— Да просто так, — чуть раздраженно ответил Флауэрс. — Недавно был на вызове в городе. — Ага, совесть мучает, — влез Бренд, не переставая просматривать слайды. — Противная штука. Частенько она делает из нас закомплексованных трусов. — Что ты хочешь этим сказать? — вскинулся Флауэрс. — А вот мне, — перебил Мок, — иногда очень хочется, чтобы что-то произошло с несколькими медиками нашего факультета. Ну, чтобы ногу сломали или что еще… Представляете, как это уменьшит конкурс? Но мы все до отвращения осторожны и здоровы… Надо же, семь лет мучений! Семь лет мы оттачиваем свои мозги, но все может полететь к черту из-за какого-то дурацкого вопроса! Меня тошнит от одной этой мысли. Да еще этот конкурс, где ты можешь вылететь при любом раскладе. Беспокойно поерзав, Бренд поспешил переменить тему. — Ну и в чем ты решил специализироваться, Бен? — Почем я знаю? — ответил Флауэрс. — Успею еще придумать. — А я про себя знаю, — похвастал Бренд. — В психиатрии. — Ну ты даешь! — удивился Мок. — А ты сам прикинь, — стал разъяснять Бренд. — Уже сейчас психов в нашей стране более шестидесяти процентов. Еще треть нуждается в постоянном психиатрическом контроле. А всяческие неврозы? Какие прелестные штучки они обещают! Тут тебе и стенокардия, и язвы, и артриты, и множество прочих прелестей. Непочатый край! А жизнь-то веселее не становится, стало быть, и число психов будет неуклонно расти! Ну как, убедительно, а? — А гериатрия? — с ехидцей спросил Мок. — Это же сто процентов заболевания старостью! Даже если не считать умерших по другим причинам, все равно это бездонный колодец! — Да, конечно, но когда эликсир научатся гнать в достаточном количестве… — Чепуха, — уверенно сказал Мок. — Его производство под контролем умных людей. Они этого не допустят. Какой-то шум заставил Флауэрса вернуться в свою бетонную клетку. Он прислушался. Тихо. Может, показалось? Приглушенное звяканье за дверью не повторилось. Но он на всякий случай вскочил и встал на свой пост за дверью… — Мне кажется, что медицина — это все же нечто большее, чем просто деньги, — тихо возразил Флауэрс. — Разумеется, — согласился Мок. — Но в основе ее все равно лежит экономика и без элементарных экономических знаний нам не обойтись. Вдумайтесь: при годовом доходе в десять тысяч подоходный налог возрастает до восьмидесяти процентов. А надо еще умудриться оплатить и сумку, и аппаратуру, и прочие побрякушки. А взносы в местное медицинское общество и в Ассоциацию медицинских работников? — Но какого черта налоги так высоки? — возмутился Флауэрс. — Отчего так дороги инструменты? Это же обрекает миллионы людей на смерть в море канцерогенов. Сладкоголосые ораторы поют о «прекраснейшем цветке медицины», но ни слова не говорят о том, что этот «цветочек» просто недоступен для большинства людей. — За все надо платить, — поджав губы, сказал Мок. — А жизнь — самый дорогой товар. Тебе это не приходило в голову? — Чего ты мелешь? — начиная злиться, спросил Флауэрс. Мок боязливо оглянулся.. — Приходится быть осторожным, — понизив голос, сказал он. — Вдруг кто-нибудь подслушивает? Ты же не хочешь облегчить конкурс за свой счет? Бывает, что подсовывают магнитофоны, чтобы подловить друга на нарушении медицинской этики. — Мок повысил голос. — А скажу я вот что: мы все чересчур здоровы!.. — Чепуха! — воскликнул Флауэрс. Слово эхом отразилось от бетонных стен камеры. Он медленно опустился на пол, в кромешной темноте рука его нечаянно коснулась пряжки ремня. Черт! Как же он раньше не догадался! Он нажал кнопку тревоги. Похоже, у него появился шанс, а любой шанс стоил того, чтобы им воспользоваться. Поразило неожиданное открытие: магнитофон, судя по всему, был включен и при похищении, и оставалось лишь нажать кнопку, чтобы узнать все. Он услышал голоса Лии, Расса и свой собственный, но пленка не успела дойти до места, где он услышал испуганный вскрик Лии. Открылась дверь, яркий свет ослепил его. Выругавшись про себя, он остановил магнитофон. На пороге открывшейся двери выросла высокая фигура. Рядом еще одна. — Кто вы? — резко спросил Флауэрс. — Полиция, — ответил хриплый голос. — Вы включили тревогу? — Уберите фонарь, — потребовал Флауэрс. — Вы ослепили меня. Сноп света качнулся, осветил темные