– Слушай, ну а подсчитали же всех, кто приехал, надо думать. Многих сотрудников… не досчитались? – Поинтересовался Валерий, прикидывая, насколько сильно успела ударить неразбериха по СВР. Кузьмин замолчал, собираясь с мыслями. Потом ответил, чуть понизив голос: – Много, Валера. Более половины из тех, кто в городе был. И самое плохое, что ни они к нам не приехали, хотя мы кинули клич, ни мы найти не можем. Правда, часть разбежалась, то есть живы и здоровы, но где-то нашли себе пристанище. Но большинство из тех, с кем связь утеряна, вообще непонятно – живы или нет. Эвакуационные группы по-прежнему продолжают работать, пока точечно по нашим, но считай весь состав какой можно – мы уже собрали. Через пару дней перестанем искать последних сотрудников, бойцы будут заниматься эвакуацией мирных жителей и доставкой их во временные лагеря. – А тебе какие-то данные по окружающему нас звиздецу не присылали вчера? – Ну… данные – это очень условно. Скажу лишь, что городу просто хана. А через пару недель от Москвы и её жителей останется в лучшем случае двадцатая часть… а может и меньше – кто знает. Массовый исход населения по-прежнему идёт, и это считай гуманитарная катастрофа в регионах. Москвичей-то в Москве не было и нет считай, один на десятерых примерно, остальные домой возвращаются. А инфраструктуры там и нет, чтобы такое количество народу принять. И производств, и запасов – ничего нет, толком. Но это не самое главное. Вирус разносят по городам уже который день подряд, а ещё – страшное количество погибших. Просто страшное. Не могу сказать точно, но боюсь что уже по самым скромным подсчётам перевалило за три. Хотя в реальности, думаю, и все четыре-пять. В городе уже людей живых… не заражённых, мало остаётся. В провинции скоро так же будет, они просто от нас отстают на несколько дней. А в Питере ещё хуже, как говорят на месте те, кто по-прежнему умеет говорить. – Ужас… просто ужас… – покачал головой Николаев, – и осмелюсь предположить, что мы толком даже не оценили масштаба трагедии. Пока идём по инерции. Чуть позже, когда закроются электростанции и прекратится водоснабжение, а весь скоропортящийся товар сгниёт, вот тогда хлебнём. Город, точнее то, что от него осталось – начнёт задыхаться в собственных помоях и фекалиях, и шарахнет великолепная связка из ряда кишечных инфекций… Так что хорошо мы тут устроились очень хорошо. Не в пример лучше, чем у большинства. – Ну, здесь я с тобой соглашусь, пожалуй, – кивнул Кузьмин, – остальным-то похуже придётся, даже в собственных квартирах – но без воды и возможности что-либо приготовить поесть. И ещё нужно уже сейчас думать, как мы будем переживать следующую зиму. Батарей-то горячих уже не будет. Всё ж встанет. Коммунальная катастрофа во всей красе. – А центр? – Ну, в центре полная автономка, свои котельные и электростанция, тут уж не помрём. – Тем лучше. А то я как-то особо и не задумывался, – Валерий был далёк от хозяйственной части центра, и как-то в голову не приходило – «а что будет, если»… Вошла помощница, неся в руках поднос, на котором стояли две чашки – одна с кофе для гостя, вторая – чай с лимоном для генерала. Также, на подносе лежали бутерброды с колбасой и сыром и всевозможные сладости. – Подкрепись, Валера, а то сегодня тебе ещё многое предстоит, – предложил Кузьмин, указав на еду. – Ты меня готовишь к чему-то особому? – Улыбнулся Валерий, – да так-то я в целом уже знаю, маршрут построен. – Ну, сейчас что ни делай – всё особое. Ты там вроде бы куда-то к полудню собирался выехать? Когда в 1-ю бригаду управления поедешь? Связь отвалится вот-вот, а где этих гавриков искать, из числа работников сотовых операторов… – Да, с ребятами из связи я поговорю однозначно, и посмотрю что у них там вообще, и что можно сделать в рамках