- Говорил, но почему именно эта квартира? - А тебе не похер? Если было до этого, то теперь уже точно не все равно. - А вдруг я невольно стала сообщницей криминала? Теперь не знаю даже, от чего отбрехиваться. - Хочешь, чтоб я научил тебя брехать? Мне необъяснимым образом становится тепло от его слов, что и даю ему понять, покусываясь в ответ: - Я могу тебя научить, если захочешь. - Ладно, - пожимает он плечами. – Это моя квартира. Бывшая. И бывшей. Твою мать, вот это расклад. Дальше он было ничего не рассказывает. Вместо следующего наводящего вопроса показываю ему свои слегка приподнятые брови и прищуренные глаза – я не собираюсь вытягивать из него по словечку и подгадывать удобный момент для расспросов тоже не намерена. Это даже хорошо, что нам еще долго ехать. Разъяснить мне он все разъяснит, что и даю понять ему сейчас. Я ему не клуша, тупо кайфующая в тумане неизвестности, но и не истеричка – пойму, как есть. - Мне эту квартиру кое-кто оставил. Нам. В наследство. Сообща. С Ритой. Да ну, думаю, русская? Как-то не вяжется с ним. - Нам досталась. Мы с ней, когда фирму открыли, бабла кругом не хватало. Хату отремонтировали, – ничего себе, думаю, а до этого она какой была, – на фирму ее записали. Под офис типа. Так это же она, эта Ри-та, и кинула его? Не буду спрашивать. Молчу. Лучше язык себе отгрызу. Пусть сам рассказывает. Пусть. Блин, а если не расскажет... Не выдерживаю: - Че сделал? Не знаю, что подсказало мне: его не разозлит мое предположение, что запорол он. - Да ниче не сделал. Накосячил просто. Так и есть: он не материт ее, как когда-то, а, похоже, признает себя отчасти виноватым – а мне становится тошно. Он не повысил голоса, не стал углубляться в подробности кидалова, и все же в его голосе послышались нотки – не рычащие, но ворчащие: мол, одна сука подставила под херню, с этим не поспоришь, но он по этому поводу свое отпарился, а нынче уж несолидно. - Мы оба косячили друг против друга, но мой последний косяк ее сильно обидел. Сильнее обычного. А женщины, если обижаются, кидают похлеще мужиков. Вылезаем на Винете. Если обидел, значит... - Твой «последний косяк»? – переспрашиваю. – Изменил, что ли? Вместо ответа он достает из боковых карманов куртки по коричневой бутылке, протягивает мне одну: – Пива хочешь? Наши шаги мерным топаньем сопровождают глуховатое звучание его голоса. Значит, изменил. А может, изменял. Постоянно. Ладно, плевать – не мне же. Без дальнейших пояснений захожу с ним в шпэти и беру у Викиты семейную пачку клубничного, как и планировала. Секунду подумав, добавляю туда еще морозилочную пиццу «гавайи». Викита не наезжает, что сунулись к ней со своим пивом – наоборот, встречает меня еще доброжелательнее обычного. Завсегдатаи не здороваются, а в этот раз тактично помалкивают, заценивают моего сопровождающего и... дают добро: безмолвно отпускают меня с ним. - Где держал? – интересуюсь у Рика насчет пива, такого ледяного, что я не чувствую пальцев, которыми держу бутылку. - На балконе. На лестничной. - И как не стырили? - У меня не тырили. Меня все соседи знали. Я у них – хозяином и завхозом в одном. Был. Мы входим ко мне. К нам. То есть, я вхожу, а он въезжает, как ни крути. К нам... Черт его знает, наверно, рано еще так говорить. По ряду причин я должна была бы ощущать взбудораженность, но он настолько завалил, затопил меня информацией, что я просто слушаю, слышу, откладываю в папку «прочитано», а анализ и эмоциональный разбор оставляю на попозже. Там несколько любопытных моментов. Во-первых, эта его бывшая Рита. Не хочу размышлять, что там за баба такая должна быть, но правильно ли я его поняла – она «была», а не есть сейчас? Решаю, что если так, то в этом ее главное достоинство. Во-вторых, то, как Рик относится к своей бывшей – понимает ее, не сердится совершенно – это та-ак странно. В-третьих – что это за бизнес у них такой был совместный и в чем конкретно заключалось ее кидалово?.. Но мы теперь дома и все вопросы – эти и другие – также оказываются отложенными в папку «Wiedervorlage». То есть, отложено, но мы к ним еще вернемся. Может быть. Ночь, темень и грядущие выходные делают свое дело – та прямолинейность, что обычно отпускает нас на людях, вновь завладевает нами, и мы уже не делаем лишних движений, а только нелишние, то есть, необходимые. Лишних слов тоже не