Ньол оглядел пришедших через отверстие в решетке, надежно скрывавшей бравиума от посторонних глаз. Как же, пилигримы… Эти, по всему видать, не простые паломники. Инопланетчики, решившие своими глазами убедиться в чуде Матери Человечества, явившей себя из драгоценного кораллового мрамора. Сколько их тут было таких… Исследователей, ученых… Один только раз отец Ньола подпустил подобных им на пять шагов к статуе Иштар, чтобы засвидетельствовать с помощью приборов, что статуя действительно не была создана руками человека. Но эти двое ему определенно не понравились. Привыкший доверять своей интуиции, Ньол не сомневается, дело нечисто. Он вышел степенно, как подобает настоящему бравиуму, открыл небольшое оконце в воротах, ведущих в покои Статуи, и сделал небрежный жест рукой, мол, можете приступать к восхвалению. Ньол имел на это право, как представитель высшего кхастла — единственного в Цале Таммуз. Пусть совершают восхваление отсюда! Их всего двое, но они с другой планеты, и Ньол немного обеспокоен тем, что должно быть, эти двое ищут то, что по праву принадлежит ему. Пилигримы не возражали — попробовали бы только! — и приступили к песнопениям. Широкие плащи скрывали от Ньола жесты, которые они совершали руками, и молодой бравиум проницательно усмехнулся: наверняка притащили с собой приборы для исследования Статуи. Восхваление близилось к завершению, когда от Ньола не укрылось, что один подтолкнул рукой другого и показал ему что-то, под полой плаща. Глаза второго выпучились, как будто готовились вылезти из орбит, и только ощутимый тычок под ребра первым, заставил его перестать таращиться. Точно, с приборами приперлись. Ньол крайне доволен собой — как знал, что не стоит полностью открывать перед ними врата Статуи. Никогда ещё интуиция не подводила ни одного бравиума. И принесла же их нелегкая как раз накануне красной луны, когда ему надо как следует сосредоточиться, подготовиться! Ладно, при последней удаче негоже роптать на судьбу. Сегодня ночью он получит, наконец, долгожданное могущество. ГЛАВА 12 Мне плохо. Сильно. Очень плохо. Прогресс, я и представить не могла, что так бывает! Приступы жара заставляют перекатываться с места на место, потому что пот течет нескончаемыми потоками, простыни моментально промокают, при этом выкручивает суставы, и ни одна поза не удобна. На смену адскому пламени приходит озноб, который сотрясает тело, пробирает до костей, и вместе с ознобом накатывает очередная волна дурноты, спазмами сжимающая желудок и горло. Мне давно не было так плохо. Очень давно. Если вообще когда-то было… Острая боль пронзила тело, заставляя выгнуться. Опять приступ тошноты, за ним вспышка света в мозгу, сопровождаемая тупой болью… Я должен вынести все, если хочу получить Тамар… Это последнее испытание. Отправляясь в подземное царство, Эден, за венцом Шугур, я и не предполагал, что добыть его окажется так легко. Я подготовил свое тело тридцати трехдневным постом, совершил омовение, сел перед статуей Госпожи, закрыл глаза и ушел в медитацию. Следуя указаниям, оставленным неким Батой, записавшим со слов М…* на стене древней гробницы, усилием воли я воссоздал деревянную лодку с деревянными же гребцами — средство передвижения между мирами, и сосредоточился на подземном царстве Эден. (*автор имеет ввиду книгу Якоба Ланга «Тайна Магического Знания») Моей первой целью было — достать Шугур, чтобы украсить венцом подземного царства статую моей Покровительницы. Непросто было получить благословение, и, тем более тайное знание, куда направляться и как именно все делать. Я знал, что никто из моих предшественников не смог вернуться обратно. Но у меня есть тайное оружие — несомненное Покровительство Всесильной Богини. Вначале не было ничего, кроме тьмы, не выпускающей из своих объятий, но затем она сгустилась до такой степени, что стали видны ее очертания. Я увидел невысокие борта лодки и услышал плеск воды за ними. Оглянулся — впереди и сзади меня сидели деревянные гребцы, с одинаковыми лицами, вырезанные из той же породы дерева, что и лодка. Они дружно, как будто повинуясь неслышимым мною приказам, совершали движения веслами, уверенно направляя лодку по темным водам, плавно опускающимся и поднимающимся в едином ритме, как грудь спящего ребенка. Не оставалось сомнений в том, что я движусь по озеру Аверон, прямо в Эден. Воды Аверона были надежно скованы заклятьем, любого другого уже давно бы перевернуло или вышвырнуло на черный берег, откуда тянулись тысячи рук мертвецов. Мне надлежало попасть в Эден именно через Аверон, а не через Кокит — реку плача, состоящую из слез грешников, и не Флегетон — огненную реку, где вынуждены вечно гореть их души. Умирающие попадают в Эден по реке