города. Предполагаю, что мобильные станции связи они развернуть смогут, вопрос лишь кто охранять будет и когда мосты наладят. Но прежде мне нужно по крайне важному делу с одним человеком встретиться. Вдаваться в подробности не буду, сейчас в этом нет необходимости, но когда вернусь – всё поясню. Идёт? – Да, вполне, – согласился Кузьмин, – я тебе доверяю, Валера. Знаю, что не подведёшь. – Спасибо. Есть что-то по городу из отчётов коллег? Я тут информацию с некоторым запозданием получаю, хорошо бы понимать, с чем придётся столкнуться. Кузьмин встал, походил взад вперёд, остановился перед картой Москвы, висящей на стене. Ему так лучше соображалось, с привязкой к местности. – Ну, из последнего. Отчёт пришёл сегодня в районе половины шестого. Горят арсеналы под Наро-Фоминском. Недалеко от того места, куда ты поедешь, кстати. Может даже увидишь что. – 2-я гвардейская? – догадался Николаев. – Именно. В Таманской дивизии, как мы предполагаем, кто-то разворовал часть складов и поджёг их, чтобы скрыть следы. По крайней мере, на местах так говорят. Причём, насколько я понял, уничтожены огромные ангары с оружием, и при этом вывезены максимум один-два грузовика. Но это, опять же, по непроверенной пока информации. – Имбецилы, мать их так… Чтобы дёрнуть по мелочи – столько ресурса необходимого угробили. После нас хоть потоп. – Ну, Валера, ты же прекрасно знаешь: хочешь обосрать любое дело – вовлеки в него военных, – развёл руками Кузьмин, – а тут ещё, видимо, сговор с целью хищения. Довольно странно по нынешней ситуации – срубить сук, на котором сидишь. Ну да ладно, как есть. – Там сейчас как обстановка? – Ну, военные, ребята здоровенные, с базы ушли. Полагаю, что вернутся когда пожары закончатся. Близлежащие населенные пункты не эвакуировались, потому что некому и некуда. Бабахает, конечно, что поделать. Узнаем завтра, не раньше. – Ясно. Что ещё по моему маршруту может пригодиться? – По городу. Активизировались этнические преступные группировки. Много людей с югов скучились в так называемое «кавказское землячество» – читай, огромного размера банду. С ними, боюсь, мы ещё встретимся, и не раз. Вчера несколько небольших воинских частей подверглись нападениям. С разной степенью успеха, конечно, но в Бескудниково убили караул и нескольких военнослужащих, остальных разоружили и избили, разграбили вещевой и продовольственный склады, вынесли оружейку. А в Перово – так и вовсе напали на часть нацгвардии, что вообще выходит за рамки добра и зла по своей наглости. Целью также была оружейка. Предполагаю, что этнические группировки сейчас ищут возможности вооружиться перед чем-то более серьёзным. Вычищать эту погань некому. Будем договариваться с военными. И кстати, кого увидишь – предупреди, что такое имеет место. Сейчас части охраняются слабо, людей мало, а арсеналы не вывезены. Нам тут несколько тысяч вооружённых приезжих в сердце нашей Родины точно ни к чему. Но нападали, правда, на маленькие части. Как ты понимаешь, большие никто не грабил. – Понял. Тогда без сантиментов. Если что – валим на месте, – подытожил Валерий. – Всё верно. Рисковать лишний раз не стоит. Так… вчера вечером мне также сообщили, что особняком среди этнических банд самоорганизовались какие-то мутные персонажи из северокавказских республик, называющие себя «Хавза Алиман», или что-то такое, я так не разобрал особо. – Хранители веры, если перевести с арабского. Учил в своё время. Откуда ноги растут – не знаю, но это должно было выстрелить. Видимо, спящие ваххабитские ячейки активизировались, – предположил Николаев. – Да. И это нехорошо. Если «кавказское землячество» попробует подмять под себя ресурсы и, что довольно типично для этих, просто жить красиво за чужой счёт, то с ваххабитами дело обстоит иначе. Здесь конкретно