— Что вы думаете о Джонатане Уэйсе? — спросила Робин. — Очаровательный. Так я и думала. Он принял нас всех. Очаровательный, — повторила она. — Что заставило его приехать и жить на ферме, вы знаете? — Нет, я не знаю, почему он пришел. Мне было жаль Эбигейл. Ее мама умерла, потом отец привез ее на ферму, а в следующую минуту у нее появилась сестра… — А когда возникла идея создания церкви, вы можете вспомнить? — Это было потому, что Джонатан рассказывал нам о своих убеждениях. Он заставлял нас медитировать, а потом стал заставлять нас выходить на улицу и собирать деньги. Люди приходили и слушали, что он говорит. — На ферму стало приходить гораздо больше людей, не так ли? — Да, и они платили. Некоторые из них были шикарными. Потом Джонатан стал ездить в командировки, выступать с докладами. Он оставил Мазу за старшую. Она отрастила волосы до пояса — длинные черные волосы — и всем говорила, что она наполовину китаянка, но она никогда не была китаянкой, — язвительно сказала Шейла. — Ее мама была такой же белой, как мы с тобой. На ферме Чепмен никогда не было ни одного китайца. Но мы никогда не говорили ей, что знаем, что она лжет. Мы просто были счастливы, что вернулись на ферму, я и Брайан. О чем ты меня спрашивала? — Просто о церкви и о том, как она возникла. — О… Джонатан проводил курсы, с медитацией и всеми его восточными религиями и прочим, а потом он начал проводить службы, и мы построили храм на ферме. — И вы были счастливы? — спросила Робин. Шейла несколько раз моргнула, прежде чем сказать, — Иногда это было счастье. Иногда было. Но случались и плохие вещи. Однажды ночью Раста сбила машину. Джонатан сказал, что это была расплата за все жизни, которые Раст забрал на войне… А потом семья мальчика Грейвса пришла и схватила его на улице, когда он гулял в Норвиче, и мы услышали, что он повесился. Джонатан сказал нам, что так будет со всеми нами, если мы уедем. Он сказал, что Алекс получил проблеск истины, но не смог справиться с окружающим миром. Так что это было предупреждение для нас, сказал Джонатан. — Вы ему поверили? — спросила Робин. — Я тогда верила, — сказала Шейла. — Я тогда верила всему, что говорил Джонатан. И Брайан тоже. Джонатан умел заставить вас поверить… Заставить вас захотеть сделать все хорошо для него. Ты хотела заботиться о нем. — Заботиться о Джонатане? — Да… Ты бы видела, как он плакал, когда погибли Раст и Алекс. Он, похоже, чувствовал это сильнее, чем все мы. — Вы сказали, что иногда на ферме было хорошо. А были ли другие времена, когда…? — Начались неприятные вещи, — сказала старушка. Ее губы начали дрожать. — Это была Мазу, не Джонатан… не Джонатан. Это была она. — Что за неприятные вещи? — спросила Робин, держа ручку над блокнотом. — Просто… наказания, — сказала Шейла, ее губы все еще дрожали. После нескольких секунд молчания она сказала: — Пол выпустил свиней, случайно, а Мазу заставила людей бить его. — Можете ли вы вспомнить фамилию Пола? — Дрейпер, — сказала Шейла после небольшой паузы. — Все называли его Допи. Он не был нормальным. Немного отсталый. Не надо было поручать ему присматривать за свиньями. Он оставил ворота открытыми. Допи Дрейпер. — Вы знаете, где он сейчас? Шейла покачала головой. — Помните ли вы мальчика по имени Джордан, который бил себя плетью? — Было много случаев, когда людей били плетью. Да, я помню Джордана. Подросток. — Вы случайно не помните его фамилию, Шейла? Шейла немного подумала, затем сказала: — Рини. Джордан Рини. Он был грубым человеком. У него были неприятности с полицией. Пока Робин записывала фамилию Джордана, кот рядом с ней, уставший от невнимания, легко спрыгнул с дивана и вышел из комнаты. — После смерти Дайю все стало еще хуже, — сказала Шейла без всякого повода. — Ты знаешь, кем была Дайю? — Дочь Джонатана и Мазу, — сказала Робин. — Она утонула, не так ли? — Верно. Шери взяла ее с собой на пляж. — Это Шери Гиттинс. — спросила Робин. — Верно. Глупая была девчонка. Дайю командовала ею. — Шейла, вы случайно не знаете, что случилось с Шери после смерти Дайю? — Наказали, — сказала Шейла. Теперь она выглядела очень расстроенной. — Все, кто был замешан в этом, были наказаны. — Что вы имеете в виду под “всеми”, Шейла? — Шери, и те, кто не остановил