Она обхватила руками живот, скорчилась на полу у дивана, принялась раскачиваться и бить себя по лбу кулаком. — Господи, что делать, что делать?! — Я звоню дяде Рэю. Дейви продиктовал номер, и я позвонила Рэю на работу. Полчаса спустя он приехал. Губы сжаты в тонкую линию. — Я нечаянно… — Старр протянула вперед руки, точно оперная певица. — Несчастный случай. Поверь! Никто ей не ответил. Старр монотонно всхлипывала, а мы повезли Дейви в травмпункт, где ему вправили и зафиксировали плечо. Мы выдумали историю, как он играл у реки и неудачно спрыгнул с камня. Даже мне она казалась идиотской, но Дейви взял с нас слово, что мы не выдадим Старр. Даже после всего случившегося он по-прежнему ее любил. Пасха. Прозрачное, как хрусталь, утро, когда различаешь каждый кустик и валун на горе. Воздух так чист, что трудно дышать. Старр готовила окорок, запихивая гвоздику в маленькие разрезы. Она каждый день посещала собрания анонимных алкоголиков и не пила уже две недели. Мы старались изо всех сил, глядя на перевязанную руку Дейви. Старр поставила окорок в духовку, и мы все, даже дядя Рэй, поехали в церковь. Правда, он на минуту задержался у машины, чтобы покурить травку; когда он сел между Оуэном и Старр, я почувствовала запах. Я хотела помолиться и снова ощутить присутствие высшей силы, которая обо мне заботится, но ни в этой церкви из шлакобетона, ни в руинах своей души больше ничего не находила. Старр подалась вперед, глядя на поникшего Христа на кресте персикового дерева, дядя Рэй чистил ногти армейским ножом, а я ждала, когда начнут петь. Потом мы остановились на заправке, и дядя Рэй купил ей белую лилию, символ новой жизни. Дома все пахло окороком. Старр накрыла стол: суп-пюре из кукурузы, консервированные кольца ананаса и булочки из супермаркета. Мы с Рэем не смели взглянуть друг на друга. Ковырялись в тарелке, хвалили Старр за обед. Рэй заметил, что преподобный Томас был сегодня в ударе. Главное — не смотреть друг на друга. Я изучала вазочку с мятным мороженым и мармеладным драже и белую лилию в горшке, обернутом фольгой. Мы не были вместе с тех пор, как отвезли Дейви в травмпункт. Ни о чем не разговаривали. До самого вечера смотрели по телевизору пасхальные передачи с розовощекими проповедниками-евангелистами и певчими в одинаковых атласных балахонах. Толпа зрителей не посрамила бы и рок-концерт. Руки раскачивались над головами, как подсолнухи. Христос воскрес!.. Жаль, что я больше в Него не верила. — Надо туда поехать, — заметила Старр. — Давай в следующем году поедем в Хрустальный собор, Рэй! Давай, а? — Конечно! Он переоделся после церкви в свою обычную футболку и мраморные джинсы. Мы играли в китайские шашки с мальчишками и избегали встречаться глазами. Рядом сидела Старр, положив руку Рэю на бедро. Терпеть это не было сил. Когда Дейви выиграл, я вышла на улицу и побрела к реке, все время представляя ее руку у него на джинсах. Я была плохой, делала дурные вещи, причиняла людям боль и, самое ужасное, не хотела останавливаться. Синие тени ползли по рыжеватым склонам гор, как руки, ласкающие ноги любимой. На камне, думая, что ее не видно, подняла шею ящерица. Я швырнула камушек, и она скрылась в чапарреле. Я оторвала лист малозмы и вдохнула аромат, надеясь, что прояснятся мысли. Сначала я почувствовала в сумеречном воздухе его запах — сладковатый запах травки. Рэй вышел во двор. Солнце светило ему в лицо. У меня перехватило дыхание. Теперь я поняла, что вышла не просто так, а чтобы ждать здесь его. Встала на камень с восточной стороны трейлера, где не было окон. Пусть меня увидит. Потом спустилась в песок между валунами. Минуту спустя я услышала его шаги по руслу реки, сухому, несмотря на то что был еще только апрель. Завтра Дейви прочтет все по нашим следам, но когда Рэй меня коснулся, я подумала, что нам невозможно разлучиться, как бы мы ни старались и кто бы при этом ни страдал. Он коснулся губами моей шеи, сунул руки под рубаху, расстегнул мне брюки. Ноги жаждали прикосновения его голых бедер. Мы опустились в песок и соединились, как половинки магнита. Плевать на скорпионов и техасских гремучников! Плевать на жесткие камни или что нас увидят! — Что ты со мной делаешь, детка… — прошептал он мне в волосы. Последний раз я видела взрослую драку той ночью, когда