можно говорить о терактах либо делении сфер влияния в городе наиболее жестоким способом. Предвосхищая твои вопросы: как опознать, где находятся, кто отвечает за это – пока не знаю, не спрашивай. – Хорошее что-то есть? – Улыбнулся Николаев, хотя улыбка вышла вялой. – Честно говоря, не особо. Хотя… лагери для беженцев на полную мощность выходят сегодня, уже к вечеру смогут пропускать большое количество людей. Раскинуты на наиболее укреплённых объектах в городе и ближайшем от него расстоянии. Координаты дам. Контролируются военными и МЧС, обеспечиваются со складов Росрезерва и из внутренних возможностей города на текущий момент. Что с ними делать дальше – пока неясно. Но сейчас главное – самый хаос пережить. А, и вот ещё: в Реутове на территории НПО машиностроения, а также в промзоне на Красном Строителе окопались торгаши под охраной этнической ОПГ, там что-то типа барахолки сейчас, возникли стихийные рынки. А на территории Бабаевской фабрики и в окрестных домах в районе Красносельской какие-то откровенно уголовные элементы управляют, тоже что-то типа рынка организовали. У нас там человек пропал вчера. Сейчас его ищут ребята на месте, но пока глухо. Не знаю, что и думать, но разведать бы тоже. Посмотри профессиональным глазом, может придумаешь что толковое. Но что успел сообщить – туда притащили довольно заметное количество оружия и обмундирования на продажу, откуда – не знаем. Плюс организовали бордель, игорный дом, и вроде бы даже что-то типа рынка услуг. Говорят, что можно в найм людей набрать или для работы. Надо проверить, как бы там невольничьего рынка не образовалось. Не нужно нам такое почти в центре города. – М-да… как же оперативно реагируют, а? Считай недели не прошло, уже какие-то делишки проворачивают, – восхитился Николаев. – Зэки – народ ушлый и жизнью тёртый, понимают что к чему и хотят в новом миропорядке занять не самую низкую ступень в пищевой цепочке, как минимум. Так что вполне ожидаемо. По этническим ОПГ тоже – эти быстро самоорганизовываются, не отнять. – Как всегда, только русские сопли жуют, – разочарованно подытожил Валерий. – Увы, да. Ничего не меняется. Побеждать в войнах и организовывать стройки планетарного масштаба можем, а в плане наглости, пронырливости и организации самих себя в группы – никак. Бич нашей страны – ожидание, что кто-то сделает всё за тебя. Ответственность кончается на пороге собственной двери. Но, что есть… – Я понял. Насчёт рынков на отшибе посмотрю, а вот с Красносельской стоит поработать, в том районе совершенно точно нужно обойтись без гетто во всевозможных проявлениях. Кстати, а бандиты там откуда вообще? – А там, Валера, крупная группировка уже давно хозяйничает. А позавчера они совершили налёт на следственный изолятор УФСИН в Восточном округе, распустили оттуда кучу урок и не только. А на юго-востоке сотрудники ФСИН сами повыпускали подследственных, вероятно по чьему-то заказу – вряд ли это была инициатива из альтруистских побуждений. – Не скажи, – возразил Николаев, – может там такая спайка, проверенная временем, что вполне себе и договорились. Видел подобное. – Может. Но сути дела не меняет. Я вот к чему: в Москве сейчас, ввиду полнейшего хаоса, осталась огромная и невостребованная материальная база. Пройди с нужным инструментом просто по стояку обычной семнадцатиэтажки в пределах – даже третьего транспортного, не обязательно Садового – и из квартир столько всего вытащишь. Мародёрка начнётся массовая через несколько дней. Но это мелочи. Важнее то, что город начинает делиться на сферы влияния вооружённых группировок. Мирным жителям, особенно не прибившимся к крупным группам, будет нелегко. И нам, людям, пытающимся сохранить хоть какое-то подобие порядка и восстановить государственное управление, подобные образования