— Да? — Ты больше не студентка. — И что? — Это значит, ты можешь делать так, как хочешь. Хорошо, что ты мне сообщаешь время от времени, где ты, чем занимаешься, но в остальном решать тебе. Хочешь взять работу в свою новую квартиру? Конечно, бери. Как по мне, прекрасная мысль. Поработайте с этим шведом. Отлично. Мне вдвойне повезло, что вы оба со мной. Но не забывай отвечать на звонки, ладно? — Да, — рассеянно проговорила Миа. — Ты поняла меня? — Что? — Ты должна быть в доступе, это единственная просьба. — Конечно. А у вас как? — Что? — Как там мама Томми Сиверстена? — Наша сотрудница в консульстве сегодня была в больнице, но поговорить с ней не удалось. — Жаль, а вы знаете, когда? — Анетте на связи с ними. А что? — Ну, я точно не знаю… — Просто говори, что думаешь. — У мальчика какие-то отметины над лодыжками. Я сначала их не заметила, потому что на снимке со спины их не видно. Но мне прислали фотографии со вскрытия, и там, да… даже не знаю. — Какие такие отметины? — Точки какие-то… — В отчете о вскрытии они упоминаются? — Я его не читала. Она снова пропала. — Проверь отчет. А я посмотрю завтра в офисе, хорошо? — Хорошо… завтра утром бриф? — Да, в девять. — Постараюсь прийти, если не смогу, то оставлю у вас в кабинете копии фотографий, ладно? — Хорошо, Миа. Он немного подождал, задаст ли она вопрос. — Ты хотела еще что-то сказать, Миа? Тишина на другом конце. — Вторую вещь? В которой ты была не уверена? Снова тишина, пока она не ответила еле слышно. — Лучше в другой раз. Не сегодня. — О’кей. Отличная работа, спокойной ночи. — Спокойной ночи, Холгер. Мунк опустил телефон в карман пальто и как можно тише зашел домой, чтобы не разбудить Марианне. 35 Церковные колокола давно отзвучали, но их звон не покидал головы Фредрика, когда тот проверял камеры, которые они с Катьей закрепили на внутренней стороне окон машины. Камера на лобовом стекле смотрела на церковь, и по одной сверху каждого бокового окна, чтобы иметь полный обзор улиц с обеих сторон здания. Эти колокола напоминали Фредрику о детстве, и, хотя многое забылось, он по-прежнему вздрагивал каждый раз, когда слышал их, словно слышал и ее голос. Голос бабушки. Он вспоминал то чувство бессилия и предательства, когда родители не хотели и слушать его с сестрой, уезжая на юг, и каждое лето отправляли детей в Телемарк в религиозную пыточную камеру, как те позже стали называть ее. Год за годом одно и то же. Поездка на машине мимо Улефосса в место, которое, казалось бы, должно служить символом норвежского благосостояния. Великолепный огромный дом с видом на озеро Нумеватн, расположенное посреди красивейшего канала Телемарк. Золотые нивы и пасущиеся коровы. Куры в сарае и козы под крышей сеновала. Как в норвежских народных сказках Асбьёрнсена и Му, увековеченных на полотнах Тидеманда и Гуде. И если бы в этом доме жил один только дедушка, или даже один из его братьев, живущий на ферме, пребывание там было бы для Фредрика сплошными радостью и весельем. Но нет, на усадьбе Риис была только одна правительница — бабушка. Она не просто видела Иисуса однажды вечером в лесу. Нет, во время его явления она получила послание, что мир погряз во зле и грехе и что отныне ее задача — позаботиться о том, чтобы превратить его в Царство Божье. Другими словами — предельная строгость. Трехнедельный ад, мягко говоря. К счастью, это было давно, но ощущение этого кошмара крепко запало в душу Фредрика, и ему становилось тошно каждый раз, когда он слышал звон этих ужасных колоколов. — А этот швед милашка, — улыбнулась Катья, поддразнивая коллегу. — Ты думаешь? — О да, прямо в моем вкусе. Даже к психологу захотелось пойти. Катья посмеялась и опустила стекло. Несколько часов назад был общий бриф, который все ждали с нетерпением. Знакомство с новым членом команды, к тому же работавшим над шведским делом. Все могло бы пойти непредсказуемо, но даже Уксен сидел молча под впечатлением от Улссона. Спокойный, приветливый, и да, Фредрик сам его видел — очень приятной внешности обаятельный профайлер. — Думаю, это хорошо, — пробормотала Катья. — Что хорошо? — Что он приехал. Все-таки у него столько опыта. Наша новенькая студентка, конечно, сильна, но все-таки… — О чем ты? — Ну, мы же обсуждали это. У нее классные идеи, но нельзя же строить все расследование на ее… скажем так… — Фантазиях? — Нет, я не это хотела сказать, я просто… — У Мунка все под контролем. — Конечно, я просто говорю, что он своим приездом может существенно обогатить нас… — Потому что он такой красавчик? — Ха-ха. Катья скривила лицо и толкнула Фредрика в плечо. — Ну, он же опытный профайлер. Знает, что делает. Это хорошо. Я чувствую, мы в надежных руках. Фредрик налил себе кофе из термоса и поднял взгляд на двери в церковь. — Сколько продлится церемония? — спросила Катья, посмотрев на телефон. Они ждали ее окончания. И Фредрик с Катьей, и полицейские в форме, которых поставили на улице прежде всего, чтобы держать прессу на расстоянии. Один из представителей семьи покойного был в новостях накануне вечером и попросил тех, кому нечего делать на похоронах, держаться на расстоянии. Попросил хоть и в вежливой форме, но между строк читалось: держитесь подальше от нас, журналюги. Но, похоже, не очень-то сработало. Конечно, у церкви толпились не орды журналистов, но достаточно, чтобы полицейские-стажеры, беспокойно топчущиеся на тротуаре на другой стороне улицы, перекрыли по ней проезд и огородили церковь. У обшарпанной лестницы наготове стояли три машины, предназначенные для вывоза ближайших родственников. Все было почти как в Голливуде. Ну или как на похоронах государственного деятеля. Церковь Лёренскуга. Сто сорок посадочных мест. Но пришло намного, намного больше. Словно собрались скорбящие по государственному деятелю, вереницы рыдающих, которым, когда двери в церковь закрылись, некуда было встать. Множество цветов, фотографий и свечей. Фотографы установили на большие штативы объективы с приближением и повернули их к кладбищу, в надежде сделать лучшие снимки омраченных горем лиц, когда гроб будут опускать в землю. Фредрик, конечно, знал, что из соображений безопасности его сегодня не будут выносить из церкви. Это сделают завтра утром в неофициальном порядке. В надежде, что родные смогут спокойно попрощаться со своим мальчиком. — Понятия не имею, — сказал Фредрик, барабаня пальцами по рулю. — Началось все… не раньше часа? Один выход людей из церкви займет… — Да-да, но они же первыми выпустят ближайших родственников, да? — спросила Катья, слегка ударив папкой, которую им выдал Грёнли, себе по коленям. С полным списком с фотографиями всех членов семьи, близких и дальних родственников. Катье с Фредриком удалось узнать в толпе бо́льшую часть. Но кто-то еще не был ими замечен. — Мы его видели? Катья показала пальцем на фото мужчины в очках и с усами. — Кто это? Дядя по матери? — Да. Локи. Какой идиот назовет сына Локи? Ты, конечно, должен лучше разбираться в скандинавской мифологии, но, блин, Локи? Он же был предателем. Обманщиком. Это все равно что назвать сына Иудой.