая нерешительность перед ответом на последний вопрос Страйка была связана с тем, что она упустила упоминание о его пребывании в общине Эйлмертон в детстве. Робин предположила, что Страйк не хотел говорить об этом, так как сам он об этом не рассказывал. Не подозревая, насколько близко он подошел к разговору, который ему совершенно не хотелось затевать, Страйк провел путешествие в Лондон, чувствуя себя немного менее недовольным миром после восстановления дружеских отношений с Робин. Его настроение еще больше поднялось, хотя и по менее сентиментальным причинам, когда Фрэнк-2 привел его в Ноттинг-Хилл, а затем направил к той самой террасе домов в пастельных тонах, где жила их клиентка, актриса Таша Майо. — Он прятался за припаркованными машинами, заглядывал в ее окна, — рассказал Страйк Дэву Шаху через час, когда тот пришел взять на себя наблюдение. — Я сделал несколько снимков. Он еще не заклеил ни одной замочной скважины. — Наверное, ждет ночи, — сказал Шах. — Более романтично. — Ты говорил с Литтлджоном в последнее время? — спросил Страйк. — Говорил, — повторил Шах, задумчиво. — Нет, я не думаю, что это можно назвать разговором. А что? — Что ты думаешь о нем? — сказал Страйк. — Без протокола? — Странный, — категорично ответил Шах, глядя прямо на своего начальника. — Да, я начинаю… — Вот она, — сказал Шах. Дверь дома актрисы открылась, и на тротуар вышла невысокая коротко стриженная блондинка с сумкой через плечо. Она бодрым шагом направилась в сторону метро, на ходу что-то читая в телефоне. Младший Фрэнк бросился за ней в погоню, подняв мобильный телефон: похоже, он снимал ее на камеру. — Жуткий урод, — были последние слова Шаха перед тем, как он ушел, позволяя Страйку отправиться к “Гренадеру”. Местом встречи Генри Уортингтона-Филдса со Страйком был выбран паб, который детектив посещал много лет назад, поскольку он был любимым местом Шарлотты и ее состоятельных друзей. Нарядный фасад был выкрашен в красно-бело-голубой цвет, возле окон стояли корзины с цветами, а перед дверью — алая будка охранника. Интерьер был точно таким, каким его помнил Страйк: военные гравюры и картины на стенах, полированные столы, красные кожаные скамейки и сотни банкнот разных валют, приколотые к потолку. Считалось, что в пабе обитает призрак солдата, который был забит до смерти после того, как его уличили в карточном шулерстве. Деньги, оставленные посетителями, должны были оплатить долг призрака, но это не помогло, и призрак солдата продолжал преследовать паб — так утверждали туристы. Если не считать пары немцев, обсуждавших банкноты на потолке, то клиентура была английской: мужчины в основном одеты в костюмы или цветные брюки-чинос, которые предпочитают представители высшего класса, женщины — в нарядные платья или джинсы. Страйк заказал себе пинту безалкогольного пива и сел пить его, читая с телефона статью Фергюса Робертсона о предстоящем референдуме по Брексит, регулярно поднимая глаза, чтобы узнать, не пришел ли еще его собеседник. Страйк догадался о личности Генри Уортингтон-Филдса сразу же, как только тот вошел в паб, главным образом потому, что у него был настороженный вид, свойственный тем, кто собирается пообщаться с частным детективом. Генри было тридцать четыре года, хотя выглядел он моложе. Высокий, худой, бледный, с копной волнистых рыжих волос, он носил очки в роговой оправе, хорошо сшитый однобортный костюм в полоску и яркий красный галстук с узором в виде подков. Он выглядел так, словно работал либо в художественной галерее, либо продавцом предметов роскоши, что вполне соответствовало местоположению в Белгравии. Купив себе что-то похожее на джин с тоником, Генри секунду-другую смотрел на Страйка, а затем подошел к его столику. — Корморан Страйк? — сказал он немного эксцентричным голосом с акцентом высшего класса. — Это я, — сказал Страйк, протягивая руку. Генри опустился на скамью напротив детектива. — Я думал, вы будете прятаться за газетой. Вырезанные отверстия для глаз или что-то в этом роде. — Я так делаю, только когда преследую кого-нибудь