На сцене Лилиан чудесным образом приподнимается, выглядя ошеломленной. Ма протягивает руку, чтобы помочь ей подняться на ноги, но Лилиан испуганно вскрикивает и отшатывается. Ну, ее можно понять в этот момент. Нейтан тут же аккуратно подхватывает Лилиан, и они вместе, пошатываясь, сходят со сцены и направляются к ближайшему выходу. Куда делась Стафани? Я оглядываюсь вокруг, но нигде не вижу ни ее, ни аму. Но у нас нет времени их искать. Мне нужно делать что-то с третьим дядей. Я бросаюсь к десертному столу или вернее к тому, что от него осталось, и вижу, что третий дядя оказался в ловушке под развалинами гигантского свадебного торта. Его запястья и лодыжки все еще связанны, поэтому он никак не может встать. Помимо этого, теперь на нем еще и толстенный слой кокосового торта с нежным, насыщенно-лаймовым кремом. Я наклоняюсь, чтобы помочь ему подняться, но он шарахается от меня так же, как Лилиан от мамы. Я все равно подумываю схватить его за руку, но решаю не делать этого. Несмотря на всю серьезность ситуации, я все еще ни за что не хочу пачкать свое платье. Что безумно, знаю. Тут дядя открывает рот. Я уже готовлюсь услышать крик, но вместо этого он начинает кашлять, а затем поворачивает голову, и его немного рвет. Черт, у него случайно не сотрясение мозга? Я встаю и отчаянно начинаю махать руками в сторону сцены, пока не ловлю на себе взгляд ма. – Помогите, – одними губами произношу я. Ма помогает старшей тете подняться, а четвертая тетя помогает второй тете, и все вместе они спешат спуститься со сцены. Удивительно, но все они гордо улыбаются. – Мы сделали это! – восклицает ма. – Что? – Мы спасли Лилиан! – выкрикивает вторая тетя. – Ты видела, как быстро я двигалась? Как хищник в нападении. О, вот так и назову свое новое движение в тай-чи, да? Нападающий хищник. Я даже подам заявку в Общество Тай-чи, может, они официально зарегистрируют эту позу. – Вы не спасли ее. – В смысле? – спрашивает старшая тетя, нахмурившись. – Мы все услышали стрельбу, поэтому прикрыли ее, вай, мы такие храбрые. – Слезы блестят в ее глазах. – Мы все чуть не умерли вообще-то, Мэдди. – Эм, да, кстати об этом… – Я киваю головой, показывая на дергающуюся фигуру третьего дяди. – Это была не стрельба, а третий дядя врезался в десертный стол. – И звук от этого явно не походил на звук выстрелов, хочу добавить я, но решаю не давить на них. – Кстати, о третьем дяде, нам нужно вытащить его отсюда, быстро. И тут они будто впервые замечают его. – Адух, – восклицает ма. – Почему он лежит там вот так? – Мне кажется, у него сотрясение мозга. Я не знаю. Неважно, давайте вытащим его отсюда. – Иу, он испачкает наши платья, и что тогда? – говорит вторая тетя. Я сначала собираюсь ответить ей пару «ласковых», но потом понимаю, что веду себя лицемерно, потому что разве не подумала то же самое, когда только подошла к нему и хотела поднять? Я точно так же не захотела пачкать платье. «Прекрати, Мэдди», – начинаю я ругать себя. Увести третьего дядю › чистое платье. Да. Окей. Я наклоняюсь и переворачиваю одеяло, которым он был укрыт, чистой стороной наружу. – Ладно, теперь мы можем перетащить его, не испачкав нашу одежду. – Вай, очень хорошая идея, Мэдди, – говорит ма, гордо улыбаясь. Опять же, она снова гордится мной не за самый благородный поступок. Подъем третьего дяди требует некоторой ловкости, но к настоящему времени моя семья и я уже на удивление искусно научились справляться с перетаскиванием людей в отключке. Каждая из нас