— Там все в порядке. Я только сегодня была. Убралась там. — Хорошо. Ну, пойдем? Она как-то обреченно вздохнула, кивнула и сказала: — Пошли. Когда он поднимался за ней по лестнице, то обратил внимание, что у нее и сапоги новые, а ноги в них она переставляет по ступеням так, как будто сильно устала или они ей нестерпимо жмут. А он шел и чувствовал если не обиду, то удивление. В его представлении встреча с родственницей после такого долгого отсутствия должна была быть куда более теплой. У нее же только и нашлось, что удивиться ему, что, в общем, понятно, и сообщить о нехватке времени. На площадке между вторым и третьим этажом она остановилась и простояла несколько секунд, не поворачиваясь к Олегу лицом. Это тоже было несколько странно. Ему казалось, что до того, как он ее окликнул, двигалась она довольно бодро. Впрочем, между моментом, когда он ее увидел и когда окликнул, прошло секунды две, не больше, так что он вполне мог ошибиться. Валерия Осиповна долго ковырялась ключом в замке, на взгляд Олега, делая много лишних движений и производя много шума, что, впрочем, могло быть вызвано еще одной обновкой — в ее двери красовался новый замок. Хорошо стала жить его родственница, и для этого всего и нужно было что исчезнуть на некоторое время из города. Прямо чудеса! — Ну спасибо тебе, — сказала она, оборачиваясь и протягивая руку к своей сумке. Было полное впечатление, что она не хочет его пускать в квартиру, как если бы он был случайным прохожим или соседом, который просто помог ей донести тяжелую вещь и которого вполне достаточно просто поблагодарить. Но он-то не прохожий и не сосед. Он родственник! Который к тому же несколько месяцев отсутствовал. И не просто отсутствовал, а в плену был. Вырвался, можно сказать, просто чудом. В первый момент Олег хотел было плюнуть и уйти. Черт с ней, в конце концов. Ключи от квартиры у него, а больше ему не то чтобы не надо, но он вполне без этого перебьется. Но мгновение спустя передумал. Ну уж нет, хрена лысого! — Пожалуйста, — бодро ответил он и, аккуратно потеснив родственницу, так что она вжалась спиной в дверной косяк, прошел в квартиру и прямым ходом направился в кухню. Тут его поразила еще одна вещь. Вместо старенького холодильника "Ока" с обтертой до металла краской на углах стоял новенький, двухкамерный, почти двухметровый иностранный агрегат. Чудеса продолжаются. Похоже, его родственники здорово разбогатели. В лотерею выиграли или что? Интересно! Он с нахальным видом уселся на табурет, водрузив сумку на стол, и сказал, глядя на входившую в кухню Валерию Осиповну: — Ну как вы тут? Она промолчала, скрывая явное замешательство за суетой. Начала разгружать сумку, вынимая из нее продукты. Он с немалым изумлением отметил, что продукты все были не из дешевых. Колбаска копченая, красная рыба в нарезку, копченая курица, еще что-то. Но больше всего его поразила бутылка водки, которую родственница стыдливо и очень поспешно сунула в холодильник. — Сегодня праздник, а? — поинтересовался он, вхолостую жевнув челюстями; при виде этого изобилия есть захотелось с новой силой. — Ну какой праздник, Олежек, какой праздник? Вот, Виктору Павловичу собрала. Он же в больнице. Плох он, очень плох. Вот и приходится. Ага! Так он и поверил! Теперь от недавнего полурасслабленного настроения, навеянного предстоящей встречей с родственниками, возвращением домой и всем тем, что с этим связано, у него не осталось и следа. Он разом, вдруг, подобрался и стал мыслить четко и категорично. Сейчас он со всей отчетливостью понял, что женщина ему врет. Врет и боится. А еще эти обновки: кожаное пальто, шляпа, за которой она скрывает от него свое лицо. Господи! Да она своему мужу в жизни бутылку не покупала! Максимум доброжелательности, которую она проявляла, когда он пил, — это не комментировать его и не пилить, а обыкновенно она не скупилась на слова и самые изощренные определения его пристрастия. — А можно… — Он вынул из ее руки упаковку с нарезанной рыбой, надорвал ее зубами и стал есть, доставая жирные ароматные кусочки руками. Она хлопнула глазами, открыла рот, собираясь, кажется, возмутиться, еще раз хлопнула глазами, что-то сообразила и вдруг засуетилась с новой силой. — Кушай, Олежек, кушай. Ты же с дороги. Сейчас я тебе сто грамм налью. — Лучше чаю. — Чаю? Как скажешь. Как это я сразу не сообразила. Сейчас поставлю. Может быть, тебе с собой чего дать? Ведь у тебя там шаром покати. Сейчас я. — Ага, — согласился