будут очень сильно мешать. Так что нужно быть крайне осторожными. – Ну что же… В принципе, я готов. Сейчас кое-какие дела завершу, и можно ехать по точкам. С чего начинаем? Валерий выслушал указания по очерёдности посещения точек на маршруте, озвучил примерное время движения к каждой из них по запланированному маршруту для дальнейшей координации действий со штабами ФСБ, МЧС и Росгвардии, и получил из рук Кузьмина распечатку с каналами радиосвязи для обмена данными с коллегами из СВР и других специальных служб. Все те, кто так или иначе относился к экстренному штабу правительства, уже получили для себя и своих подчинённых инструкции по оперативным мероприятиям в городе. Восстановить хотя бы некое подобие контроля над территорией и остатками государственных структур предполагалось в течение нескольких дней. А дальше – долгая дорога к возврату к нормальной жизни. Хотя будет это вообще возможно, или только частично – предстояло выяснить в процессе работы. Так начиналась операция «Феникс». 28 апреля. Москва. Дмитрий Вознесенский. Дмитрий еле заснул под утро. Полночи он находился в очень странном состоянии беспамятства, на грани сна, но при этом в бодрствовании. Будто зомби. На психическую усталость накатила жуткая депрессия, полная апатия и нежелание жить – результат пережитого стресса и личной трагедии. Вечером, когда произошло событие, разделившее жизнь на «до» и «после», он думал, что его накроет инсульт – настолько сильно гудела и раскалывалась голова от переживаний. Вознесенский был вне себя от злости, смешанной с горечью утраты и чувством вины. Он больше всего на свете хотел бы воскресить тех троих ублюдков, поломавших жизни его родителям, и убить их снова. И снова, и снова… Ещё вечером Дмитрий предпринял безуспешную попытку дозвониться до службы спасения, но сделать ему этого не удалось. На звонки никто не отвечал. Вознесенский, включив телефон на громкую связь, провисел около часа на дозвоне, после чего звонок оборвался. Хоронить отца и мать было негде и некем, а волочь тела в город… и дальше что? Поэтому, отчаявшись вызвать скорую, он порылся на антресоли, достал оттуда два туристических спальных мешка, оставшихся ещё с тех времен, когда родители ходили в походы и таскали с собой сына Диму, и, обливаясь слезами, уложил в них два тела. Затем прикрыл одеялом, сложил мешки рядом возле стены. Если всё наладится, – думал Дмитрий, – он организует похороны. Если нет – пусть квартира станет для них последним пристанищем. Возвращаться сюда смысла уже не имело. Закончив с телами, Вознесенский, подавленный горем, пошёл на кухню, открыл холодильник и достал оттуда бутылку водки. Жутко болела голова, пульсировало в висках, глаза будто бы были готовы выпрыгнуть из орбит. Чтобы снять напряжение, Дмитрий налил себе граммов тридцать в рюмку, выпил одним махом, и тут же налил ещё. Через несколько минут стало немного легче. Он никогда не пил в одиночку, в принципе не имел склонности злоупотреблять алкоголем – так, иногда, и только по праздникам или на встречах с друзьями. Но сейчас сорвался, и так и просидел часа полтора, глядя в одну точку и периодически подливая себе ещё. В голове не было ни единой мысли, кроме осознания одиночества. Он чувствовал себя максимально несчастным оттого, что потерял самых близких людей, и остался совсем один. В какой-то момент наступила такая жуткая апатия и безразличие, что голова будто забилась ватой или налилась воском – настолько медленными, тягучими, глухими были приходящие изредка мысли. Не хотелось вообще ничего. После того, как Вознесенский выпил граммов триста и понял, что больше совершенно не хочется, он порылся в домашней аптечке, нашёл пару таблеток ибупрофена и выпил и их, а после, дойдя до дивана, рухнул на него без сил. Заснул когда