автоматически занимает свое место: четвертая тетя берет его под левую подмышку, вторая тетя берет под правую, старшая тетя берет его под голову, а мы с ма берем по ноге. Подцепляем его, он поднимается с пола, и мы медленно перемещаем его в инвалидное кресло. Слава богу, что мы уже так эффективно и быстро перемещаем тела, потому что как только заканчиваем с дядей, двери в зал распахиваются и внутрь большими шагами входит пара охранников. О мой бог. Они пришли, чтобы задержать нас, они заберут нас, а потом вызовут полицию и… – Мэм, вам нужно немедленно освободить помещение, – говорит один из них. – Да, да, мы как раз собирались уходить; не беспокойтесь, – бормочет четвертая тетя, подмигивая нам и толкая инвалидное кресло к выходу. Мое сердце начинает стучать как бешеное, когда мы спешим к выходу. Невероятно. Мы с похищенным мужчиной, прямо рядом с охраной. Когда мы проходим мимо них, один из охранников слегка кивает мне и говорит: – Мне жаль, что так получилось с вашей свадьбой. У меня внутри бурлят эмоции, и огромный ком подкатывает к горлу. Я киваю ему в ответ, а затем бросаюсь к дверям. Выйдя на улицу, я закрываю глаза и перевожу дыхание. Мы чуть не попались, твою мать. – Давайте отвезем его обратно в э-э… – я запинаюсь. И куда мы должны его деть? Мы не можем отвезти его обратно в «Рэндольф» после всей этой суматохи с Дэном на ресепшене. Это привлечет слишком много внимания. – В номер сюда, – говорю я наконец. У нас как раз там уже двое похищенных мужчин. Будет еще один, что такого? И, о боже, а что нам с ними делать? Меня распирает от переизбытка эмоций. И даже начинает тошнить, просто от безвыходности ситуации. Мы не можем просто отпустить их, потому что кто знает, что они сделают? Еще заявят на нас в полицию за похищение. Или просто грохнут. Но, если мы их не отпустим, что ж… что, черт возьми, тогда с ними делать? Мы не можем вечно держать их при себе. Блин, не можем это, не можем то. Может быть, вторая тетя права, и реально стоит расчленить их всех и… Ладно, очевидно, мозг просто дал сбой. Мы уже идем по холлу, как вдруг кто-то кричит: – Стойте! Я замираю, а затем поворачиваюсь. И то, что вижу, это даже хуже, чем охранники. Нейтан и его родители. Энни выглядит разъяренной. Да даже Крис выглядит суровым. А Нейтан просто разочарован, что в сто раз хуже, чем если бы он злился. – Что происходит? – вскрикивает Энни. – Что, черт возьми, это сейчас было? Вы все чуть не убили бедняжку Лилиан. – Идите в номер первыми, я за вами, – шепчу я четвертой тете, которая кивает и толкает инвалидное кресло вперед, пока родители Нейтана приближаются к нам. – Нет, нет, – терпеливо говорит ма, – мы спасли Лилиан. – Я же говорила тебе, ма, это была не стрельба, – бормочу я. Энни качает головой. – Вы все были довольно… довольно… – Она пытается подобрать нужное слово, ее глаза сверкают, и она показывает пальцем на мою семью. – Ну, вот эти ваши наряды, эти шляпы… – А что не так со шляпами? – спрашивает старшая тетя, внезапно вернувшись в полный боевой режим с ее непробивной мощью и силой запугивания. Энни аж брызжет слюной от гнева. – О, ради всего святого, посмотрите на них! Они нелепы! Вы же в них просто посмешище! Это слово пронзает мое сердце, словно кинжал. – Мам, ты уже перегибаешь, – шипит Нейтан на Энни. Посмешище. Да, это правда, моя семья разговаривает по-другому и делает массу нелепых вещей, но я всегда понимала причину всех их слов и поступков. Посмешище. Я прокручиваю у себя в голове это слово