– А кто же занимается контрактами? Теми, что ты раньше приносил домой? – Один парень, я точно не знаю. Сказать по правде, я теперь редко бываю в конторе. Мне больше нравится заниматься машинами, чем бумагами. – А как к тебе относятся эти люди? Они уважают тебя? – Еще бы! А с Питом мы вообще большие друзья. – С Питом? – Это мой напарник в заездах. – Понятно, с Питом… А я могу с ним познакомиться? Он улыбнулся и кивнул. Тереза протянула руки, чтобы обнять его. Он встал перед ней на колени и прижался лицом к животу, пока она гладила его по голове. Он стал медленно приподнимать край ее шелковой ночной рубашки. Она раздвинула ноги, и он принялся лизать мягкие волосы вокруг повлажневшего лона… Она прижималась к нему, стонала, готова была закричать, что хочет его немедленно, сейчас… Она попыталась поднять его, чтобы ощутить все его тело, но он не отрываясь продолжал ласкать ее языком, крепко держа за ноги… Она немного испугалась, потому что он никогда не делал этого раньше… Он грубо потянул ее на пол, лаская рукой и издавая необычные всхлипывающие звуки, одновременно расстегивая молнию на брюках. – Тебе нравится это, крошка? А, нравится? Он разорвал ночную рубашку, обнажив ей грудь, и стал лизать и сосать соски как одержимый. Она снова попыталась оттолкнуть его, но безуспешно. Тогда он подтянулся на руках и начал засовывать ей в рот член, шепча, что она этого хочет… Она попыталась отвернуть голову в сторону, однако он схватил ее за волосы и заставил взять его в рот, после чего с силой надавил, так что пенис проник ей в самое горло… – Вот так, крошка! Соси, соси… Давай соси, грязная сука! Она отчаянно сопротивлялась, но он не отпускал ее волосы. Она приглушенно застонала… – Придется подождать. Соси, сука, а потом я тебя трахну! Я хочу, чтобы ты просила меня, умоляла, чтобы я тебя трахнул. Она делала то, что он приказывал, а он стонал от наслаждения, сидя у нее на груди, и не слышал, как дверь открылась, не видел перекошенного от ужаса лица дочери… Тереза стала умолять его прекратить это, лишь тогда он сжалился и выпустил ее. Он грубо вошел в нее и начал целовать жадно и жестоко, проникающие движения его языка соответствовали ритмичным толчкам. Ей казалось, что его член разрывает ее внутренности. Когда все было кончено, он до крови укусил ее за губу и застыл сверху. Тереза стояла в спальне обнаженная и разглядывала свое истерзанное тело. У нее было ощущение, будто ее изнасиловал чужой человек. Теперь она не сомневалась, что он ходит к проституткам, которым нравится то, что он только что делал с ней. Она быстро надела ночную рубашку. Ей хотелось бежать в церковь и молиться, просить прощения за свои грехи, за его грехи… Она чувствовала себя грязной и поруганной. На следующее утро он вышел из ванной в полотенце, обвязанном вокруг бедер, вытирая голову другим. С его волос на спину и грудь капала вода. – Знаешь, а ты права: они действительно относятся ко мне как к последнему дерьму. Им плевать на мое мнение. Они держат меня при этих чертовых складах на вторых ролях. Но как я могу что-нибудь изменить? Эти ребята работают на отца по двадцать лет, они знают его бизнес вдоль и поперек, а я… – Зато они не выигрывают на ралли, – по-матерински ласково улыбнулась Тереза. – Может быть, нам устроить небольшой отпуск, поехать повидать Софию с Константино, посмотреть на их малыша? – Прекрасная идея. – А перед отъездом принеси из конторы несколько контрактов. Пока ты будешь возиться со своими мотоциклами, я просмотрю их. А потом мы вместе их обсудим, чтобы у тебя было что сказать отцу. – Так и сделаем. Насвистывая, он вернулся в ванную и облился лосьоном. Тереза наблюдала за ним через полуоткрытую дверь, любуясь его загорелым, гибким телом. Он перехватил ее взгляд и широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. – Ты была очень сексуальной прошлой ночью… очень! – жизнерадостно заметил он. Она улыбнулась в ответ и сказала, что приготовит кофе. Он подождал, пока она уйдет на кухню, и вернулся в спальню. Он стал расчесываться перед зеркалом и вдруг заметил пачку презервативов. С усмешкой он подумал о том, что едва не попался, и решил больше никогда не носить их с собой. Глава 14 Фредерико Лучано всегда был полноват, но сейчас, в возрасте почти двадцати двух лет, стал настоящим толстяком. Он был ниже братьев и очень рано начал лысеть. От отца Фредерико унаследовал глаза и нос с горбинкой, но чувственный рот, доставшийся ему от матери, придавал его лицу выражение нерешительности. Однако в действительности Фредерико, с подростковых лет росший в окружении друзей отца и легко схватывающий все новое, вовсе не был нерешительным. Его открытость и чувство юмора располагали к нему людей, к тому же его отличала удивительная способность вызывать к себе уважение – особенно редкая для его возраста, но Фредерико был жаден до власти, а его добродушное настроение легко сменялось пугающими вспышками гнева. Словом, Фредерико Лучано был молодым человеком, с которым нельзя не считаться. Оказалось, что ему вполне по силам вести дела семьи Лучано в игорных городах. Самым крупным его шагом за последнее время было открытие двух залов китайского бильярда в Атлантик-Сити. Одним из главных приоритетов Фредерико считал покупку недвижимости, поскольку ходили упорные слухи о том, что, как только изменятся законы, регламентирующие азартные игры, этот