— И что? — Да так и нету его. Сечешь фишку? Пирог хотел грубо оборвать его, но сдержался. В конце концов, Шур поступил правильно, известив об отсутствии Самсона после окончания контрольного времени. Все бы так делали. Но само по себе известие приятным не было, если не сказать больше. Однако и паниковать пока что не стоит. — Задержался, наверное, где-то. Или случилось чего по дороге. Я сегодня сам такую аварию видел — мама дорогая! Короче, надо ждать. Но повнимательнее там. Понял? — Усек. — Вот и хорошо. А как объявится — отзвони. — Сделаю. Ну пока. — Будь здоров. Неужели Самсон фортель какой выкинул? День сегодня такой гадостный, что можно ждать любой подлянки. Эх, и дернуло же его с ментом связаться! Пусть даже бывшим. Ну да ладно, впредь урок будет. Да и Самсон, в конце концов, не так много и знает. Можно сказать, почти ничего. Может, запил? В последние сутки он нехило квасил. Это же лошадиное здоровье нужно иметь, чтобы после двух почти суток беспросыпного пьянства с катушек не слететь. Зря, зря он его одного отпустил. Если Самсон на электричке поехал, то его просто грабануть могли. Сейчас много ухарей развелось, которые за червонец да за копеечные часы голову проломят. Или — и это будет почти смешно — его могла ментовская поездная бригада прищучить. И сидит сейчас Олежка в кутузке, вспоминая счастливые денечки, когда он сам был ментом и других по кутузкам распихивал. Наука ему будет. Или все же продал он его? Эти мысли возвращались к нему весь день, как бегающая по манежу цирковая лошадь. Раз пять он был готов дать команду парням, чтобы они вышли на своего человека в линейном отделении милиции, пробили больницы и морги, прошерстили поездных шкетов, катал и майданщиков, но каждый раз себя одергивал, говоря, что нужно подождать хотя бы до вечера, а один раз поймал себя на том, что смотрит на телефонный аппарат перед собой и мысленно набирает номер Шура. Чтобы отвлечься и дать выход паскудному настроению, он в сопровождении четверых бойцов поехал по точкам — рынок, два обменных пункта, открытых от имени разных банков, магазин автозапчастей, два продовольственных магазина, видеопрокат, универмаг — и везде производил впечатление сорвавшегося с цепи урагана, крушащего все на своем пути. Одного директора, оказавшегося на рабочем месте пьяным, выгнал тут же, дав ему на сдачу дел три часа и пригрозив взыскать с него убытки, понесенные магазином по его вине за все время работы. Девчонку в обменнике напугал до икоты, после того как она не могла ему толково что-то объяснить с декларированием валюты на таможне. Видеопрокат, приносивший в последнее время одни убытки, велел либо закрыть, либо срочно продать к чертовой матери, если, конечно, такой дурак найдется. Впрочем, вернувшись в машину и немного успокоившись, решил, что найдет кого-нибудь из местных коммерсантов. Вряд ли кто из них решится отказаться от сделки, которую он сам предложит. Денек получался бурным, и он порядком устал из-за многочисленных, им же организованных разборок, пропустив время обеда. Вернувшись к себе в офис, он, сняв верхнюю одежду, отправился в ресторан, где за едой несколько расслабился и отошел от охватившей его злой активности. Его даже в сон потянуло, и, чтобы отогнать сонливость, он выпил большую чашку крепкого кофе. Здесь же, в ресторане, он переговорил с бригадиром окраинной команды Ваней Полковником. Тот в последнее время взбрыкивал, демонстрировал свою независимость, хотя прижать его — тьфу, раз плюнуть. У Вани было больше гонора, чем ума. Ну не может человек сам, без чужой помощи, глядеть на перспективу. Не понимает, что сам он со всей своей независимостью и фанаберией мелкая шушера, мелочь, которой позволили сколотить группу и дали возможность зарабатывать себе на хлеб с маслом, не выходя за пределы своей территории. И это Пирог постарался ему объяснить, не переходя в разговоре той грани, за