– Э-э, да. На лице Стафани появляется неуверенность, отчего она лишь на мгновение начинает выглядеть уязвимой. Понятия не имею, что творится у нее на уме. Может, мы так не похожи на убийц, что у нее в голове не складывается какой-то пазл. Остается только надеяться. Она замолкает, а затем смотрит мне прямо в глаза. – Слушай, со вторым дядей все в порядке? Я почти отвожу взгляд, но вовремя останавливаю себя. Самым твердым и уверенным голосом, который только могу изобразить, я отвечаю: – Да. Но его дальнейшая судьба зависит от того, как пройдет остаток вечера. Стафани стискивает зубы. Ее лицо становится каменным, и она слегка покачивает головой. – Ох, с огнем ты играешь. Ладно, об этом потом. Все спрашивали, где ты, да и банкет вот-вот начнется, так что пошли. – Точно. – Свадебный банкет. Нейтан. Господи. Он, должно быть, сейчас так расстроен и сбит с толку. – Пошли. Я оглядываюсь на свою семью, выстроившуюся в один ряд, чтобы закрыть третьего дядю, и машу им, прежде чем пойти за Стафани. Вселенная, пожалуйста, пусть они догадаются спрятать куда-нибудь третьего дядю перед тем, как пойти на банкет. Они все выглядят какими-то оцепенелыми и неуверенными. Ну, их можно понять. Я точно так же чувствую себя. Но хотя бы никто не нашел старшего и второго дядю, иначе повсюду уже были бы копы. Но эта мысль меня все равно напрягает. А знаете, что еще меня напрягает? Странное, противоречивое чувство жалости, которое я начинаю испытывать к Стафани. И вроде с хрена ли? То, что она беспокоится о втором дяде, не означает, что она сразу перестает быть злобной мафиози, желающей кого-то хладнокровно убить. Так, Мэдди, вспомни, кто тут плохой, а кто хороший. Мы явно не плохие. Несмотря на все похищения и прочее. – Ваше время почти истекло, – внезапно выпаливаю я. Черт, почему я сказала это вслух? Но потом понимаю, что в принципе это правда, так и есть. Остается только банкет, потом немного танцев, и все, этот проклятый день закончится, слава богу. Стафани бросает на меня косой взгляд. – Это скорее ваше время почти истекло. – Что? Стафани пожимает плечами. – Нет, что это значит? Что вы собираетесь делать? – О боже, наверное, это был их план с самого начала. Конечно. Они запланировали убить Лилиан во время банкета или, может, во время танцев, когда совсем стемнеет и все будут уже пьяны. – Ты мне отвратительна, – произношу я. – Она пожилая женщина. Оставьте ее в покое. Стафани устремляет на меня холодный взгляд и кривит рот в ухмылке. – Ты бы очень удивилась, узнав, на какие зверства способны пожилые женщины. Я хочу ответить ей какой-нибудь язвительной репликой, но потом понимаю, что она права. Взять, к примеру, мою семью. Она как раз состоит из пожилых женщин, и что они делали, пока шли от «Рэндольфа» до колледжа Крайст-Черч? Конечно, обсуждали различные способы убийства третьего дяди, поэтому в ее словах действительно присутствует истина. У лестницы, ведущей в обеденный зал, Стафани вдруг притягивает меня к себе. Она убирает выбившиеся пряди волос с моего лица. Если бы кто-нибудь случайно заметил нас, они бы подумали, что она просто дотошный до деталей фотограф. Когда она начинает говорить, ее голос звучит низко и уверенно: – Не знаю, что вы сделали с моими дядями, но клянусь, если вы хоть пальцем их тронули, то заплатите за это. А теперь иди в зал и веди себя как обычно. Я никогда в своей жизни не слышала угроз, но, кажется, сейчас это именно она. Я так хочу ей ответить, тоже кинуть какую-нибудь угрозу, но пока она ведет меня вверх по лестнице, в голову не приходит ни одна достойная идея. А как только мы поднимаемся наверх, мою голову покидают вообще все мысли. Потому что там, прямо у дверей в знаменитый обеденный зал Крайст-черч, стоит Нейтан. Он поднимает взгляд и улыбается, когда замечает меня, но в его улыбке есть какая-то печаль. И легкая усталость. Бросив последний многозначительный взгляд, Стафани покидает нас и проскальзывает в обеденный зал, и теперь остаемся только мы с Нейтаном. И целое море вранья между нами. Я подбегаю к нему и крепко обнимаю, вдыхая его приятный, чистый аромат, наслаждаясь его объятьями, в которых мне так спокойно и безопасно. – С твоей семьей все в порядке? – спрашивает он. Я молча киваю. Не могу говорить. Никакие слова не могут описать, как прекрасно снова оказаться в объятиях Нейтана после всего. – Послушай, Мэдди, я знаю, что-то происходит, – мягко говорит он. Я крепко зажмуриваю глаза. Конечно, он знает. У него очень хорошо развита интуиция. Это одна из причин, почему он стал таким успешным бизнесменом. Тогда, на свадьбе Тома и Жаклин, он сам понял, что именно моя семья и я были замешаны в деле с трупом А Гуана. Именно поэтому и сегодня он чувствует, что что-то не так. Я поднимаю на него глаза и быстро моргаю, чтобы смахнуть слезы. – Что случилось? – спрашивает он. – Ты можешь обо всем мне рассказать. – Я… эм… И вот что сказать? В голове все звучит так нелепо. Мафия шантажирует мою семью, и так совпало, что мы похитили троих мужчин, а мои тети, возможно, сейчас убивают одного из них? – Да ничего, – говорю я наконец. Безумно красивое лицо Нейтана окрашивается разочарованием. – Все хорошо, – быстро добавляю я, и это звучит очень фальшиво, даже для меня. Но праздник подходит