это. Те, кто видел, как они уезжали на грузовике тем утром — но они не знали! Они думали, что Дайю разрешили! Мой Брайан, и Допи Дрейпер, и маленькая Эбигейл. Они все были наказаны. — Их били? — неуверенно спросила Робин. — Нет, — сказала Шейла, внезапно взволновавшись. — Хуже. Это было нечестиво. — Что..? — Не бери в голову, — сказала Шейла, ее маленькие руки сжались в дрожащие кулачки. — Но они знали, что Брайан был болен, когда делали это с ним. Он все время терял равновесие. Джонатан говорил ему, чтобы он пошел и помолился в храме, и тогда ему станет лучше. Но после того, как его наказали, ему стало намного хуже. Он плохо видел, а они все равно заставляли его вставать и идти собирать подаяния на улице… И в конце концов, — сказала Шейла, ее волнение нарастало, — Брайан кричал и стонал. Он не мог встать с кровати. Они отнесли его в храм. Он умер на полу храма. Я была с ним. Он молчал целый день, а потом умер. Весь окоченевший на полу храма. Я очнулась рядом с ним и поняла, что он умер. Его глаза были открыты… Старушка начала плакать. Робин, которой было очень жаль ее, оглядела комнату в поисках салфетки. — Опухоль, — всхлипнула Шейла. — Вот что у него было. Они вскрыли его, чтобы выяснить, что это было. Опухоль. Она вытерла нос тыльной стороной ладони. — Позвольте мне… — сказала Робин, вставая и выходя из комнаты. В маленькой ванной комнате, расположенной в коридоре, со старой розовой раковиной и ванной, она оторвала кусок туалетной бумаги и поспешила обратно в гостиную, чтобы отдать его Шейле. — Спасибо, — сказала Шейла, вытирая глаза и сморкаясь, когда Робин снова уселась на диван. — Это тогда вы ушли навсегда, Шейла? — спросила Робин. — После смерти Брайана? Шейла кивнула, слезы все еще текли из-за бифокальных очков. — И они угрожали мне, пытаясь остановить меня. Они говорили, что я плохой человек и что они всем расскажут, что я была жестока с Брайаном, и они говорили, что знают, что я брала деньги, и они видели, как я обижала животных на ферме… Я никогда не обижала животных, никогда… — Злые, — сказала она со всхлипом. — Злые они. Я думала, он такой хороший, Джонатан. Он сказал мне: “Брайану почти стало лучше, Шейла, но он еще не был чистым духом, и поэтому он умер. Ты помешала ему стать чистым духом, кричала на него и не была хорошей женой”. — Ему не было лучше, — сказала Шейла, снова всхлипнув. — Не было. Он плохо видел и плохо ходил, и они делали с ним ужасные вещи, а потом кричали на него, потому что он не собрал достаточно денег на улице. — Мне очень жаль, Шейла, — тихо сказала Робин. — Это правда так. Мне очень жаль. Тишину пронзило громкое мяуканье. Появился кот Смоки. — Он хочет есть, — со слезами на глазах сказала Шейла. — Еще не время, — сказала она коту. — У меня будут неприятности с соседями, если я начну давать тебе обед. Шейла выглядела измученной. Робин, не желая оставлять ее в таком состоянии, мягко перевела разговор на кошек и их бродячие привычки. Примерно через десять минут Шейла достаточно пришла в себя, чтобы рассказать о своей кошке, которую сбили на улице, но Робин чувствовала, что ее горе все еще было на поверхности, и посчитала, что было бы жестоко настаивать на дальнейших воспоминаниях. — Большое спасибо за разговор со мной, Шейла, — сказала она наконец. — Только один последний вопрос, если вы не возражаете. Вы знаете, когда Шери Гиттинс покинула ферму Чепмен? Может быть, вы знаете, где она сейчас находится? — Она уехала вскоре после смерти Брайана. Я не знаю, куда она ушла. Это она во всем виновата! — сказала она с новой силой гнева. — Это она во всем виновата! — Могу ли я что-нибудь сделать для вас, прежде чем уйду? — спросила Робин, возвращая блокнот в сумку. — Может быть, позвонить соседу? Неплохо было бы побыть в компании. — Ты собираешься их остановить? — со слезами на глазах спросила Шейла, проигнорировав предложение Робин. — Мы попробуем, — сказала Робин. — Ты должна их остановить, — яростно сказала Шейла. — Мы были хиппи, Брайан и я, вот и все. Хиппи. Мы не знали, чем все это обернется. Глава 17 Для юношеской глупости путаться в пустых фантазиях — самое безнадежное дело. Чем упорнее он будет цепляться за эти нереальные фантазии, тем более непременно его постигнет унижение.