Олег, усиленно работая челюстями. — И побольше. А пока, может, картошечки поставите, а? Есть хочу. — Картошки… Может, я лучше тебе с собой дам? Прямо в кастрюльке. Заверну в теплое. Дома и покушаешь. Мне к Виктору Павловичу пора. Приемные часы, сам знаешь. А у него диета… Последние слова она выговаривала по затухающей. Под пристальным взглядом Олега она сникала, но все еще что-то пыталась изобразить, бросаясь к плите и задевая длинной полой своего пальто его колени. Видя ее замешательство, Олег наглел все больше. Он понял, что надо на нее давить. Сильно, уверенно, нахально и прямо сейчас. Она продолжала что-то говорить, обещая зайти к нему вечерком, обиходить, встретить как положено, но это был уже лепет, полубессвязные слова, которыми она пыталась закрыть, зашторить нечто, что считала нужным не показать, спрятать от него. — Нет. Здесь поем. А что с Палычем? — спросил он. До этого своего родственника он всегда называл полными именем и отчеством. Но сейчас он почувствовал, что может и даже должен взять такой почти панибратский тон. — Заболел он. Желудок и еще печень прихватило, — на автомате ответила она и замерла с закутанной в полотенце кастрюлей в руках. Это продолжалось секунду, не больше. Потом ее энергия проявилась с новой силой. Поставила кастрюлю на плиту, так что полотенце свесилось почти до пола поникшим стягом и со словами: "Я сейчас" — выскользнула в коридор и принялась там раздеваться. Олегу было слышно, как осторожно скрипнула металлическая задвижка на входной двери. Не дожидаясь возвращения хозяйки, он встал, снял крышку с кастрюли и обнаружил ее полной картошкой с тушеным мясом. Для одного Палыча этого было явно много. Тот, вообще, никогда не отличался прожорливостью, если не брать в расчет водку, а уж с больной печенью вряд ли в его диету входила жирная пища. Олег беззастенчиво вывалил половину содержимого на снятую с полки тарелку и принялся есть с новой силой, так что, когда Валерия Осиповна вернулась, она увидела с ужасающей быстротой исчезавший продукт, но даже не сделала и попытки изобразить на своем лице неудовольствие. — Кушай, Олежек, кушай. Сейчас я тебе еще колбаски подрежу. Хлебушка дать? Она металась по тесной кухне, стараясь не смотреть на него, а он ел и ждал, когда спадет ее активность. Ведь когда-то человек должен же обессилеть. Он с трудом отставил от себя пустую тарелку; желудок был уже полон, но есть хотелось по-прежнему. Только он хорошо помнил, что сказал ему молодой врач там, в Чечне. Ему нужно научиться сдерживать, обуздывать свой аппетит — иначе ему гарантированы крупные неприятности со здоровьем. Аппетит, который идет не от естественных потребностей организма, а от жадности к еде, накопленной за долгое время недоедания и даже голода. Чистая психология. — Где Аленка? — спросил он. — Аленка? Ну… Виктор Павлович заболел же. — И что? — Мне одной ее не поднять. Я же работаю. А ты пропал. Говорили, что тебя убили. — Почти, — согласился он. — Вот и я говорю. Мы же на самом деле не верили, но бумага была… Я сейчас тебе покажу. — Не нужно, — остановил он ее порыв рвануть из кухни. — И что? — Ну и вот. Нам предложили… То есть… Ну, в общем… появился очень хороший вариант. Очень хороший. — Она прекратила свою бурную деятельность вокруг чайника и замерла, взыскательно посмотрев на него. — Это очень хороший, дефицитный вариант. Ее на время взяли в закрытый санаторий… Это спецшкола. Закрытая. Да, именно. Тут недалеко. Там учат… Ну всему такому… И в очень хорошем месте. Лес рядом, озеро. Питание хорошее. Из ее путаной речи он понял главное. — Интернат? — Ну почему сразу интернат? То есть… Ну называется он, конечно… Только не подумай чего такого. Ей там очень хорошо. — Адрес! — потребовал он. Эта… Он даже нормального определения не мог ей подобрать. Короче говоря, она свою внучку сплавила в интернат. Как сироту. Не чужую, не приблудную, а свою родную и единственную внучку! Тварь!! Он почувствовал, как от желудка, от съеденной только что картошки, к голове поднимается волна бешенства. Страшного особенно потому, что перед ним была немолодая и не очень умная женщина, его некровная и, вообще, довольно отдаленная родственница, которую он прямо сейчас, немедленно, готов был избить, искалечить голыми руками. Спасло ее только то, что она выскочила из кухни, и Олег получил несколько минут для того, чтобы взять себя в руки. Она вернулась с половинкой тетрадного листочка в руках с потертыми краями и