Ахерон, но я не умер и собирался вернуться. Причем не один, а с законной добычей. Приближаясь к черному замку, проток становился все уже, и, наконец, почти иссяк. Но я прибыл туда, куда собирался. Длинный подземный проход привел мою лодку в тронный зал. Мужчина и женщина, одетые в длинные черные одежды, вне всякого сомнения, были ни кто иные, как Плутон и Прозерпина. Пять рек, огибающие их троны, убедили меня в правоте догадок. — Что желаешь ты, смертный, получить в Священном Эдене? — спросила Прозерпина, ее голос журчал, подобно песне вод, текущих у ее ног. — Я пришел, чтобы получить Шугур. — Зачем тебе Шугур, смертный? — Для Матери Иштар. — Что оставишь взамен? Я вытянул вперед руки с веткой кедра Килили. В следующий миг волна ветра подняла мою лодку и закрутила в воздухе. Не было видно ничего, кроме вращающихся вокруг меня звезд. Мощный толчок лодки, натолкнувшейся на берег, дал понять, что путешествие окончено. Я вылез на берег и втянул за собою лодку. Килили не было, значит, жертва была принята. Мне удалось раздобыть Шугур для Нее. Я подул на лодку, и она уменьшилась в размерах, затем надежно скрыл ее в кармане плаща. Теперь надлежало достать налобную ленту — «Прелесть чела», и для этого нужно было отправиться в прямую противоположность Эдена — на Олимп. Заклинание повлекло за собой уже привычную мгновенную потерю сознания, в следующий миг яркие солнечные лучи ударили по глазам. Под ногами росла яркая, сочная трава, невиданные цветы источали тонкие ароматы. Воздух был пропитан медом, цветочным нектаром и росой. На деревьях сидели разноцветные — алые, изумрудные, голубые и золотые птицы и пели на разные голоса. Та, к кому я пришел, сидела ко мне спиной. Не оглядываясь, и не прерывая плавных движений — она расчесывала длинные светлые волосы, когда я вошел, позвала меня: — Ты устал, Клод, поди сюда, присядь рядом. Я не сомневался, что пришел правильно — передо мной сидела Венера, богиня Утренней Звезды и Любви. И хоть почувствовал, как вслед за голосом богини по телу потекла волна слабости, не осмелился подойти ближе. Женщина обернулась и засмеялась — ее белый лоб украшала налобная лента, та самая «Прелесть чела», которую я должен добыть для своей Повелительницы. — Ну, что же ты? — и богиня опять поманила меня изящным жестом. В прорезях белого одеяния мелькало юное, нежное тело, и от созерцания ее совершенства, у меня закружилась голова. Я не мог выдавить ни слова, хоть и долго готовился к этому путешествию. Но действительность превзошла все мои ожидания! Манящая улыбка небожительницы разрушила в прах годы подготовки к ритуалу. Я чувствовал, что не выдержу, что еще минута — и забуду о цели своего прихода сюда. Всесильная Иштар, Всеблагая Мать Человечества, помоги! — взмолился я, и прекрасная Венера перестала смеяться и звать меня. Она кивнула — и «Прелесть чела» соскользнула в совершенную руку. — Подойди, возьми, — лукаво улыбаясь, позвала она, но я по-прежнему не мог тронуться с места. Все, что я мог, это разжать ладонь, и рубин из Ниневии покатился по мраморным плитам. Алая искра, которой мелькнул самоцвет — была последним, что я видел, потому что в следующий миг оказался в пустыне. Рубина не оказалось среди остальных драгоценностей, на поиск которых у меня ушло тридцать лет. Значит, Венера приняла мою жертву и отдала священную налобную ленту Иштар. Теперь предстояло достать притиранье для подвода глаз «Приди, приди». Чтобы его получить, надлежало отправиться к Абтагиги, или той, кто посылает Желание. Абтагиги поклонялись шумерские племена, они же признали этот аспект Иштар покровительницей Сакраментальной Распущенности, или Священной Проституции. В Вавилон, располагающийся в долине Тигра и Евфрата, я отправился на лодке. Аккадцы, одетые в легкие одежды — единственно, чтобы скрыть тела от палящих солнечных лучей не удивились, увидев, как своим дыханием я уменьшаю лодку и прячу ее в складках плаща. Сотни наречий, похожих на птичий щебет, сопровождали меня до главного храма, обители Абтагиги. Черноволосая кудрявая женщина сидела в окружении учениц. Их наряды надежно скрывали волосы женщин. У некоторых прозрачные накидки скрывали и лица, оставляя открытыми только искусно подведенные глаза, при этом одеяния скреплялись на правом плече, обнажая левую грудь. Стоило мне зайти в храм, как Абтагиги хлопнула в ладоши, и женщины, окружавшие ее, расступились. Я преклонил колени перед первой в истории человечества жрицей любви. Сюда, в обитель сакрального храма, не было хода простым смертным — меня впустило внутрь мощное заклинание. — Мы давно ждем тебя, Клод, — ласково позвала меня Абтагиги. — Ты знаешь, несравненная, что я не могу остаться. Я дал обет Ей. — Если бы не