снова и снова, и оно все больше и больше обжигает меня и приводит в ярость. Думаю, часть меня всегда пыталась скрыть свою семью, потому что я знаю, что другим людям они могут показаться странными. Так что, возможно, я сейчас веду себя лицемерно, испытывая эту ярость, тем более что сама вечно хотела заставить свою семью соответствовать каким-то стандартам нормальности. Я всю жизнь пыталась их неким образом «приглушить». Но выражения их лиц в тот момент… Я не могу их вынести. Никогда не смогу стереть из памяти это выражение боли на лице мамы. Я свирепо смотрю на Энни. – Может быть, они и не вписываются в ваше гребаное представление о том, как должен выглядеть мир, но посмешище здесь явно не они. Энни смотрит на меня, прищурившись. Крис вздыхает и прочищает горло. На секунду у меня появляется надежда. Может, он скажет Энни, что она уже реально переходит все границы. – Мне очень жаль, Мэдди, но я должен согласиться с Энни. Твоя семья ведет себя очень странно, и я говорю это не для того, чтобы посмеяться над ними, – быстро добавляет он. – Но, честно сказать, их поведение совершенно неприемлемо. – Да оно нелепо! – выкрикивает Энни. – Мама, папа, хватит. Во мне бушует буря эмоций. Злость на родителей Нейтана, в основном за то, что они смеют так говорить о моей семье. Но глубоко внутри сидит еще и стыд. Потому что я знаю, что они правы. Любой обычный человек с улицы, объективно посмотрев на мою семью, подумал бы, что они реально нелепая компашка. И мы провели весь этот день, делая совершенно нелепые вещи. Вещи, которые в данных обстоятельствах вполне понятны – тем, кто в курсе, по крайней мере, – но необъяснимы для обычных людей со стороны, которые понятия не имеют, что у нас происходит. И даже без всего этого мафиозного переполоха мою семью сложно понять и принять. Я знаю это, понимаю, но все же. То, что родители Нейтана накинулись на них с такой злостью и презрением, уже слишком. – Слушай, давай, пожалуйста, просто поговорим? – просит Нейтан, понижая голос. – Ах да, вы, дети, поговорите, ладно? – восклицает ма, прежде чем я успеваю ответить. – А мы пошли. Все, тудлс, покасики! – И прекратите так разговаривать! – огрызается Энни. – Не отчитывайте их, они сами знают, как им разговаривать, – огрызаюсь я в ответ. Как только эти слова срываются с моих губ, я тут же замолкаю. Черт возьми. Что я только что сделала? – Мэдди, ты не можешь так разговаривать со старшими, – восклицает ма с выражением абсолютного ужаса на лице. – Давай, живо извинись. – Извините, – немедленно говорю я. Слова просто вылетают автоматически. Я не смогла бы остановить их, даже если бы попыталась. – Тебе не нужно извиняться, – вздыхает Нейтан. – Мам, ты ведешь себя просто ужасно. – Нейтан! – вскрикивает моя мама. – Ты не можешь так разговаривать со своей мамой, ни в коем случае! Нейтан и Энни в замешательстве смотрят на ма. – Но я защищаю вас, – медленно говорит Нейтан. – Неважно, ты не можешь говорить такие вещи родителям, – строго добавляет старшая тетя. Вторая тетя кивает, сжав губы в тонкую линию. – Мэдди, ты ставишь нас в неловкое положение, разговаривая так со свекровью. Я сдаюсь. Ну конечно, вот что их объединяет. Энни может вести себя настолько ужасно по отношению к ним, насколько захочет, и они воспримут это спокойно, но горе постигнет любого представителя молодежи, кто осмелится перечить Энни. Я вздыхаю, стиснув зубы. – Ты права, конечно. Простите, Энни. Мама так выпучивает глаза, что, кажется, они вот-вот вывалятся.