Она задремала, прислонившись к стене. Я осторожно просунул руку под ее колени, поднимая. Леля мгновенно встрепенулась, пытаясь отстраниться. — Тише, куда собралась? Лель, давай поговорим. Треш устроили мы… Ты ни при чем. Это все я. Я в себе запутался, но сейчас понял, куда нужно идти. С кем быть. С тобой, слышишь? — А? — встрепенулась, будто и половины не услышала. — Я такси жду. Верни туда, откуда взял, — пролепетала. Глаза красные, голос едва слышный. Такая жаркая… Прижался губами к ее щеке. — Лель, ты горишь. Как самочувствие? — Просто немного умаялась, пока вещи собирала. Я такси за вещами для ребенка пришлю позднее… Пусть полежат. Клянусь, это ненадолго! Ничего страшного? — выдохнула она. — Леля! Сколько можно? Не сбегай! Ты нужна мне. Очень нужна. Отпустить не смогу. Не хочу! Я люблю тебя, слышишь? Люблю тебя. Она вскинула на меня затуманенный взгляд и отключилась у меня на руках, потеряв сознание. Глава 42 Глава 42 Юджин Спустя несколько дней Очередные сутки без сна в больнице. Едва успеваю, еще и работа… Все навалилось — одно к одному. На ногах держался лишь чудом. Так тянет поспать. Я даже глаза закрывал с надеждой, а потом… Ничего. Пустота. Кромешное варево, кипяток из сомнений, упреков и страха. Они только и ждали удобного момента, чтобы наброситься и терзать, покусывая в самых уязвимых местах. Вот и поделом тебе, Юджин, кретин ты разэтакий! Но перепало же не только мне. Леле больше досталось. Когда простыть успела, а? Когда… Блять, когда я, как кретин, упорно шел к своей цели — щегольнуть перед Викой, щелкнуть по носу лживую гадину. Сам того не понимая, я на этот гребаный вечер вырядил Лельку как конфтеку, как типичную девицу для вечеринки. Платье тонкое, обувь легкая, шубка летящая — все о красоте. Беспечно отнесся. Не планировал же гулять на улице, ни о чем плохом не думал. Она и простыла, пока ждала скорую и поддерживала временно парализованного Витька, а я… Я, как последний идиот, бросился спасать Вику. Она же кровью истекала на моих руках. Меня колбасило жутко. Я знал, что ребенок, которого она теряла, не мой, но будто бы вернулся в прошлое и терял того, другого, тоже не своего, но… Это как протащиться по узкому лабиринту, который сжимается с каждой секундой, оставить там половину истерзанной плоти, и выбраться едва живым, одуревшим от боли, злости, отчаяния и бессилия. Как искупаться в чане с гноем и, наконец, почувствовать облегчение. Пустота, легкость, яркость сознания, ростки других эмоций. И запоздалое сожаление, что не сделал так раньше. Где же ты был раньше, осознанный… Снова забег по кругу. Что, если на беременности Лельки скажется? Я же себе этого никогда не прощу… Куда кинуться? С какого обрыва? Где выход, не подскажете? Безболезненный. Мы все хотим чудесную таблетку, которая избавила бы от боли, страданий, сожалений, чувства вины и терзаний совести. Вот так просто взять, положить под язык, проглотить и… наслаждаться улучшенной версией своей жизни. Такого не бывает. Ни у кого не бывает. Грязь приходится месить своими руками и ногами… Еще и анализ эти… Викины. Ее скоро выписывают. Анализы по крови передали мне, и я не знаю, стоит ли идти с этими анализами к Виктору или не стоит. Для меня давно не стоит вопрос о продолжении отношений с Викой, но для Виктора, вдруг… Не знаю. Имею ли я право раскрывать чужие проделки? И не обвинят ли меня снов в черствости и холодности. Ведь в чем-то Вика права: я должен был поговорить с ней, да хотя бы наорать, обозвать и хлопнуть дверью, самому отвесить пинка под зад, фигурально, разумеется. В реальности я бы даже такую, как она, никогда не ударил. Я же просто отрезал ее от себя, все сделал чужими руками. Ее выселили слуги, я не отвечал на звонки, она получила конверт с деньгами и приказ об увольнении, плюс мои родители постарались закрыть перед ней все двери. Ей оставалось только переходить на более низкий уровень или покинуть страну. Она выбрала второе. Была вынуждена выбрать второе… После раздумий все-таки решился. Для меня давно кончено все, поэтому я все же пошел навестить Виктора. Он смаковал в прозрачном бокале красную жидкость… — Ты пьешь? — удивился я. — Тебе же на операцию скоро. Какой алкоголь, Вить? — Не нуди, мажор. Все под контролем. Сок гранатовый. Бокал для атмосферы, епта. Не отметить развод нельзя! — Вас развели. — Развели ускоренно! Теперь я чист, как ангел, открыт для новых отношений. Видел тут одну медсестричку. Зад — во! — растопырил руки. — Такая должна быть хорошо родящей, на лице не зацикливаюсь, на смазливые мордашки смотреть толку нет! — пошутил. — У меня на руках результаты анализов Вики. Но прежде, чем я их озвучу, пообещай, что срываться не станешь. — Все, что хотел, я сразу ей сказал, записал и через адвоката передал. Насколько мне известно, она уже мечтает в направлении выхода из больницы. Страстно мечтает. Знает, что меня ей нужно стороной обходить. Так что валяй. Обещаю падаль не трогать. — Выкидыш. — Знаю. Дальше что? — Неслучайный. Вика выпила таблетки, сильно превысила дозу. Сама чуть не померла, врачи говорят, что подобного эффекта она не ждала. Думаю, хотела скинуть нежеланного ребенка, списав все на стресс после ссоры. Но вышло так, что сама чуть не померла… Виктор поджал губы, потянулся за телефоном, скупо пробубнил: — Мишань. Та дамочка, о которой я тебе говорил… Из страны ее проводить нужно. Подальше. Куда? Да я знаю, что ли, куда! Хоть в Монголию. Это по твоей части, провожать нежелательных. Но чтобы я случайно с ней в цивилизации пересечься не смог… Странным образом монолог Виктора мне даже немного приподнял настроение, заставил отвлечься. Неплохой он все-таки мужик оказался. — Олька твоя верующая? — поинтересовался Виктор. — Я как-то не интересовался, а что? — Если верующая, крестной будет. Я все-таки намерен завести ребенка. Даже с суррогатной матерью. Даже если через несколько лет только получится, я все равно только ее крестной видеть хочу. — Надеюсь, она не откажет. — Олька-то? Точно не откажет… Как она? — Держимся. Врачи говорят, состояние стабилизировалось, но меня к ней пока не пускают. — Как запустят, привет от меня передай. Цветы сам подарю… И еще одно. — Что? — Если баба тебе не нужна, отпусти. Хорошая же деваха, ну… И ребенок, уверен, не преграда! — Так к чему эти разговоры все?! — возмутился я. — К тому, что была у нас беседа душевная. Тогда... Расстроил ты ее сильно. Заигрался. — Емое, — выдохнул я. — Нужна она мне. Нужна. Люблю я ее. Сильно! Только теперь она мне не верит и видеть не хочет.