брюки, скользнул по более светлым кителям. Блеснули эмалью значки, осветились лица, фуражки. Из двух полицейских один показался знакомым. Флауэрс пригляделся. Тот самый сержант, которому он сдал жулика! — Ага, медик, — насмешливо сказал сержант. — Надо же, опять встретились. Кончай валяться. Вставай. Или тебе здесь больше нравится? — Вы нашли «скорую»? А похитителей поймали? А… — Не суетись, — ухмыльнулся сержант. — Все потом. Поспеши, приятель. Вдруг похитители вернутся? А, Дэн? — повернулся сержант к напарнику. — Во-во… — ответил Дэн. Они прошли по мраморному полу длинного коридора — шаги отдавались дробным эхом — и вышли в просторный холл. В каждой стене его тускло блестели обитые медью двери. За одной из них оказался лифт. Сержант нажал кнопку. Лифт задергался, недовольно завизжал и пополз вверх. Флауэрс узнал этот звук. Именно его он слышал, когда торчал за дверью в камере. «Везет дуракам», — подумал Флауэрс, устало прислоняясь к обитой медью стенке лифта. Почувствовав себя в безопасности, он снова вспомнил о Лии. Как там она? Все ли в порядке? Хорошо бы… А Расс… Отчего так знакомо его лицо? Перед его мысленным взором возникла картина — зал Медицинского центра. На стенах его висели десятки портретов, написанные маслом. На него сурово смотрели торжественные лица, которые не менее торжественно заявляли: «Мы продолжили великую традицию Эскулапа и оставили ее неприкосновенной и незапятнанной. Мы передаем ее тебе и велим жить в соответствии с ней, покуда сможешь». «Хреновое это дело, — подумал тогда Флауэрс, глядя на чересчур серьезные лица. — Сделавшись президентом медицинского общества, лишний раз не улыбнешься». Впрочем, один из президентов все же улыбался. Флауэрс наклонился к потемневшей медной пластинке и прочитал фамилию. Сейчас он ни за что не мог ее вспомнить. Он даже чуть нагнулся, надеясь таким образом воспроизвести условия в тот момент. Мысленно постарался представить себе пластинку. Появились буквы. Зажмурив глаза, Флауэрс прочитал их: ДОКТОР РАССЕЛ ПИРС Президент с 1972 по 1983 г. Вот оно! Как же он мог забыть! Тот, кто открыл эликсир жизни, разработал метод синтеза, названный его именем. Отец Лии! Доктор Рассел Пирс! А сейчас он умирал от старости в трущобах! Лифт резко остановился, дверь открылась. Подталкиваемый полицейскими, он вышел в холл, почти не отличимый от того, что был внизу. Сереющая ночь за большими окнами обещала скорый рассвет. — Куда это вы меня притащили? — мрачно спросил Флауэрс. — В мэрию, дружок, — ответил сержант. — Пошли, пошли. — Какого черта в мэрию? Никуда я не пойду. Сначала ответьте на мои вопросы. — Ха! Слышь, Дэн, он упирается. Во дает! Иди доложи Коуку. Дэн — здоровенный угрюмый детина — вышел через стеклянные двери в дальнем конце холла. Многозначительно ухмыльнувшись, сержант поправил кобуру на боку. «Этот-то заряжен не усыпляющими иголками», — подумал Флауэрс и вздрогнул. — Вы не имеете права держать меня здесь против моей воли. — А кто тебе сказал, дружок, что ты здесь не по своей воле? — с нарочитым удивлением спросил сержант. — Хочешь уйти? Валяй! Только будь осторожен. Ну, мало ли… несчастный случай. С лестницы, например, брякнешься. Она такая длинная, а жизнь так коротка. Флауэрса потрясло открытие, что полиция города так низко пала. Появился здоровяк Дэн. С ним пришел какой-то сморщенный человечек. Он задумчиво уставился на Флауэрса. — Но он же всего лишь медик! — обиженно надул губы человечек. Разбитый в кровь рот его скривился. — Другого не нашли, — недовольно сказал сержант. — Ладно, — прогундосил Коук. — Может, сойдет. Идемте за мной, — махнул он Флауэрсу. — Никуда я не пойду! — с вызовом ответил Флауэрс. Довольно усмехнувшись, сержант неуловимо быстро ударил Флауэрса ладонью по лицу. Сочный звук оглушил его, комната закачалась, подогнулись колени. Встряхнув головой, Флауэрс выпрямился и изготовился к бою. Гнев красной пеленой застлал глаза. Вперед выступил Дэн. Не обращая внимания на сжатые кулаки медика, он пнул его в пах. Скорчившись от боли, Флауэрс лежал на полу. Медленно-медленно боль ушла, мышцы расслабились, и он с трудом поднялся на ноги. — Веди себя тихо, — сквозь зубы процедил полицейский. — Будь послушным мальчиком, и все будет хорошо.