уже начинало светать. Проснулся он после полудня, ближе к обеду. Сквозь сон слышал, как ему долго и настырно кто-то звонил в дверь, затем стучали – но сил подняться не было. Долго разрывался звонками телефон, вибрируя в беззвучном режиме на столе. Потом телефон затих, и через минуту последний раз отозвался короткой вибрацией – видимо, кто-то прислал на него сообщение. Дмитрию было всё равно. Не было ни сил, ни желания подняться. В тот момент он даже не знал, сколько сейчас времени. А спустя некоторое время сон как будто выключили. Дмитрий раскрыл глаза, повернулся на спину и уставился в потолок. Было очень тихо. По стене и потолку шла полоса солнечного света, пробивавшаяся через щель в занавесках, а на стене еле слышно отбивали минуты электронно-механические часы. Так Вознесенский провёл еще около часа. Затем поднялся с кровати, походил по квартире, попил воды и уселся в кресло в зале, уставившись на мешки, укрытые одеялом. Пол в комнате и коридоре по-прежнему был покрыт кровавыми пятнами. В стене, как немое напоминание о вчерашнем, множество дыр от крупной дроби или картечи. А в воздухе, как нечто невидимое, витающий запах смерти. Тяжёлая, гнетущая атмосфера, и пространство комнаты, сгустившееся до киселя и проникающее в самую суть тёмным унынием и чувством тоски. Дмитрий взял в руки обрез ружья, переломил ствол. На него смотрел блестящий жёлтый кружок латунной гильзы. Со щелчком закрыв ружьё, Дмитрий развернул его в руках и направил себе в голову, намереваясь спустить курок. Не было страха, ничего не держало, не было желания бороться дальше с наступившим вокруг хаосом. Жизнь «до» была и так не слишком лёгкой, жизнь после – не станет лучше. Смысла за неё цепляться никакого. Вознесенский закрыл глаза и нащупал спусковой крючок. Шумно вздохнул и упёр холодный срез стволов себе в лоб, чуть выше переносицы. Одна секунда – и всё будет закончено. Внезапно на столе опять ожил телефон, коротко провибрировав. Экран на секунду засветился, выдав уведомление о поступившей на номер смс, и вновь потух. Сообщение, пришедшее так внезапно, отвлекло Вознесенского на мгновение. Дмитрий отложил ружьё в сторону, сам толком не понимая, какая сила заставила его в эту секунду передумать. Просто пришла мысль, что сейчас не время. Брать телефон не стал. Тяжело поднялся с кресла, дошёл до дивана, рухнул на него и вновь погрузился в сон. Проснулся спустя ещё несколько часов от громких звуков автоматной стрельбы где-то под окнами. По всей видимости, на противоположной стороне двора кто-то ожесточённо перестреливался, причём раскаты выстрелов слышались с двух сторон – видимо, какие-то люди что-то не поделили между собой. Сначала поливали длинными очередями, затем перешли на одиночные. В какой-то момент раздался взрыв, но не очень мощный – видимо, ручная граната, а после всё стихло. Затряслись стёкла, но окна остались целы. Сон как рукой сняло. Вознесенский аккуратно подошёл к окну, стараясь не высовываться, и осмотрел двор. Но так ничего и не увидел. Скорее всего, как он решил про себя, за котельной на дальней стороне площадки что-то стряслось. Но идти и проверять особого желания не было. За окном вечерело. Солнце уже клонилось к закату, и двор был почти закрыт тенью от дома. В сумерках идти куда-либо также не хотелось, да и чёткого плана, что делать дальше, намечено не было. Дмитрий подошёл к лежащему на столе телефону. Несколько часов назад ему несколько раз звонил подполковник Николаев. Вероятно, в дверь также стучали его люди, или даже он сам, но не было сил открыть. Помимо пропущенных звонков были также два сообщения, полученные с разницей в два с небольшим часа. Оба также от подполковника. В одном из них Николаев написал: «Дмитрий, вы где? Мы не можем вас найти! Мы договаривались на