Всесильная Иштар, оградившая недостойного слугу твоего в дороге от разбойников! Всеблагая Дарительница Жизни, укажи мне путь истинного служения! Яви свой лик, Несравненная! Яви Волю свою как милосердие! Ньол вынул пергамент с заклинанием из-под одеяния Статуи. Вчера он использовал особые проявляющие чернила, в стремлении подобрать ключ, — с добавлением сладкой дурманящей пыльцы, и даже драгоценного созцветия орионуса, истолченного в пыль, а ведь известно, что орионус цветет раз в столетие, и добыть его цветок — пышный, источающий запах меда даже после гибели, стоило Ньолу больших трудов и больших денег! Этого жухлого созцветия цвета кармина хватило бы на год безбедной жизни для целой семьи, включая никуда не годных стариков, но Ньол превратил богатство в пыль, показывая Праматери, что все мирское для него, Ньола — суть тлен, и он ни капли не привязан к звону золота и неге роскоши для бренного тела… Благословен его путь, теперь есть все шансы на результат! Бравиум затаил дыхание… И с трудом подавил полный отчаяния и разочарования, стон. Ничего… Опять ничего! Заклинание не пополнилось ни единым словом. Ом, Госпожа, почему ты так жестока ко мне! Проклятый Дарэд! Мало того, что наполовину разрушил гонгму Богини в поисках драгоценной Статуи, так ещё умудрился прихватить самое ценное, что было в хранилище — ключ к обнаружению подлинных сокровищ! — Великая! Я один достоин хранить твою тайну! Я, а не проклятый выкормыш забытого кхастла! Бравиум развернул круглое, даже добродушное с виду лицо к Статуе в пышных одеждах цвета зари, в сверкающих хрустальных бусах во множество рядов, в серьгах, отливающих алым, всю осыпанную блестящими искрами, переливающимися ежесекундно. Прекрасная Статуя, как и всегда столь же невозмутима, сколь и недосягаема, бесконечно далека при всей кажущейся близости… Во время ежедневного восхваления Ньол касался всех десяти сокровищ на Статуе, и нередко впадая в священный транс, казалось молодому бравиуму, что холодный металл не только нагревается под прикосновениями, но и пульсирует, исполненный потаенной жизни. Впоследствии Ньол объяснял себе, что, конечно, так оно и было, просто на очень короткий срок… А может, Богиня, что живет в Статуе, существует в иной реальности, которая пересекается с его, Ньола, миром, только посредством своего нерукотворного Лика — сокровища, испокон веков доверенного кхастлу Бравиш, и он, Ньол, удостаивается услышать короткие отголоски той самой, истинной жизни. Однажды, когда Ньола еще даже не было на свете, кхастл Бравиш помог эманации Богини, некоей женщине с медными, как первые проблески зари, волосами, и та оставила в награду одно из сокровищ Иштар на хранение, не сказав, какое именно. По одному сокровищу ожившая Богиня доверила двум другим кхастлам, видимо, по ошибке, но предки Ньола смогли исправить это недоразумение. Но как Ньолу отличить теперь, какие из сокровищ подлинные, а какие лишь драгоценности?! Тягостные мысли ни днем, ни ночью не дают покоя, но восхваление тем временем началось, и Ньол приступил к самому сокровенному, самому трепетному действу. Касаясь поочередно украшений богини, Ньол пропевал слова на языке древних, отбивая другой рукой такт на небольшом барабане с костяной погремушкой. На голове Несравненной — венец Эдена, «Шугур» «Прелестью чела» зовется налобная лента Ее «Приди, приди» притираньем подведены глаза, что видят суть Жезл и бич — вот два знака в бессмертных руках — «Власть над миром» и «Суд» Изящную шею обрамляет ожерелье «Лазурь» Следом идет двойная подвеска священного камня «Нумуз» Руки украшены золотыми запястьями «Нетти Нне» Груди прикрыты сеткой прозрачной «Ко мне, мужчина, ко мне» На бедрах повязка «Тамар», одеянье владычиц Благословенная Мать, что все видит и слышит… Во время восхваления священную нишу со Статуей яркой вспышкой озарило второе, красное солнце Зиккурата, и Ньол понял, что Богиня напоминает о жертве. Как назло, Замок полон пилигримов, пришедших поклониться Матери Человечества. Они даже разбили лагерь невдалеке. Все, что Ньол может на настоящий момент — пасть ниц и клятвенно заверить, что в красную луну жертва будет. Будет молодое, красивое и сильное тело. Молодой бравиум знает, именно такие нравятся богине. Недаром Иштар танцует на них, изображаемая на Ликах. Пока Ньол совершал восхваление, Ишма как раз окончила уборку и смотрела теперь на него влажными и преданными, как у коровы глазами. После того, как Ньол сказал ей, что в красном — любимом цвете Богини — ее лицо светится, эта послушная овца одевается только в него. Сегодня она в розовом, но сверху непременно замотала красный шарф! Ньол усмехнулся. С его мягкого, даже привлекательного лица, являющего собой странную гармонию мужского и женского начала, как у всех бравиумов, исчезло выражение озадаченности. Сравнение Ишмы с овцой было правильным. Получив поручения прибираться здесь, возле Статуи, девчонка возомнила о себе неизвестно что. Считает себя хозяйкой. Это очень смешно! Это как если бы вечно снующие здесь крысы возомнили себя хозяевами Замка. Хотя они-то и возомнили, и в сравнении с Ишмой, — бравиум Ньол усмехнулся и закашлялся — они имеют на это куда большее право! Крысы. Их тут полчища. Когда нет пилигримов, пришедших поклониться Матери, они вылазят из своих нор, пьют из священных чаш, объедают подношения. Говорят, они могут съесть человека, и Ньол знает, это не россказни. Пусть глупая Ишма считает себя здесь хозяйкой… Пока… Пока она надеется понравиться Ньолу и войти в кхастл Бравиш. Ньолу видны все ее недалекие мысли. В красном, как статуя Иштар. Во время восхваления Ньол всегда чувствовал особый прилив крови. Он знает, так работает чудесная энергия, что посылает Богиня. Ишма как раз склонилась и с особым тщанием выводит пятно с циновки. В красном шарфе… Она стоит боком к Ньолу и не видит, что взгляд его, прежде надменный и безучастный к ее действиям, изменился. Живая, мягкая, с нежной смуглой кожей, маленькая и пухленькая, свежая и миниатюрная, с тяжелой черной косой… Такая беззащитная и полностью в его, Ньола, власти… Разве может она сравниться с величественной, холодной Статуей? Статуей нерукотворной, появившейся чудесным образом из земли Зиккурата больше пяти тысяч красных лун назад. Как раз там, где явила себя Всесильная людям — на покатом скалистом утесе, где когда-то любила Она танцевать под дождем. И струи воды, попадая на разгоряченное танцем, совершенное тело Богини, становились кровью, и текли кровавые ручьи по скалистой земле Зиккурата… Когда Богиня перестала приходить сюда танцевать, люди кхастла Бравиш решили, что кровь и дальше должна орошать эти благословенные земли. Раньше, каждый день, на этом самом месте приносили в жертву полулюдей, то есть не причастных их кхастлу, — прилюдно и торжественно. Честью считалось окропить своей кровью камни, на которых танцевала Богиня. Но сейчас люди уже не те! Ни ума, ни веры. Ньол сокрушенно вздохнул. Они стали приносить Богине в жертву горных коз и могучих яков, но разве можно оскорблять Всеблагую такими низменными, недостойными жертвами! Ом, сколько Ньолу пришлось намучаться с Лиилой, Карсой, Дагнитой и другими, которых он самолично подарил Богине. Особенно с