— Хорошо, ты сегодня придешь домой? Приготовить тебе что-нибудь? Выложить чистую одежду? Но тягостные мысли все же заползли в голову Мунка, как бы он ни пытался их отогнать. Отец. Все, что они не успели сказать друг другу. Он стоял перед глазами. Гордый, с улыбкой на лице. На одной из их вечных лыжных прогулок, на которые они должны были ходить. Мунк вырос в скромной квартире в таунхаусе в Ларвике, и в их семье лыжи по воскресеньям были обязательны. Отец шел во главе, с какао и апельсинами в рюкзаке. Мама, к счастью, более терпимая к неуклюжести сына, кое-как пытавшегося переставлять ноги на лыжах по пути к чему-то впереди. Еще немножко. Скоро будем на месте. Норвегия. Наконец сторонники норвежского романтического национализма, они добирались до какой-нибудь вершины, и отец улыбался как король, обозревая пейзаж. Посмотри на наше королевство, Холгер. Наша родина. Она для всех общая. Капиталисты у нас ее не отнимут! Отец работал на железной дороге и всегда занимал верхние строки в списке Норвежской коммунистической партии на выборах. Конечно, его никуда никогда не выбирали, по простой причине — никто больше не голосовал за коммунистов и шансов у отца не было никаких. Но каждый раз в ночь выборов он заставлял сына не спать и, находясь в возбужденном состоянии, всегда с оптимизмом ждал результатов. Сегодня вечером все случится. Холгер, мы им покажем! В коридоре висел плакат с Лениным, а в шкафу хранилась странная зеленая кепка с красной звездой, которую отец, под нажимом матери, убрал туда и доставал каждый раз, когда были выборы в Стортинг или в управление коммуны. Естественно, не обходилось и без спиртного. Прошло немало лет, прежде чем Мунк понял, что отец был алкоголиком. Он никогда не поднимал ни на кого руку, и дети, когда не спали, всегда видели его в отличном расположении духа. Весь негатив на себя принимала мама. Мунк узнал это слишком поздно, только после того, как прочитал отчет по вскрытию после той аварии. Более двух промилле в крови, грузовик по встречке. Было ли это самоубийство, никто не знал и не обсуждал, но врач намекнул на это. У отца начались проблемы с печенью, и по прогнозам ему оставалось жить около года. После его гибели мама как будто исчезла, стала совсем другой. Сейчас она жила в доме престарелых и обрела веру в Иисуса. Она едва узнавала сына, когда он к ней заходил, что, к сожалению, привело к тому, что Холгер посещал ее все реже и реже. Мунк напился лишь однажды в жизни, в четырнадцать лет отцовским вишневым вином. С тех пор не брал в рот ни капли. — Холгер, куда ты пропал? — Что? Я тут. Попробую сегодня заехать домой. — Хорошо. Я отложу тебе еды. Наверху что-то произошло. Он увидел, как Катья машет руками. — Спасибо. Слушай, мне пора, увидимся вечером, ладно? — Хорошо. — Холгер! Голос нидерландки разнесся на всю гравиевую площадку. — Мы что-то нашли! Кажется, обнаружили место! Мунк выбросил сигарету на гравий и понес свое грузное тело по крутому подъему. 23 Фредрик Риис неожиданно для себя почувствовал радость, увидев Силье Симонсен, — когда она закрыла дверь в класс и они оказались вдвоем. Школа. Странно приходить сюда будучи уже взрослым. Когда Силье сняла фотографию класса со стены и положила перед ним на стол, у Фредрика возникло ощущение, что он делает что-то запретное. Он недолюбливал авторитетных людей, наверное, потому, что отец был строг, очень строг с сыном. И привил ему почтительное отношение ко всем без исключения вышестоящим по возрасту и рангу. Учителя в школе Фредрика были старой закалки пятидесятых, и их работу с детьми педагогикой назвать было сложно. Личность ребенка уж точно не была центром внимания. Детей воспитывали правильными людьми, чтобы они слушали взрослых и помалкивали. Теперь, к счастью, все иначе. Не так давно Фредрик ходил на день открытых дверей к сыну своего дяди в школу и был приятно удивлен, насколько более свободной и открытой стала атмосфера там по сравнению с