Оказывается, в шатре есть еще одна женщина — вон, кутается в темные серые одежды, потирает смуглые руки. Тоже с покрывалом на голове, но лицо открыто. Черты кажутся знакомыми… Но Яклину некогда вспоминать, где и когда он видел эту женщину — у ее ног лежат двое его воинов, смотрят невидящими глазами в купол шатра… Всего охраняют шатер пятеро, еще пятеро стоят на страже в отдалении… Это не шутка? Две женщины убили десятерых лучших воинов Цала Таммуз?! Наверно, це-Цали это снится! Женщина, что сидит на ложе Яклина, поджав под себя ноги, легким резким жестом откинула покрывало, и це-Цали отпрянул в изумлении. Дыхание стало прерывистым, по коже пробежала сладостная волна гнева и яростного желания. Перед ним, прямо перед ним! На его ложе сидит, хищно усмехаясь, сама властительница судеб, несравненная Дева-Воительница, Цалибу Иннатха! Впервые так близко и неясный полумрак шатра не в силах скрыть ее совершенства… — Це-Цали! — раздался крик снаружи. Надо же, опомнились! Очень вовремя. — Я занят! — рявкнул Яклин. — Не сметь входить ко мне! Тут же спохватился. — Или приказать убрать отсюда тела воинов, Цалибу? Иннатха небрежно махнула смуглой нежной рукой. — Я ненадолго. Черные очи Яклина яростно сверкнули. — Не злись, пресветлый це-Цали, я пришла с миром, и принесла с собой занятные мысли, которые наверняка понравятся тебе. Ферната! — Иннатха хлопнула в ладоши. — Оставь нас. Ферната, к вящему удивлению Яклина, ловко подхватила тела за ноги и рывком выволокла стражников из шатра. — Ты не боишься за свою рабыню? Цалибу царственно улыбнулась. — Ферната умеет за себя постоять. На твоем месте, пресветлый це-Цали, я бы больше тревожилась за твоих воинов. — Воин, способный пасть от руки женщины, не воин вовсе, — процедил це-Цали ледяным тоном. — Ты зря недооцениваешь женской силы, пресветлый це-Цали. Впрочем, что касается твоей стражи, то Ферната ни при чем. Их жизни забрала я сама. — Должно быть, пресветлую Иннатху привели в ярость, — проницательно заметил це-Цали, и расширившиеся от гнева тонкие ноздри и сузившиеся темные глаза воительницы показали, что он не ошибся. — Что же привело правительницу Цала Исиды в мой скромный шатер? — Я пришла, чтобы предложить тебе то, что желаешь получить, — смуглые пальцы с блестящими в неярком свете лампы золотыми ногтями скользнули по тонкой струящейся ткани, обнаруживая твердый набухший сосок на высокой упругой груди. Дыхание Яклина перехватило, сердце застрочило с небывалой скоростью. Ни одну женщину еще не хотел он так сильно, так неудержимо! — Что же это? — хрипло спросил це-Цали, силясь смотреть лишь в черные бездонные очи. — Как что? — Иннатха тихо засмеялась, воздух окрасило звенящее пение ручья. — Мой Цал, естественно. Цал Исиды. — Ты здесь, чтобы отдать мне свой Цал? — все еще не веря тому, что происходит, Яклин протянул руку к высокой груди Иннатхи, и ладонь его наполнилась. — Не сразу, — усмехнулась Иннатха, отклоняясь назад, отчего твердые пальцы сжали упругую плоть железной хваткой, грозясь оторвать. Но Иннатха даже не изменила дыхания, и продолжала говорить тихо, спокойно, призывно. Она меня не боится, — понял Яклин. — Не трепещет, как остальные женщины. Укрощение Яростной Львицы, пожалуй, самое опасное и изысканное удовольствие, которое видел он в своей жизни! Еще будет тереться о мои ноги и нежно, призывно мурлыкать, умоляя взять ее! Брать снова, снова и снова! — Ты же хочешь объединить наши Цалы в один, как в древние времена, — томно пропела Иннатха, по-прежнему не вырываясь. Яклин знал, что просто не в силах разжать пальцы, не в силах выпустить нежную горячую плоть. И с каждой секундой чувствовал себя все большим дураком — Что? — хрипло спросил он, но смог отдернуть руку, будто обжегшись, и уже более твердо, спросил. — Тебя не убедили мои дары, ты хочешь других? Иннатха не отрываясь, смотрит ему в глаза. И, через них — в самое сердце! — Чего же хочет пресветлая Цалибу? Для чего она пришла ночью в мой шатер, умертвила стражу? По твоему мудрому и прекрасному лицу я понимаю, что ты пришла предложить сотрудничество, объединить силы, верно? Цалибу чуть склонила голову, и хищная, страшная и невыразимо манящая улыбка раздвинула ее пухлые, капризные губы. — Для чего? — Я хочу мести.