говорим. Рик берет на себя организацию ужина и при этом обнаруживает способность самостоятельно разогреть духовку. Надеюсь, сквозь паутину не пришлось ему пробираться, хотя, уверена, его не остановили бы подобные мелочи. Я благополучно сплавляю мороженое морозилке и ломлю набирать ванну. Из «нелишних» действий это кажется мне самым нелишним. Раздеваюсь, пока Рик спрашивает о чем-то из кухни. Он пусть как хочет, а я даже не реагирую на его расспросы. Может, и так допрет. Допирает: пиццу он вносит прямо в ванную и, увидев меня голой, моментально избавляется от собственной одежды. - О-о-о... – это я залезла в горячую воду и даже глаза закрываю от мучительного кайфа – наконец-то согреться. Наконец-то. Какой же долгий был день, и какая непредвиденная получилась у него концовка. - Уже? – спокойно осведомляется Рик, успевший привыкнуть к моим звукоизвержениям во время секса. Он тоже уже в воде и посадил меня на свой член. Горячая твердость во мне, уже привычная, радостно сообщает моему телу, что жизненные функции от холода не пострадали. - Не-е, - отвечаю, продолжая свою плавающую езду на нем, - замерзла просто... согреваюсь... - Я – тоже, - неожиданно сообщает мне он и обтанцовывает языком мой язык. Их ведь тоже согреть нужно. Наши тела поднимают ватерлинию с пенными айсбергами на поверхности. Я прижимаюсь к нему, чтобы не торчать из воды и не мерзнуть. Двигаемся ритмично и синхронно, как в олимпийской дисциплине. Кормим друг друга пиццей – изо рта в рот. Поочередно отгрызая большой кусок, подаем другому, позволяем отгрызть, по кусочку передаем друг другу ананасы. Мне кажется, это первый раз: я впервые занимаюсь сексом в ванне. Мне плевать, правда ли это – если я не помню тех разов, что были раньше, значит, они не в счет и значит, правда. С пиццей и анансами– точно. Запрокидываю назад голову, откидываюсь всем телом, чтобы теперь стонать, стонать почти беспрерывно... - М-м-м... не поперхнись, - ворчит он, а сам ловит ртом мои соски, мокрые, все в мыльной пене. Понятия не имею, вкусно ли. Ему вкусно, кажется. Обоюдный оргазм получается таким бурным, что и вода вокруг нас должна бы взбурлить, подняться мыльными фонтанами. К счастью, остывает ванна не скоро, и нам удается еще немного поплескаться. - Че, наелась? – слышу над ухом негромкий, почти вкрадчивый голос. Кажется, я даже отъехала на минутку. - Доедай, - сонно разрешаю ему – он же имеет в виду пиццу? - Тебе бы она впрок пошла, - замечает Рик, проводя пальцами по моим ребрам. Худышкой считает? Его ладони, как по команде, смыкаются вокруг моих сисек, оглаживают округлости попы, будто отвечают на вопрос, не успевший даже сформироваться – может, худышка, но всё, что надо, на месте. И какое надо. А я окончательно просыпаюсь и заявляю, встрепенувшись: - Не, ниче не наелась, у меня же еще десерт! - О-о-ой, - предостерегающе тянет он, когда я возвращаюсь с семейной пачкой клубничного, - нарываешься, бэби... - Если б я была «бэби», не смогла б съесть столько, сколько съем сейчас, - цепляю его в ответ и сажусь обратно к нему в теплый, мыльный водоем. Сунув ему вместо приглашения ложечку, погружаю свою поглубже в холодное розовое, успевшее подмерзнуть до вязкости, а потом, не дожидаясь, пока он последует моему примеру, жадно сую ее себе в рот, высунув язык и закатив глаза. Вот теперь-то я в раю. Вот теперь-то. Вода все же остывает быстрее, чем тает мороженое. Предварительно отерев с меня в кровати пену, Рик пытается испачкать меня, жертвуя порции со своей ложечки. Украшает своим мороженым мои соски и пупок, а я лопаю свое, не давая сбить себя с курса. - Че продукты портишь? – ухмыляюсь, подставляясь ему. – Или вкуснее на мне? Ой-й... – когда у меня и между ног холодит. Он вылизывает меня под мои стоны и под мое яростно-нежное взъерошивание его волос. Между горячих опухлостей моих половых губок, подслащенных подтаявшим клубничным, дарю ему мой оргазм. Именно ему, не себе. Мне почему-то кажется, что он не меньше моего его хотел. Он догоняется своим членом у меня во рту, а я заедаю его остатками мороженого. Пачка оказывается как раз такой, как нужно. Упаковываюсь в одеяло, а там меня уже ждет его горячее тело. Если когда-то что-то такое и было со мной, то я забыла напрочь. А к этому, новому, соображаю, надо бы не так шибко привыкать, а то, как знать, надолго ли он здесь.