протянула его Олегу. Он внимательно прочитал текст, написанный корявыми буквами. То, что она называла санаторием, было обычным детским домом в соседнем районе. И телефон. Он убрал листок в карман и посмотрел на родственницу. Та все еще довольно бойко глядела на него. Даже с некоторым вызовом. В этот момент со стороны входной двери раздался невнятный шум, а несколькими секундами позже пронзительная трель дверного звонка. Женщина встрепенулась и буквально вылетела из кухни, успев на ходу закрыть за собой застекленную дверь с плакатом-календарем на ней. Олег прислушался. Скрипнула задвижка, мягко щелкнул дверной замок, торопливый шепот — слов не разобрать, — и тишина. Судя по всему, женщина вышла на лестничную площадку и закрыла за собой дверь. Прошла минута или чуть больше, пока звуки прозвучали в обратной последовательности. — Соседка, — беспечно, почти весело сообщила она. И с явным облегчением. Но Олег почувствовал, что эта беспечность наигранная, то есть обманная, опять что-то скрывающая, маскирующая. — Займите мне немного денег, — попросил он. И улыбнулся. Он постарался это сделать как можно беззащитнее, открыто, обезоруживающе. И похоже, маневр ему удался. Сначала женщина напряглась, а потом что-то про себя решила и, согласно кивнув, не слишком торопясь, вышла из кухни. Олег встал и посмотрел в окно, на козырек подъезда, где валялись многочисленные окурки и помятая кастрюля с отбитой эмалью. Некоторое время спустя из-под козырька вышел мужчина без головного убора, но с плешью. Сунул в рот сигарету, прикурил и не спеша пошел вдоль дома, помахивая сигаретой и поглядывая по сторонам. Похоже, это и была та самая "соседка". Забавно. Валерия Осиповна вернулась в кухню, держа руку в кармане домашнего халата, в который она успела переодеться за время своего недолгого отсутствия. — Вот, — достав руку из кармана, она протянула ему три сотенные купюры. В прежние времена от нее даже сотни было не допроситься. Впрочем, Олег попытался это сделать всего один раз, когда он почти всю свою зарплату потратил на обновки Аленке, и с тех пор зарекся. А тут вдруг такая щедрость. Он взял деньги, с демонстративным вниманием осмотрел их — они были новенькие, с идущими подряд номерами — и положил их на стол рядом с собой. — Хорошо живете, — прокомментировал он, показав рукой на холодильник. — Сплошные покупки. Откуда богатство? Бабушка в Америке наследство оставила? Или клад нашли? — Да какой там "хорошо"! О чем ты? Он не мог бы, наверное, точно сформулировать ответ на этот вопрос. Действительно, о чем? Может быть, улыбнулась ей наконец удача? Пьяница-муж, столько лет тянувший из семьи деньги, лежит в больнице, а ей, может быть, какую-то премию выплатили. Или еще какой фарт выпал, который хотя бы раз в жизни, но должен улыбнуться каждому человеку. Но тогда это — удача, почти счастье, из-за него не стоит прятать глаза и хитрить, наводя тень на плетень. Поэтому он только многозначительно сказал: — Ну-ну. Не надо. И она сдалась. Даже быстрее, чем можно было ожидать. — Ну и что? Имеем право! Мы законные наследники! И потом это все не только нам, а Аленке. Она наследница первой очереди. Я узнавала! Ты-то уехал, бросил все! А нам жить! Как? На одну мою зарплату? Или ты бы нам переводы присылал с того света? Ты же погиб! Сквозь ее выкрики, наигрыш обиды, страх и возбуждение он с трудом сумел докопаться до истины. Валерия Осиповна продала квартиру Виктора, его брата. Как ей удалось преодолеть всевозможные бюрократические рогатки на этом пути, для него так и осталось загадкой. Еще до своей командировки в Чечню он помог ей, хотя тогда думал, что помогает Аленке, переоформить кое-какие бумаги на квартиру, использовав свои связи. Было ли уже тогда в мыслях так называемой тещи проделать эту операцию, он не знал, да и знать не хотел. Но, когда сообщили, что он сгинул на Кавказе, она развернула бурную деятельность, в результате которой девочка оказалась в интернате, а квартира продана. Отсюда деньги на кожаное пальто, новый холодильник и недешевые продукты. Может быть, и муж оказался в больнице не просто так, а его место занял тот, с плешью на полголовы. Этим же наверняка объясняются и ключи от его квартиры в ее кармане. В торговле недвижимостью трудна только первая сделка, после которой появляется ценный опыт, а им целеустремленные люди не разбрасываются. Да, не теряла баба времени. Атби Ибрагимов, 23 года Пять лет назад на границе с Московской областью, на