пешком, — сказал Страйк, и Генри рассмеялся: нервным смехом, который продолжался чуть дольше, чем требовала шутка. — Спасибо за встречу, Генри, я ценю это. — Все окей, — сказал Генри. Он сделал глоток джина. — Когда я получил ваше сообщение, я был немного напуган, типа, кто этот парень? Но я поискал вас, и Шарлотта сказала мне, что вы хороший человек, так что я… — Шарлотта? — повторил Страйк. — Да, — сказал Генри. — Шарлотта Росс? Я знаю ее по антикварному магазину, где я работаю — “Арлингтон и Блэк”. Она переделывает свой дом, мы нашли для нее несколько очень красивых вещей. Я знал, что вы раньше встречались, поэтому позвонил ей — она милая, она одна из моих любимых клиенток. И я сказал ей: “Эй, Чарли, может, мне поговорить с этим парнем?” — или что-то в этом роде, и она ответила: “Да, конечно”, так что — да — вот я и здесь. — Отлично, — сказал Страйк, решительно стараясь сохранить приятный тон и выражение лица. — Как я уже сказал в своем сообщении, я заметил, что вы довольно резко высказываетесь о ВГЦ на своей странице в Facebook, поэтому я… — Да, так, ладно, — сказал Генри, неловко двигаясь на своем сидении, — я должен сказать… Я хотел сказать, что прежде, чем мы приступим к делу — это своего рода условие, на самом деле — вы не будете преследовать Флору, не так ли? Потому что она все еще не в порядке. Я говорю с вами только для того, чтобы ей не пришлось. Шарлотта сказала, что вы не будете против. — Ну, это не совсем дело Шарлотты, — сказал Страйк, все еще заставляя себя говорить приятным тоном, — но если у Флоры проблемы с психическим здоровьем… — Она никогда не была в порядке с тех пор, как покинула ВГЦ. Но я действительно чувствую, что кто-то должен призвать ВГЦ к ответу, — сказал Генри. — Так что я буду рад поговорить, но только если вы не будете приближаться к Флоре. — Она все еще в Новой Зеландии? — Нет, там ничего не вышло, она вернулась в Лондон, но — серьезно — вы не можете с ней разговаривать. Потому что я думаю, что это может вывести ее из равновесия. Она не может больше говорить об этом. В последний раз, когда она кому-то рассказала о случившемся, она пыталась покончить с собой. Несмотря на симпатию Генри к Шарлотте (геи, по опыту Страйка, чаще всего не видели недостатков в его красивой, веселой и безупречно одетой бывшей), Страйк должен был уважать Генри за его желание защитить своего друга. — Хорошо, согласен. Итак: вы сами когда-нибудь имели непосредственный контакт с ВГЦ? — Да, когда мне было восемнадцать. Я познакомился с одним парнем в баре, и он сказал, что я должен приехать на ферму Чепмена, чтобы пройти курс. Йога, медитация и все такое. Он был горяч, — добавил Генри с очередным нервным смешком. — Симпатичный взрослый парень. — Говорил ли он вообще о религии? — Не то чтобы… скорее духовность, понимаете? Он говорил, что это интересно и круто. Он говорил о борьбе с материализмом и капитализмом, но он также сказал, что можно научиться — я знаю, это звучит безумно, но вроде как научиться… не магии, но создавать вещи с помощью собственной силы, если достаточно учиться… Я только что закончил школу, так что… Я решил пойти и посмотреть, что это такое, и — да, я попросил Флору пойти со мной. Мы были школьными друзьями, вместе учились в Мальборо. Мы были вроде как — мы оба были геями или что-то в этом роде, и нам нравилось то, что не было ни у кого, так что я сказал Флоре: “Пойдем со мной, проведем там неделю, посмеемся”. Это было просто что-то, чем можно заняться на каникулах, понимаете? — Вы не против, если я буду вести записи? — Э… да, хорошо, — сказал Генри. Страйк достал блокнот и ручку. — Итак, к вам обратились в баре — где это было, в Лондоне? — Да. Его там больше нет, бара. Вообще-то он был недалеко отсюда. — Как звали человека, которого вас пригласил, вы можете вспомнить? — Джо, — сказал Генри. — Это был гей-бар? — Не гей-бар, — сказал Генри, — но парень, который им управлял, был геем, так что, да… Это было крутое место, и я подумал, что этот парень, Джо, должно быть, тоже крут. — И это было в 2000 году? — Да.