к концу, а Стафани и ама потеряли трех своих главных игроков, так какова вероятность, что они смогут осуществить свой план? Все, мы победили, черт возьми. – Все будет хорошо, – говорю я, и на этот раз мой голос звучит более уверенно. – Я расскажу тебе обо всем, когда все закончится. – Когда мы все будем дома, целы и невредимы, а главное, не в тюрьме, а Нейтан не будет из-за нас проходить по уголовному делу как сообщник или соучастник, или что-то типа того. Нейтан вздыхает. – Мэдди, я… Дверь в обеденный зал приоткрывается, и оттуда высовывается голова амы. – Ты тут, – говорит она, бросая на меня убийственный взгляд из-за спины Нейтана. Мы с Нейтаном выпрямляемся и смотрим друг на друга. – Я люблю тебя, – говорю я, наконец. Кажется, это единственное, что оставалось сказать. Нейтан улыбается. – Я тоже тебя люблю. Пошли внутрь. – Я беру его под руку и готовлюсь войти. Двери широко распахиваются, и мы вместе входим в великолепный приемный зал под громкие аплодисменты. Обеденный зал колледжа Крайст-черч является культовым не просто так. Это место, по образцу которого был создан обеденный зал Хогвартса. Все стены покрыты роскошной позолотой и увешаны множеством картин. Длинные столы заставлены вазами, полными цветов, а со сводчатого потолка свисают огромные канделябры. Рядом со сценой стоит красивый десертный стол со всевозможными сладостями, а в его центре возвышается гигантский свадебный торт, который усыпан множеством красивейших сахарных цветов. Такому торту была бы рада любая китайско-индонезийская невеста. В общем, все как с картинки какого-то престижного свадебного журнала. Гости хлопают, ликуют и свистят, когда мы входим. На меня смотрят больше двухсот человек, и от такого количества внимания мои ноги становятся просто ватными. Я бы точно упала, если бы не держалась за Нейтана. Заставляю себя сделать глубокий вдох. Мы проходим мимо рядов хлопающих гостей и занимаем свое место за передним столом. Энни и Крис сидят там, я обнимаю их и посылаю воздушный поцелуй. – Где твоя семья? – спрашивает Энни, но выражение ее лица явно озадаченное и в то же время неодобрительное. Хороший вопрос. Правда, где они? «Наверное, где-нибудь на лугу пытаются убедить корову съесть человека» не совсем подойдет в качестве ответа. – Эм, это долгая история, – отвечаю я с извиняющейся улыбкой. – Я думаю, что они… э-э, неважно себя чувствуют. Энни хмыкает и обменивается насмешливыми взглядами с Крисом. Мне становится неприятно и даже больно. Я знаю, что меня не должно это особо задевать, но все же задевает. Теперь они мои свекор и свекровь, и мне так сильно хочется, чтобы все шло хорошо, так хочется вписаться в прекрасную, адекватную семью Нейтана. Чтобы они поддержали меня и мою семью и сказали мне, что я та невестка, о которой они всегда мечтали, и что моя семья восхитительна. – Я полагаю, это даже к лучшему, не так ли, дорогой? – говорит Энни Крису, который осторожно пожимает плечами. Я прикусываю губу так сильно, что у меня чуть ли не идет кровь. – Мам, – предупреждающим тоном произносит Нейтан. – Что? Они бы абсолютно… В этот момент двери снова распахиваются, и Энни замолкает, когда в обеденный зал врываются мои мама и тети. Я не могу сдержать улыбки при виде них. Это правда, что они бы абсолютно то, что собиралась сказать Энни, но все равно они моя семья, и я была бы просто раздавлена, если бы они пропустили мой свадебный банкет. Я собираюсь уже броситься к ним, чтобы крепко обнять каждую, когда ма сдвигается, показывая что-то позади себя. У меня кровь застывает в жилах. А сердце будто и вовсе перестает биться. Весь шум и говор внезапно затихает. Потому что прямо за ма обнаруживается третий дядя, все еще завернутый в одеяло, как младенец, сидящий в инвалидном кресле, которое потихоньку катит вторая тетя. У меня просто пропадает дар речи. На мой свадебный банкет они притащили с собой мужика, которого сами же похитили. 27 Это все неправда. Неправда. Это просто кошмарный сон. Очень долгий, тщательно продуманный кошмар, но тем не менее все равно сон. Просто выдумка моего мозга. Или, может, я просто пьяная. Или, может, мама подсыпала немного своих травок ТКМ в мой утренний кофе, и теперь у меня галлюцинации. Да, точно. Весь этот день был ничем иным, как сплошной галлюцинацией. Вопрос в том, как, черт возьми, мне очнуться? Я не могу ничего сделать, поэтому просто в абсолютном ужасе наблюдаю, как моя семья направляется к нам. Как обычно, четвертая тетя наслаждается всеобщим вниманием. Она машет всем рукой и на ходу посылает воздушные поцелуи. Старшая тетя шагает, как настоящая старшая сестра, которой нужно поймать непослушного ребенка, а мама и вторая тетя идут рядом, слегка наклонив головы, явно испытывая дискомфорт от всего этого внимания. Третий дядя все еще в отключке. – О, это твоя бабушка в инвалидном кресле? – спрашивает Энни, заставляя себя улыбнуться. – Как мило и неожиданно. Я не припоминаю, чтобы в списке гостей фигурировали бабушки с дедушками. – Это эм… это… моя. Эм. Да. Я замечаю хмурое выражение на лице Нейтана и быстро добавляю: – Да, это моя бабушка. Но после этой фразы его лицо становится еще более хмурым. – Я не знал, что твоя бабушка все еще жива, – говорит он, явно не купившись на мою ложь.