полдень. Что случилось?». А во втором Валерий оповестил Вознесенского, что тот должен срочно выйти на связь, как только прочтёт текст, а также – в случае, если не сможет дозвониться – искать Николаева на одном из указанных объектов – и далее шли адреса этих объектов. И ещё очень просил быть максимально осторожным, потому как за Дмитрием будут охотиться наёмники из некой ЧВК «Сильвер Хилл», в надежде заполучить ноутбук. Попробовав дозвониться до подполковника, чтобы выехать на перехват или хотя бы сообщить его бойцам о своём местонахождении, Дмитрий не смог дозвониться ни со своего телефона, ни с телефонов мамы и папы – связь перестала ловить. За несколько упущенных часов в городе произошли какие-то изменения в части коммуникаций, и сотовая связь, которая и так на ладан дышала и прыгала от «нет сети вообще» до одной полоски, окончательно перестала функционировать. Интернет также не работал. Вознесенский попробовал дозвониться с городского телефона, который, пусть и был атавизмом и артефактом прошлого, но по-прежнему использовался родителями по старой привычке, и также ничего не получилось – в трубке шёл непрерывный гудок. Городская телефонная сеть не работала. Вознесенский всегда был человеком крайне пунктуальным и ответственным, и никогда не позволял себе опоздать, проспать, или иным способом подвести окружающих. Поэтому сейчас чувствовал себя крайне неловко. Ему было откровенно стыдно, хотя в том состоянии, в котором он пребывал последние сутки, подобное было простительно. Путём нехитрых рассуждений, Дмитрий пришёл ко вполне однозначному выводу: своим сообщением Николаев ему жизнь спас, очень вовремя оторвав от приставленного к голове оружия. «М-да… рука Провидения, не иначе», – заключил Дмитрий. «Всё что ни делается, всё к лучшему», – подумал он следом. Затем посмотрел за окно. «Хотя…» – добавил он в сомнениях, но тотчас отогнал мысль прочь. «Слишком много думаю. Как есть, так есть. Не нужно всё усложнять. Хрен с ним» – и откинулся в кресле, уставившись в потолок. Моментально нарисовался план – что делать, как быть, зачем и почему. Жизнь на ближайшее время начала обретать какой-то смысл. По-прежнему необходимо было, в интересах страны, родного города и выживших людей, передать ноутбук с данными в руки спецслужб. А дальше будет видно, что делать. Да и потом, у Вознесенского в голове моментально сложился очень нехитрый пазл. Теперь он знал, кто стоит за смертью его родных, кто пытался выловить его в Питере, и что теперь предпринимать. И Дмитрий поймал себя на мысли, что сейчас он – абсолютно лишённый эмоций, без гнева и ярости – понимает свою цель номер два: найти того, кто отдавал приказ. Исполнители уже уничтожены, и дело за заказчиком. И депрессивно-мрачное, суицидальное состояние, начало сменяться желанием отомстить и какой-то злой радостью от предвкушения расправы. Появилась конкретно обозначенная цель. А в том, что с «Сильвер Хилл» придётся встретиться ещё раз – он уже и не сомневался. 28 апреля. Москва. Валерий Николаев. За несколько часов до этого. Подполковник Николаев, получив необходимые целеуказания и обсудив план со своим руководителем, выдвинулся на адрес проживания родителей Вознесенского, потому как именно у них он должен был находиться в данный момент. Ещё одну машину с вооружёнными бойцами он отправил на личную квартиру Дмитрия, чтобы они прикрыли его, если вдруг придётся приехать на второй адрес по той или иной причине. Учитывая, что «Форд Транзит», на котором передвигался Николаев, и так был напичкан всевозможной электроникой и сильно потяжелел, в сравнении с автомобилем в стандартном исполнении, то о броне не было и речи – не выдержала бы трансмиссия, а следом пришёл бы в негодность двигатель и ходовая. Да и не нужна была броня в мирное время – когда