окраине поселка, появилась бензозаправка современного дизайна на восемь колонок. Постепенно вокруг нее вырос целый комплекс с магазинчиками, автосервисом, мойкой, кафе, стоянкой для машин и небольшим рынком, на котором торговали как местные, так и приезжие с Украины, чей автобус раз в неделю привозил новые партии товаров — эмалированную посуду, подушки и красочные махровые полотенца низкого качества, пригодные больше для использования в качестве дешевых настенных украшений, заменяющих ковры, чем для употребления их по прямому, так сказать, паспортному назначению. Для многих местных жителей этот комплекс стал неплохим и регулярным источником пополнения семейного бюджета. Одни обслуживали проезжающие автомашины, другие торговали на рынке овощами-фруктами с собственных огородов, а в сезон и лесными грибами-ягодами, третьи по дешевке сдавали комнаты украинцам, набивавшимся в них по пять-семь человек. Но всего этого Атби, или как его еще иногда звали на чеченский манер, почему-то оказавшийся по душе местным, Атаби, не знал и знать не хотел. Он видел, что тут крутятся немалые деньги, — и это главное. Он уже четыре месяца жил у своего дяди Тархана. Приехав в город, он надеялся, что дела его быстро пойдут в гору и уже к лету он будет разъезжать на собственной иномарке, а вечера проводить в ресторанах, гуляя красиво и широко, окруженный верными друзьями и помощниками. С машиной никак не получалось, зато с вечерами в увеселительном заведении — даже чересчур. Только он не гулял, красиво кидая деньги официанту, а готовил шашлык на заднем дворе дядиного кафе, разделывал мясо, следил за запасами древесного угля, считал ежедневно шампуры, резал лук и готовил соус. Одним словом, вместо того чтобы заниматься настоящим делом, он осваивал нехитрое ремесло шашлычника и торговца, с завистью глядя на богатых и беспечных посетителей кафе, которые занимали его, Атби, законное место в жизни. Кроме своих видимых всем обязанностей он выполнял отдельные поручения одного или другого дяди. Куда-нибудь съездить, что-нибудь отвезти — часто это бывали плотно затянутые в полиэтилен пакеты, которые он засовывал в туши свиней или в куриные тушки. Он знал, что в этих пакетах. Наркотики. Иначе зачем их прятать в мясо, где их не учует ни одна собака? Дважды за это время он ездил домой и передавал разным людям дядины слова и деньги, привозя в ответ только слова. За выполнение таких поручений дядя платил ему отдельно, но мало. Очень мало. Совсем недостаточно для того, чтобы начать новую и красивую жизнь. Хватило только на то, чтобы приодеться, купить себе хорошие часы да несколько раз сходить в центральный городской ресторан "Салют". Он понимал, что дядья ему не доверяют. Считают его сопливым юнцом, не способным на серьезное дело. Разговоры, которые он несколько раз заводил, ни к чему не привели. Ему говорили: "Потерпи" — и все оставалось, как и было. И он решил, что должен доказать, что он не мальчишка, а взрослый мужчина, способный самостоятельно принимать решения и их выполнять. Две недели он, щурясь от едкого дыма над мангалом, думал, что может сделать. У него был один сильный аргумент. В холодной подсобке, где хранился его мангал, вязанки шампуров и штабеля бумажных мешков с углем, в углу, под железным листом, лежал завернутый в промасленную тряпку пистолет ТТ. Он его купил у водителя-дальнобойщика из Брянска, проезжавшего здесь полтора месяца назад. Тут, у дороги, вообще много что предлагали купить. От продуктов — каждый день по нескольку раз — до машин. Место бойкое. В основном, конечно, с предложениями шли к дяде Беслану, но частенько подходили и к нему. Когда маленький, щуплый водитель, понизив голос, предложил ему ствол, он сначала насторожился. Он хорошо помнил, что дядя крепко-накрепко велел вести себя осторожно, в противном случае обещая отослать его обратно домой, в Ингушетию. А туда ему совсем не хотелось. Там, дома, за ним числились небольшие грешки, за которые его вполне могли посадить лет на пять-семь. Нет, домой он возвращаться никак не хотел. И дядю подводить не хотел. Поэтому был очень осторожен. Но поняв, что маленький остроносый водитель и сам боится, решил, что посмотреть можно. Ничего не обещать, не брать в руки, а только посмотреть. Попросив Али, который был у него помощником, последить за мангалом, он пошел на стоянку и залез в кабину МАЗа. Щуплый водитель достал из-под сиденья комок тряпок, развернул их и показал красавец-пистолет.