мать ударила Барри ножом. Треск, грохот… Я накрыла голову подушкой, но все равно слышала сквозь тонкую стену каждое слово: пьяные визги Старр и тихие увещевания Рэя. — Раньше вставал как миленький! Когда не трахал эту с-сучку! Трахаешь ее? Говори, ублюдок! Я глубже забилась в спальник, обливаясь потом, притворяясь, что речь не про меня, я просто ребенок и не имею к этому никакого отношения. — Надо было избавиться от нее еще тогда! Я представила, как Рэй сгорбился на краю кровати, опустил руки между коленями. Он не перебивал, давал ей выпустить пар, уклонялся от пьяных ударов, мечтал, чтобы она вырубилась. Я слышала его голос, по-прежнему спокойный и рассудительный: — Старр, ты нажралась в хлам. — Педофил! Детей трахаешь? Что дальше? Собаки? Тебе правда больше нравится эта тощая девка? Глист без сисек! Жег стыд, что мальчики тоже слушают и теперь знают все. — У нее дырка уже? Или она отсасывает лучше? А зад дает? Нет, правда, мне интересно, что заводит извращенцев! Как я могла думать, что это вечно будет сходить с рук? Зачем я только сюда попала, зачем вообще родилась! И все же в глубине души я гордилась, даже радовалась, что Рэй не мог возбудиться. Не мог трахнуть Старр, какими бы огромными ни были у нее сиськи, и даже если она разрешала ему в зад. Он хотел меня. — Хреновы спонсоры! Вот ты им и позвони! Получу за нее денежки, и до свиданья! Снова послышался грохот и крики. Дверь распахнулась. На пороге появилась Старр в съехавшем набок розовом халате — огромные груди наружу, в руках «смит-вессон». Эта сцена потом снилась мне долгие годы. Она выстрелила не целясь. Я скатилась на пол и забилась под кровать. В комнате запахло порохом, полетели щепки ДСП. — Спятила! Рэй пытался ее остановить. Он выкрутил ей руку и вырвал револьвер. Схватил со спины, потянул на себя, выгибая ей спину. Его член уперся ей в зад. Груди Старр торчали кверху и подрагивали, точно вспугнутые зверюшки. Он подталкивал ее бедрами к выходу. — Иди в жопу, Рэй! Иди в жопу! — Всегда пожалуйста! Они исчезли за дверью. Хоть бы стали трахаться и забыли про меня!.. В стенном шкафу была дырка. Я схватила одежду. Нечего болтаться со сбрендившей алкоголичкой в доме, полном оружия. Сегодня же позвоню в соцслужбу, потом сообщу Рэю, где я. Оставаться тут нельзя. Я впопыхах одевалась. Из соседней комнаты снова донеслись звуки борьбы. Внезапно Старр возникла на пороге и выстрелила. Плечо расцвело болью, огненные струи побежали по ребрам. Я, шатаясь, двинулась к комоду, чтобы вылезти в окно, но она выстрелила опять, и у меня взорвало бедро. Я лежала на полу, глядя на ее ногти с коралловым лаком. — Сказано было: оставь его в покое! Потолок. Нечем дышать. Во рту привкус металла, пороха и крови. Свет в глаза. Меня поднимают. Господи — опять полицейские в форме, вопросы… Кто-то кричал. Бородач, женщина в криво застегнутой блузке, фонарь в глаза. — Где Рэй? — произнесла я, отворачиваясь. — Астрид!.. Она пришла в себя! Свет отразился в очках державшего меня Дейви. Новое лицо — блондинка с кукольными чертами. Накладные ресницы, черная блузка. СС. — Кто это сделал, Астрид? Кто в тебя стрелял? Просто скажи нам, скажи! Дейви поправил очки на носу, поглядел мне в глаза, едва заметно покачал головой. В дверях съежились мальчишки в куртках поверх пижам. У Оуэна через руку свисает жираф с полуоторванной шеей. Питер с банкой ящериц. Приемные дети знают, что будет дальше. — Астрид, что произошло? Кто это сделал? Я закрыла глаза. С чего тут начать? Бородач смазал мне руку, воткнул иглу. — Она не умрет? — спросил Дейви. — Нет, сынок. Но если бы не ты, уже умерла бы от потери крови. Ты молодчина! Меня поднимают на носилки. Огненный смерч боли. Крик. Огонь. Огонь. Бородач держит на весу пакет для капельницы. — Все, все, расслабься. Я смотрела в глаза Дейви, понимая, что наркоманам, наверное, хуже. Уже отключаясь под действием обезболивающих, изо всех сил сжала ему руку. — Мои вещи… — Мы их потом заберем. — Голос соцработницы. Даже блузку не может по-человечески застегнуть… Дейви принялся хватать мамины книги, альбом, какие-то рисунки, стенд с пометом животных. Рэй… — Дейви, шкатулка… Его лицо потемнело, он прочитал наши следы. Мозг выключался, перед глазами, переливаясь, как цветное стекло, плавали радужные пятна.