город станет еще одной Меккой игроков. И тогда, помимо казино, возникнет нужда в новых автостоянках, гаражах, прачечных и прочих объектах инфраструктуры. Чтобы быть в центре событий, Фредерико решил переехать в Атлантик-Сити. Что касается отношений с женщинами, то связи Фредерико – как правило, с какими-нибудь танцовщицами из Лас-Вегаса – всегда длились недолго и всегда оплачивались. Там же, в Лас-Вегасе, за карточным столом он познакомился и с Мойрой Розенштиль, правда, она жила под именем Мойры Джеймс, считая, что еврейская фамилия не слишком подходит для сцены. Бывшая танцовщица варьете, Мойра была такой миниатюрной, что это мешало ей найти работу. В конце концов она окончила курсы крупье и, дожидаясь своего великого шанса в шоу-бизнесе, пока что стала работать у игорного стола. Обесцвеченные локоны, большие голубые глаза и маленький вздернутый носик, в котором словно проявился исконный снобизм жительницы Лос-Анджелеса, не давали повода заподозрить их обладательницу – сметливую миниатюрную женщину – в родстве с Розенштилями. Поначалу Фредерико привлекло именно ее остроумие. Он пододвинул стул и проиграл за ее столом больше получаса, улыбаясь ее шуткам и с восхищением отмечая, как она ловко и профессионально обращается с картами, как ее искрящиеся голубые глаза успевают следить за всем одновременно. Как-то вечером Фредерико вызвал к себе менеджера отеля-казино и велел прислать Мойру в его номер – роскошные апартаменты в пентхаусе – для игры в карты. Мойра явилась при полном параде. Как только охранник Фредерико впустил ее в номер, она шутливо подняла руки: – Постараюсь, чтобы вы получили удовольствие от игры. – Никакой игры не будет, я просто хотел с вами встретиться. Она подбоченилась: – Послушайте, не в обиду будь сказано, я крупье. За это мне платят, и за этим я сюда и пришла. Если игры не предвидится, может, мой босс что-то не так понял… – Я сказал ему, что хочу играть, но на самом деле мне хотелось с вами поговорить. Предлагаю отличное шампанское. – Спасибо, не надо. – А как насчет обеда? – Я уже пообедала. – Тогда, может, завтра? Мойра поколебалась, потом хихикнула и призналась: – Насчет обеда я соврала, я умираю с голоду. – И взяла бокал шампанского. Живя в Лас-Вегасе, Фредерико продолжал встречаться с Мойрой, но, уезжая в Атлантик-Сити, не собирался поддерживать с ней отношения. В ожидании его отъезда Мойра проливала ручьи слез и ходила с красными глазами. Она чувствовала, что у нее из рук уплывает счастливый билет, крупный выигрыш, о каком она и не мечтала, и сознавала, что если срочно не предпримет какие-то очень радикальные меры, то потеряет его навсегда. Мойра подсчитала в долларовом выражении стоимость всех подарков, полученных от Фредерико, и ей стало дурно от мысли, что их поток прекратится. По крайней мере, ей удалось вырвать у него обещание позвонить. В ожидании звонка Мойра просидела у телефона целую неделю. Наконец Фредерико позвонил. Мойра проворковала в трубку, что она обнажена и они могут поиграть друг с другом по телефону. То обстоятельство, что она смогла завести его даже на расстоянии, настолько поразило Фредерико, что после нескольких ночей «секса по телефону» он послал за ней свой личный самолет. Мойра поняла, что зацепила его, и была полна решимости на этот раз не дать ему сорваться с крючка. Фредерико еще не встречал женщины, которая бы ела так много, как Мойра. Сидя в огромной двуспальной кровати, она поглощала обильный завтрак, состоящий из яичницы с беконом, шоколадных пирожных с орехами и тостов с толстым слоем масла и смородинового джема, когда на прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Мойра окликнула Фредерико, но тот был в душе и не услышал. Тогда она взяла трубку. Оказалось, что звонят из Рима, и на сей раз она крикнула так, что Фредерико услышал даже в ванной. Похожий на мокрого Будду, он вышел из ванной. Мойра протянула ему трубку и с полным ртом сказала: – Тебя какой-то парень из Рима. Фредерико грубо оттолкнул ее в сторону, взял трубку и сел на кровать. Некоторое время он молча слушал, потом рассмеялся, повалился на спину с трубкой в руке и заговорил на сицилийском диалекте. Из всего, что он говорил, Мойра поняла только одно слово: bambino. Проговорив, кажется, целую вечность, он попрощался, изобразил губами звук поцелуя и повесил трубку. – Кто это был? – Мой отец. И вот что, Мойра, заруби себе на носу: к телефону ты не подходишь. – А если позвонят мне? – Тебе тут некому звонить. Если я буду откуда-то звонить, предупрежу тебя заранее, но в остальное время ты трубку не берешь. – Это еще почему? – Потому что я так сказал. А теперь давай-ка одевайся, поедем покупать подарок моему брату, у него только что родился сын. Фредерико был в отвратительном настроении. Пока они ходили по магазинам, он то и дело огрызался. В конце концов они купили серебряное зубное кольцо и серебряную крестильную чашу, отдали подарки граверу, чтобы тот выгравировал на них имя новорожденного, и пошли прогуляться по улице. Мойра молча просунула руку под локоть Фредерико. – Мойра, ты понимаешь, что семья – это самое главное? – Безусловно, понимаю. Я люблю детей, даже очень. – Папа сам был похож на ребенка, такой гордый. Вообще мой отец – это нечто особенное, он бы тебе понравился. – У вас большая семья? Сколько у тебя братьев? – Всего два. Был еще один, но… – Но что?