которой начинаются обиды. Он говорил, что кровь дорогого стоит и просто так проливать ее нельзя, намекая при этом на его, Полковника, кровь. Что одиночку легко задушить хоть ментам, хоть тем же лаврушникам, которых в городе с каждым годом все больше. Полковник невнятно отбрехивался, хотя буром переть не решался. Но и голову склонять тоже не спешил. В конце концов у Пирога начало кончаться терпение. Он решил привести последний аргумент, и если Полковник так и будет упорствовать, то и черт с ним. Сдать его ментам со всеми потрохами, пусть наберется на зоне ума-разума. А на его место поставить кого-нибудь поумней да посговорчивей. И он сказал, что на территории воинской части, которую расформировали три года назад, а все постройки и коммуникации подверглись разрушительному набегу местных жителей, так что остались одни голые стены да полуобвалившиеся траншеи в местах пролегания медьсодержащих кабелей, его друзья предполагают построить торговую базу со всем комплексом услуг для транзитников. В действительности на первом этапе планировалось немного подремонтировать гаражные боксы и помещение казармы, чтобы можно было устроить теплую стоянку для дальнобойщиков и подобие гостиницы для них, а дальше видно будет, но в такие детали он вдаваться не стал, сказав только, что ему нужна крепкая рука, которая могла бы держать все это хозяйство и следить там за порядком. Полковник может подумать, а нет — желающие найдутся. И Полковник понял, а точнее, почуял звериным своим чутьем, что это последняя попытка прийти к соглашению. Ему предлагают хороший кусок, а если он и дальше будет выкобениваться, то его спишут, как отслуживший свой срок сапог, потому что Пирог и те, кто за ним стоит, деньгами своими рисковать не собираются. Помявшись для виду, он согласился признать над собой власть Мишки, сказав при этом, что всегда его уважал и для полного взаимопонимания им не хватало только вот такого душевного разговора, но теперь они всё, кореша, не разлей вода, а сам он хоть в огонь и в воду за своего братишку, на него можно положиться, и, вообще, понес всякую чушь. Мишка пожал ему руку и подумал, что Полковник все равно мелочь сипатая и от него рано или поздно придется избавляться. Но не сейчас, с этим и подождать теперь можно. Оставив Полковника в ресторане, где тот сразу заказал себе целый стол еды, Пирог вернулся к себе в офис, чувствуя, что настроение несколько поднялось. И первое, что он услышал, войдя к себе в кабинет, это противный писк мобильника, забытого им в куртке. Звонил Шур. Голос его был озабоченным, и от этого у Пирога снова тяжело сделалось на душе. — Ты где пропал? Звоню тебе целый час. — Дела были, — уклончиво ответил Пирог, не собираясь ни оправдываться, ни вдаваться в детали. — Что случилось? — Так и у нас есть к тебе дело, — со всегдашней ухмылкой ответил Шур. — У кого это «у нас»? — Да у меня вот с Самсоном. Сидим тут, маракуем, как и что. Впервые, кажется, за весь день Пирог свободно вздохнул. Теперь он мог признаться самому себе, что исчезновение Самсона его очень беспокоило. — Говори, — ответил он, садясь в кресло. И Шур минут пять рассказывал, что нужно сделать для того, чтобы выйти на молодого лаврушника, затаившегося где-то в огромной Москве. Пирог слушал и удивлялся, как это он сам не додумался до такой простой и, как теперь представлялось, примитивно-гениальной комбинации. Атби Ибрагимов То, чего он больше всего опасался, удалось сделать без особого труда. Пару дней назад Ваха сказал ему, что есть хорошие люди за границей, настоящие правоверные, которые готовы во многих делах поддерживать своих братьев-мусульман. А когда Атби поинтересовался, кто они, он после короткого колебания ответил, что, например, есть такой человек в турецком посольстве. Работает каким-то советником, ездит на машине с дипломатическими номерами, которую нельзя досматривать, что в их деле