в служебном гараже готовили автомобиль. Но ввиду того, что заражённые были неимоверно агрессивны, быстры и прыгали на машины всем своим весом, то для прикрытия транспорта Николаев также взял ещё четырёх стрелков на бронированном «Тигре» с установленным на крыше модулем с пулемётом ПКТ калибром 7,62 миллиметра. Для поставленных задач вполне должно хватить. А вероятность нарваться посреди охваченного хаосом города на бронетехнику или стрелков с противотанковыми гранатомётами пусть и не равна нулю, но крайне низка. Когда обе машины выехали на пустой МКАД, водитель «Форда» придавил педаль газа, и микроавтобус разогнался до ста километров в час, за ним на некотором удалении шёл «Тигр». Быстро добравшись до шоссе Энтузиастов, обе машины развернулись на развязке и направились в сторону центра. Навстречу шли грузовики с солдатами из ОДОНа – дивизии Дзержинского в Балашихе. За двумя УРАЛами в колонну выстроились топливозаправщик с гражданскими номерами – видимо, откуда-то угнанный, ГАЗ аварийной службы с кунгом, и несколько «Газелей», в которых сидели гражданские, судя по виду. Замыкал колонну рефрижератор с логотипом крупной торговой сети, вполне вероятно – гружёный продуктами. – Похоже, мародёрка начинается в полный рост, – заключил сидящий на переднем пассажирском сидении «Форда» капитан. – Да, похоже на то, – согласился Валерий, – нашим бы тоже сказать, чтобы пошустрее реагировали. А то в делах государственных забудут себе кусок отрезать. – Смотрите, товарищ подполковник, – капитан указал на продуктовый супермаркет, стоящий на развязке шоссе Энтузиастов и Большого Купавинского. Возле магазина суетились ОДОНовцы, закидывая в УРАЛ и гражданский «Бычок» картонные короба с провизией. Солдаты по очереди передавали коробки из магазина, а ещё четверо бойцов принимали их в кузова грузовых машин и выкладывали внутри для дальнейшего вывоза. Прикрывали их несколько автоматчиков, наблюдая за окрестностями. «Форд» и «Тигр» притормозили, чтобы получше рассмотреть процесс, но ОДОНовцы не обратили на подъехавших никакого внимания, продолжая грузить продукты. Лишь один, видимо офицер, приметив коллег, помахал рукой. – Ну вот, сейчас те, кто начнёт хомячить раньше других – и унесёт больше других, – отметил капитан, – а вот нерасторопным тяжко придётся. Нового-то не завезут. Николаев ничего не ответил, но тоже крепко задумался. Кому, в какие руки теперь перейдут элеваторы, агрокомплексы, свинофермы, птичники, молокозаводы, склады распределительных центров? За ресурсы обязательно начнётся грызня, причём не на жизнь а на смерть, потому как встанет именно вопрос пропитания, а стало быть – физического выживания. А ведь ещё топливо… Оно нужно для посевной и уборочной, для эксплуатации всех видов транспорта, и в отличие от еды, которую ещё как-то где-то можно найти, даже просто пройдя по квартирам, если уж сильно припрёт, топливо будет сконцентрировано в руках очень небольшой группы населения. И тогда немногочисленные НПЗ в руках владельцев-монополистов смогут выставлять любые условия на продажу бензина и дизельного топлива. Которые, впрочем, получаются из нефти, которую тоже как-то нужно доставить – хотя бы со средней Волги. Стратегические хранилища, конечно, были и в центральной России, но опять же – кто наложит на них лапу? Получившие практически безграничную власть за счёт захвата ресурсов никогда не захотят отдавать её ради восстановления государства. Такова человеческая натура. И скорее всего, жирные куски теперь отойдут крупным вооружённым группировкам – читай военным, больше некому, а что помельче – небольшим отрядам вчерашней полиции, бандитам, этническим ОПГ, и всем тем, кто к моменту дележа успеет собраться в банды. Время комфортного существования одиночек бесследно прошло. Наступает