Карсой. Бесноватая девка оставила у него на коже следы своих когтей. На коже бравиума! Куда катится мир! А ведь Карса была больше других похожа на Статую, и он почтил ее тело своим вхождением в ее пещеру, пока Карса билась в судорогах и изо рта текла кровь. М-да, предсмертные корчи сделали ее лицо не таким красивым. Ньол перевел глаза на Статую. Она стоит, все такая же — холодная и бесподобная. Безучастная к мольбам Ньола, к его восхвалениям! Ньол в точности провел древний ритуал с пергаментом — сделал все, как Она желает, но без ключа пергамент остается чист! Богиня не спешит открывать свою тайну. Как и та, что нарядила когда-то Статую, не пожелала. — Пусть люди кхастла считают все десять украшений бесценными, и стерегут их, как главное достояние кхастла, — сказала она. — И быть может, когда-нибудь, самому достойному откроются скрытые знания, заключенные в них! Достойному. Где взять этих достойных? Люди не хотят отдать даже свои ничтожные жизни во имя Богини. Кто достоин Ее тайн? Недавно багровые лучи заходящего красного солнца озарили лицо Ишмы. Тогда Ньол понял, она — особенная! Избранная Богиней. Надо только дождаться красной луны… Размышления бравиума прервало появление очередных пилигримов. Надо совершить восхваления для них, а заодно проследить, чтобы никто не вздумал подойти к Статуе ближе, чем полагается. — Принеси циновки нашим гостям, — бросил Ишме, а потом внимательно наблюдал, как она наклонилась, чтобы собрать их. Легкие розовые одежды служительницы не смогли полностью скрыть форм молодого, упругого тела. Сколько ей лет? Тринадцать? Пятнадцать? Пилигримы, прибывшие специально с далеких звезд, принялись громко восхвалять Лик Матери Иштар. Лик… Только Ньол знал, что это вовсе не лик, это воплощение самой Богини! Недаром с тех пор, как Ньол начал служить Ей, он видел двух огромных снежных тигриц, что бродят здесь по ночам. По преданию, двое зверей, что белее снега, всегда охраняют сон Богини, пока Она спит. Ньол надеялся, что пилигримов сегодня больше не будет. Он внимательно следил за тем, как маленькая Ишма собирает циновки и разносит их по местам. — Господин, можно… Надо же, она позволила себе заговорить с ним! Небывалая дерзость! Кхастл Ишмы неуважаемый, один из низших. Глупая девка решила, что благодаря молодости и красоте, ей все позволено. Впрочем, почему нет. — Пойди сюда, — бросил он ей через плечо, и, не оглядываясь, не заботясь о том, идет она за ним или нет, быстрыми шагами пересек коридор. Ишма послушно семенила следом, покусывая пухлые губы. Если ей удастся оставить довольным бравиума, он приблизит ее к себе, а может даже возьмет в свой дом. И не придется больше терпеть побои от матери, приревновавшей к ней отца. С тех пор, как ей исполнилось двенадцать, мать стала очень груба с ней. Отец же, наоборот, все более нежен, внимателен и ласков. Необычайно ласков! Но его улыбки и поглаживания пугают Ишму больше, чем колотушки матери. Когда бравиум позвал ее прибираться в Замке Богини, она была на седьмом небе от счастья. Сердце почуяло — теперь все будет иначе. А старая Гашра говорит, сердце не врет. А понравиться самому Ньолу не каждой дано. Она старается, Богиня видит, она старается! И вроде бы, с каждым днем молодой бравиум благоволит к ней все больше. — Сюда, — сухо бросил Ньол, указав на узкий металлический стол. Ишма уставилась на него во все глаза. — Куда, господин? Здесь нет стульев? Ньол стоит, выпрямив спину, и как-то по-особенному смотрит на нее, скрестив на груди руки. — Отвернись к столу, Ишма. Ты не можешь смотреть на меня прямо. Я — бравиум, или ты забыла?