несомненный плюс, и как-нибудь потом он обязательно с ним познакомит. И уже несколько часов спустя после того, как он рассказал Вахе то, что придумал, Атби ехал по шоссе на машине с дипномерами, с каждой минутой приближаясь к своим дядям Беслану и Тархану и решительному разговору с ними. Сам советник поехать не смог, что, в общем, было жалко. Но вместо себя дал своего помощника или заместителя — точно Атби не разобрал, да не особо и хотел-то. Своих проблем хватает. Помощник представился Мустафой, по-русски говорил плохо и вообще предпочитал молчать. Еще более молчаливым был водитель посольского «форда», который за всю дорогу не проронил ни слова и только молча выполнял команды Атби, показывающего дорогу. Главное, у Мустафы был диппаспорт, в чем Атби постарался убедиться в первую же минуту знакомства, объяснив это обычной предосторожностью. Ему показалось, что демонстрация этого документа не доставила Мустафе никакого удовольствия, и даже наоборот. Ничего, потерпит. Он еще не такая большая шишка, чтобы обижаться. А в том, что задумал Атби, дипломатическое прикрытие его сопровождающего играло важную роль, потому что означало безопасность, его личную безопасность. На этом фоне все остальное выглядело мелочью. Метрах в пятидесяти за «фордом» двигался джип с Вахой и двумя его парнями. Охрана не охрана, но с ними было как-то спокойнее, и за это Атби был благодарен. Ваха запросто мог отказаться ехать с ним, найдя для этого сколько угодно причин. К тому же он сделал главное — обеспечил дипломата с машиной. А лучше такой защиты сейчас и желать было нельзя. Мало ли что может случиться по дороге. К городу они подъезжали в полной темноте. Атби в предчувствии разговора с родственником хотелось выпить коньяку. Но у него с собой ничего не было, а просить у высокомерно молчавшего Мустафы не хотелось. К тому же он понимал, что разговор лучше вести трезвым. Выпить он сможет и позже. Успокаивая себя, он поглаживал тяжелый пистолет, который положил в карман куртки, как раз под правую руку, чтобы удобнее было выхватить. Дипломатический паспорт и охрана на джипе — это хорошо. Но до конца надеяться можно только на себя. Да еще на проверенное оружие. К знакомому кафе они подъехали на малой скорости. Оглянувшись, он увидел, что джип приотстал и затормозил около милицейского поста. Может, их остановили? Он почувствовал легкое беспокойство, на которое сейчас совсем не было времени. Он повернулся к Мустафе и спросил: — Вы со мной пойдете? — Пойти с вами? — коверкая слова, переспросил тот. Атби кивнул. Он чувствовал волнение, но никому бы не признался в этом, потому хотя бы, что такое волнение сродни страху. — Я просто спросил. Ну не умолять же теперь этого турка, который, кстати, неизвестно чем занимается в своем посольстве. Может быть, не культурой или там торговлей, а разведкой. Тогда такое знакомство может для него очень нехорошо закончиться. A-а, сейчас что об этом думать! — Так мне идти? Вы приглашаете? За этим «приглашаете» отчетливо слышалось «просите», но Атби предпочел не вникать в эти тонкости. Ему сейчас нужен был щит. Он был уверен, что в присутствии дипломата его никто не посмеет тронуть. В том числе и милиция. — Да. И угощаю. Тут готовят хороший шашлык. Вы любите шашлык? — Да, конечно, — закивал Мустафа, широко и фальшиво улыбаясь. — Тогда пошли, — сказал Атби, напряженно улыбнувшись в ответ и открывая дверцу «форда». После теплого салона на улице показалось слишком холодно, и он поежился, но куртку застегивать не стал, подумав, что немного замерзнуть не повредит, — это его взбодрит и подготовит к предстоящему разговору. В зал они вошли вместе, только Атби чуть-чуть, на полшага, впереди, показывая дорогу почти как радушный хозяин. За стойкой стояла незнакомая девица с ярко накрашенными губами. Почему-то он обратил внимание именно на эти яркие губы. А только позже, спустя мгновение, он