пятнадцатью годами ранее. Мир меняется к лучшему. — Речь об этих двух мальчиках, — тихо сказала Силье, показав на фотографию. — Лассе и Карл-Мартин. Обычно они очень живые и активные, но в последнее время ведут себя странно. — Вы пытались поговорить с ними? — спросил Фредрик, повернув к себе снимок. Двадцать детей стоят рядами, щурясь в камеру. Дружный коллектив, которого не будет уже через несколько лет. — Наверное, мне надо было что-то предпринять? — спросила Силье, закусив губу. — Я не сообразила. Ну знаете, после всего случившегося. Не хочу никого напугать. Хватит с них того, через что пришлось пройти. — Согласен, — кивнул Фредрик. — Хорошо, что вы дождались меня. Я навел справки, и оказалось, что не ошибся. Нам действительно нужно разрешение родителей, но это касается только официальных допросов. А просто поговорить можно без проблем. — Хорошо, — сказала Силье. — Мне привести их сюда? — Вы сможете? — Да, я договорилась с Бенте, классным руководителем класса «C», она попросила сообщить ей, когда вы приедете. — Хорошо, — кивнул Фредрик. Силье Симонсен встала и пошла к двери. — Привести их вместе? Или по одному? — Даже не знаю. Может, вместе будет лучше? Не хочу, чтобы им было неприятно, вместе, конечно, будет безопаснее для них. — О’кей, — улыбнулась Силье и вышла в коридор. В кармане пиджака завибрировал телефон, и Фредрик подошел к окну ответить на звонок. — Риис. — Привет, это Бернард, компьютерщик. Это же вы оставляли нам видео, чтобы мы распознали номер машины? — Я. Как там идет? — С какой новости начать? С плохой или хорошей? Или сделать микс? Молоденький паренек засмеялся. — Микс? Good news? Bad news? Вздохнув, Фредрик бросил взгляд в окно на школьный двор. Компьютерщики. Руководство наконец-то сообразило, что сотрудники отстают по полной во всем, что касается киберпреступности и вообще во всем, что связано с электронными расследованиями. Поэтому они наспех прочесали интернет в поисках специалистов и в конце концов наняли каких-то девятнадцатилетних мальчишек, профессионалы без году неделя. И назвали их отделом информационных технологий. Ну, может, все не было так уж плохо, но все же. Фредрик слышал, что постепенно контингент компьютерщиков улучшался, но сейчас он явно наткнулся на того, кто все еще жил с мамой. — Так с какой начать? Парень явно что-то жевал, а телефон прижал ухом к плечу, печатая что-то на клавиатуре. — Так вы смогли распознать номер или нет? — Affirmative[14]. — Что? — Да. У нас получилось. С вероятностью девяносто девять и семь десятых процента. — Так? — Но… у нас опять сломалась система. — Windows? Стандартная шутка в их отделе. Фредрик уже и раньше с ними общался. — Именно, — сказал нахальный юнец. — Странно, что наши старики настаивают на том, чтобы мы скакали верхом на рабочей лошадке Гейтса, хотя эта скотина уже старая и дряхлая. Он засмеялся над собственным остроумием и что-то отпил из бутылки. — Да, очень странно. Почему бы не перейти на Линукс? — Вот-вот, — сказал парень. — Дома я бы лучше все сделал, понимаете? — Хорошо. Так возьмите работу домой. — Э-э, что? Нет… я… — Как думаете, когда почините систему? — вздохнул Риис, когда со школьного двора кто-то бросил мячик в окно. Темнокожая девочка подбежала и, подняв мяч, секунду постояла, рассматривая Фредрика, наклонив голову набок, потом помахала ему и с мячом в руках побежала к друзьям. Как мило. Фредрик широко улыбнулся. Последний раз он испытывал подобные чувства, когда ходил к сыну своего дяди. Может, у парней тоже часики тикают? Как у женщин. Бьют, когда наступает пора завести детей? Фредрик не знал, но иногда ему так казалось. В последнее время он часто провожал взглядами гуляющих с колясками. — Может быть, через час, а может, всю ночь займет, скорее второе. Ну вы знаете, это лошадь Гейтса, она… — Позвоните, когда узнаете номер. — Да-да. Я… Риис положил трубку, в этот момент открылась дверь и показались два мальчика с любопытными лицами.