эпоха банд, жестоких и беспощадных. А параноики-выживальщики, успевшие припасти пару ящиков тушёнки, или просто отдельные семьи или одинокие граждане, станут первыми жертвами разбоев и насилия во всех его проявлениях. И вроде бы есть и понимание, как восстановить прежний мир, пусть и на уровне первой половины двадцатого века на первых порах, и практический опыт для этого, и технические документы, и пахотных земель на человека достаточно останется – но ничего хорошего, прежде чем воцарится авторитарная единая власть, не будет. Люди либо не смогут самоорганизоваться, либо все начинания будут губиться на корню из-за всевозможных банд, которые постараются захватить материальную базу и наработки. И всё придёт в конечном итоге к тому, что уже было сто лет назад, когда единая сила утопила в крови все сепаратистские и экстремистские группировки и территории. Только тогда пришло какое-то подобие порядка. Но для этого должны пройти годы, и погибнут… десятки тысяч? Сотни, или даже миллионы? От раздумий Николаева отвлёк внезапный грохот пулемёта, раздавшийся настолько неожиданно, что Валерий сам моментально схватился за оружие. «Тигр» сопровождения, ехавший в десяти метрах позади, нагнал «Форд» на шоссе Энтузиастов, обошёл его и ускорился, чтобы разведать дорогу впереди и зачистить её, если понадобится. Пулемётный модуль был повернут влево, к обочине на противоположной стороне шоссе. Присмотревшись, Валерий увидел бегущих с прилегающей улицы заражённых. Их была целая толпа, человек двадцать, и они среагировали на звук моторов подъезжающих автомобилей. Пулемёт на крыше Тигра стрелял безостановочно, но заражённые продолжали бежать. Некоторые из них падали, но вновь поднимались и бежали дальше. Убитыми остались на асфальте только те, кому пули попали в голову, позвоночник, или нанесли критические и массированные повреждения грудной клетки. Что особенно неприятно поразило подполковника, так это то, что заражённые не обращали внимания на оторванные пулями конечности и будто не чувствовали боли. «Всем замедлиться и открыть огонь! Зачистка!» – скомандовал Николаев, и оба автомобиля остановились на дороге. Из «Тигра», помимо пулемёта, начали стрелять двое бойцов по левому борту через бойницы, а из «Форда» – стрелок и водитель. «В голову стреляем. Ещё постарайтесь пару обездвижить, но не убивать. Из машин не выходим», – распорядился Валерий. Автоматы застрекотали, и подбегающая толпа постепенно редела, оставляя на дороге окровавленные тела с пулевыми ранениями. До машин добрались только трое. Они со всей силы ударились телами в борт «Тигра», который стоял чуть ближе, потому как водитель бронемашины предусмотрительно подставился под удар, чтобы сберечь микроавтобус. Заражённые бились руками и головой в двери и стёкла, но ничего не могли сделать. Они издавали хрипы, поскуливали, раскрывали рот в бессильной ярости и выглядели крайне устрашающе. Лица бледные, уже покрытые трупными пятнами, глаза подёрнуты плёнкой, кожа обвисает бесформенной тряпкой, обнажая болезненно-красные полосы под складками нижнего века… – Командир, это не люди. Атас полный… – сообщил в рацию водитель «Тигра», – тут на меня смотрит какой-то крендель, а у него три пулевых в груди и одно в ключице. И хоть бы хны, будто так и надо! – Понял тебя. Попробуйте его через бойницу зацепить в позвоночник, если получится. Шея или грудная клетка, неважно. – Принял, – водитель чуть откатился назад, чтобы поравняться бойницей с грудной клеткой одного из заражённых, и стрелок произвёл одиночный выстрел в нижнюю часть шеи. Попал с первого раза. Заражённый упал и начал кататься по асфальту, издавая непонятные звуки. При этом верхняя часть позвоночного столба была неподвижной – двигались только руки и ноги. Голову и шею парализовало.