дал обет, тебя бы здесь не было, — пожала жрица смуглыми плечами. — Что хочешь получить взамен притиранья «Приди, приди»? — Я знаю обо всех чудесных вещах, что ты принес. Но мне этого не нужно. Если хочешь получить притиранье — помоги Бату, сыну Дилейма, правителя. — Что с ним? — Он умер. — Как хочешь ты, чтобы я помог ему? — Верни его. — Но это не в моих силах. Только Она может воскресить из мертвых. Если захочет. — Я сказала, а ты слышал. Иди. Одного взгляда на Бату — двенадцатилетнего мальчика, я понял, что он умер не от болезни. Его душу выпили злые духи. Вернуть в мир человека без души очень опасно, юный Бату мог стать величайшим тираном в истории, а отобрать у злых духов то, что они уже считают своим, невозможно. Почти… Я попросил родителей принести мне все, что было необходимо для ритуала. С двенадцатым ударом сердца, приведенного в движение заклинанием, в тело мальчика начала возвращаться душа. Вокруг возмущенно захлопали кожистыми крыльями самые отвратительные твари, которых мне только доводилось видеть — не хотели так просто отдавать то, что уже считали своим. Думал, собьюсь, но Светлая Иштар дала мне силы, и вскоре Бату открыл раскосые зеленые глаза. С трудом объяснил правителю и его жене, что я из другого времени, можно сказать, из другого мира, и не могу принять положенных мне здесь наград. Выйдя из дворца, я направился было опять в храм Абтагиги, но неожиданный порыв ветра опять забросил меня в пустыню, значит, Абтагиги выполнила свое обещание. За «Властью над миром» и «Судом» — драгоценным жезлом и бичом я отправился к Гекате — тройственной богине всех лун. Селена, Феба и Артемис предстали передо мной в облике трех дев с белоснежной кожей, черными гладкими волосами и глазами без белков. Три обнаженных девичьих торса с высокими грудями и аккуратными вишнями сосков — и одни на всех бедра в струящейся черной юбке. Священные жезл и бич Геката согласилась отдать за три лунных камня — части некогда упавшей на Землю звезды. Ожерелье «Лазурь» и двойная подвеска из священного камня «Нумуз» хранились у Ханаты — духа одного из воплощений Богини в Древнем Египте. До пирамиды, где обитал дух Ханаты, я добирался на увеличенной опять лодке по подземной реке. Гребцам приходилось временами сильно нагибаться, потому что своды туннеля опускались так низко, что задевали их деревянные макушки, вызывая снопы искр. Ханата не желала отдать то, что некогда обязалась хранить до тех пор, пока за «Лазурью» и «Нумузом» не явится посланник Богини. Вздорный дух придумывал себе все новые и новые развлечения — то надлежало выиграть у нее в шахматы, то в нарды, то слушать, как она играет на флейте. Я понимал, что Ханате было просто скучно на протяжении целых тысячелетий, что она хранила драгоценности Богини, но тело, изможденное тридцати трех дневным постом, напоминало о себе начинающей сгущаться тьмой перед глазами. Наконец, Ханата, устав ждать, когда я приду в себя в очередной раз, сердито хлопнула в ладоши, и я опять перенесся в пустыню. Золотые запястья «Нетти Нне» удалось получить у Анату, в маленьком, полуразрушенном храме в самом сердце Месопотамии. Анату спустилась с неба, попирая маленькими ступнями мощные спины двух черных свирепых собак. Даже не взглянув на меня, она раскинула в стороны руки, и золотые браслеты со звоном упали на плиты пола и исчезли. В следующий миг я опять находился в пустыне. Оставалось достать золотую сетку на груди — «Ко мне, мужчина, ко мне» и повязку «Тамар» на бедра — одеянье владычиц. Я не был уверен, что мне хватит на это сил, но все же увеличил в размерах лодку и уже по воздуху направился к Лисиппе, первой амазонке, восседающей на белоснежном единороге, который скачет по круглой радуге, сдерживающей грозу. Лисиппа проводила время в компании нескольких небесных дев, которые, заметив мое появление, расправили белоснежные крылья, и взлетели встревоженной стайкой. Вилы принялись кружиться вокруг меня, то и дело задевая то голову, то руки, нежными, но сильными прикосновениями. К этому времени я думал только об одном — «выстоять». Если я упаду прежде, чем очередное воплощение Богини согласится отдать сохраненную драгоценность, это будет означать начало конца. Страшного конца — потому, что вернуться обратно не смогу. Физическое тело — там, где-то на далекой Земле, в Обители Богини, умрет, превращаясь в траву и животных, а дух окажется навсегда заточенным в пространстве между мирами, без права нового рождения и освобождения. С улыбкой Лисиппа сняла с груди золотую сетку, но стоило мне приблизиться к ней, вскинула вверх руки, и одеяние взмыло в воздух. — Ты получишь то, зачем пришел, Клод, только после того, как отдашь мне взамен то, что обещала Богиня.