рассмотрел знакомый зал. Времени с того момента, когда он видел его в последний раз, прошло всего ничего, а это — знакомое до последней царапины на столе, до выщербины на полу — помещение казалось не то чтобы совсем незнакомым, но каким-то полузабытым и уж точно чужим. Если раньше, приходя сюда, он чувствовал себя почти как дома, защищенным и уж во всяком случае своим, то сейчас он был чужим, а зал выглядел не уютным, как когда-то, а опасным. Он даже почувствовал пробежавшие по спине мурашки предчувствия, но не дал им завладеть собой и показал Мустафе на единственный свободный столик в углу. Это место считалось неудобным, и завсегдатаи его избегали, тут дуло и особенно неприятно, если на улице было холодно. Усадив турка, он подошел к девице, радуясь, что она его не знает, и заказал бутылку коньяка и две порции шашлыка, предупредив, чтобы он был обязательно из баранины. Как бы там ни было, но сейчас ему хотелось сделать приятное своему обладающему дипломатической неприкосновенностью сопровождающему, без которого он не решился бы вернуться в этот город, где его давно и упорно ищет милиция. Впрочем, по поводу упорства он сильно сомневался; он знал, что у Беслана был контакт со здешним милицейским начальством, не знал, правда, с кем именно. Всем операм руки, понятное дело, не поотрываешь, но то, что напряжение снимается, он не сомневался. Коньяк и рюмки появились перед ними меньше чем через минуту. Атби налил и, быстро проговорив приличный тост, выпил, успев заметить неодобрительный взгляд турка, который, однако, тоже выпил. Дипломат! Атби почувствовал себя увереннее и, когда девица вернулась за стойку, подошел к ней и попросил вызвать Беслана. Она посмотрела на него пустым взглядом, кивнула и ушла в боковую дверь. Поколебавшись, он вернулся к столику и снова налил, но пить пока не стал. Он видел, как дядя вошел в зал, и появившаяся следом девица кивком показала в их сторону. От стойки до столика было шагов семь-девять, и с каждым шагом дядино лицо менялось. Сначала удивление, потом недоверие, потом неудовольствие, за два шага оно превратилось в неподвижную и непроницаемую маску. Атби встал. — Здравствуй. Познакомься. Это наш друг, дипломат из Турции. Зовут Мустафа… Беслан не дослушал. — Ты зачем приехал? — тихо спросил он, явно стараясь, чтобы его не услышали за соседними столиками. Ну а как же — хозяин заботится о репутации своего заведения! — Нужно поговорить. — Тогда пошли поговорим. Зачем нам здесь устраивать шоу на потеху публике? Или ты актером стал? Сказал, повернулся и пошел к выходу из зала. Атби проглотил оскорбление. Он не актер и докажет это. Извинившись перед турком, он поспешил за родственником, которого нашел на задворках заведения, неподалеку от бывшего своего рабочего места, где сейчас готовился заказанный им шашлык. — Ты с ума сошел? — зло спросил Беслан. — Мы тебя с таким трудом отсюда вытащили, а ты снова здесь. Да еще дипломата с собой притащил. Видно было, что Беслан находится в состоянии, близком к бешенству. — Я с ним приехал специально, чтобы ничего не случилось ни по дороге, ни… — Он хотел сказать «здесь», но спохватился. — Ни потом. Он неприкосновенный. — Да какое мне дело до него! О тебе разговор. Ты понимаешь, что тебя ищут? И не только милиция. А? — Понимаю. Но я должен с тобой поговорить. Пойми, я тебе благодарен за то, что ты отправил меня в Москву. Я там… — Вот и сиди там! — Сижу. — Атби начал терять терпение. Сколько можно сносить оскорбления?! — Но я не могу всю жизнь прятаться. Я хочу заниматься делом. Хочу помогать вам. — Ты мне очень сильно поможешь, всем нам поможешь, если не будешь делать глупости вроде сегодняшней. — Но мне нужно… — Тебе нужно делать только то, что я тебе скажу. И это самое главное. И самое умное, что ты можешь сделать, это немедленно уехать и не появляться здесь до тех пор, пока мы тебе не разрешим. Уезжай!