Сердито нахмурившись, Лия встала. — Не может быть, чтобы вы ничего не могли сделать. У вас огромные знания, есть приборы, оплаченные нашими деньгами. — Разве что эликсир, — нечаянно вырвалось у него. Словно что-то вспомнив, Расс улыбнулся. — Эликсир… Да-да, волшебный эликсир. Я уже почти забыл о нем. — Это поможет? — с надеждой спросила Лия. — Нет, — твердо ответил Флауэрс. Ни к чему будить пустые надежды. Эликсир до сих пор оставался всего лишь лабораторным феноменом. Синтез его обходился очень дорого, и это делало его совершенно недоступным для простых смертных. Будучи редким протеином крови — гамма-глобулином, он был найден в крови всего нескольких людей во всем мире и являлся своего рода лекарством от смерти, как будто смерть была одной из множества обычных болезней. Но главная причина была в том, что медицина из ремесла превратилась в разновидность магии, окруженную соответствующими тайнами и ритуалами. Считалось, что при широком распространении и применении какого-либо вида лечения он быстро теряет свою эффективность. — Из-за сложности синтеза эликсир невероятно дорог, — сказал Флауэрс. — Кстати, почему бы вам не заменить ей роговицы глаз? — обратился он к Рассу. — Я не хочу пользоваться чужими глазами, — тихо ответила Лия. — Одного желания здесь мало, — горько усмехнувшись, сказал старик. — Я бы с радостью отдал ей свои глаза. Но, юноша, все сводится к деньгам. В этом-то все и дело. — Чепуха! — Флауэрс резко повернулся к выходу. — Постой, юноша, — прошептал Расс. — Подожди-ка. Он протянул навстречу Флауэрсу свою старческую руку, тот свою. Глаза их встретились, и словно ток пробежал по нервам медика в мозг и вернулся в кончики пальцев. Рука Рассела обессиленно упала, он устало откинул голову на спинку шезлонга, глаза его закрылись. — Он хороший человек, Лия. Искренний, хотя и напуганный. Нам повезло. — Нет, — твердо ответила Лия. — Ему нельзя больше приходить сюда. Так будет лучше и для него, и для нас. — По этому поводу можете не беспокоиться, — сказал Флауэрс. Расс улыбнулся Флауэрсу. — Когда-то, очень давно, я пришел к выводу, что в мире слишком много врачей, но целителей среди них ничтожно мало. Подумай над этим, юноша. Лия грациозно поднялась с пола, подошла к Флауэрсу. — Я провожу вас до выхода. Флауэрс замер. Он впервые чувствовал себя так неуверенно. — Простите меня, но если бы я только мог чем-нибудь помочь вашему дедушке… — Он мне отец. Ему исполнилось сто лет, когда родилась я, но тогда он был совсем не старым. Он казался среднего возраста, но за последние несколько месяцев почему-то сильно сдал. Может, он просто устал жить? — Может быть… Но как вы живете? Он болен, а вы… — А я слепая, да? Но люди добры. — С чего бы? — Из благодарности, наверное. Я тоже помогаю им. Разыскиваю старые рецепты, собираю травы, готовлю лекарства, отвары. Помогаю лечить, сижу с больными, помогаю чем могу. Приходиться быть и акушеркой и хоронить тех, кому не смогла помочь. Вам придется доложить об этом, да? Флауэрс промолчал. Одна мысль неотвязно мучила его. — Ваш отец; .. Где же я видел его? Как его фамилия? Кто он? — В городе его называют просто целителем. А фамилию его уже лет пятьдесят никто не знает. Он потерял ее. Флауэрс неохотно пожал протянутую руку девушки. Рука казалась теплой и доброй, прикосновения ее, наверное, очень приятны больным, да и не только больным… но на этом все кончалось, пора было уходить. — Прощайте, медик, — просто сказала девушка. — Вы хороший человек. Вы человечны, а это такая редкость. Но вам нельзя больше приходить сюда, и вы это знаете. Прощайте. Флауэрс с трудом подавил вздох. — Да… Прощайте, — голос его дрогнул, в нем послышалась почти детская обида. — Я же говорил, что больше не приду. Она неподвижно стояла в дверях, молча, словно ожидая чего-то. Он неуклюже повернулся, перекинул ремень сумки через плечо и стал осторожно спускаться по гнилым ступенькам. Сумка привычно била его по бедру в такт шагам. Это была хорошая сумка, совершенно необходимая в его работе, кроме того, она придавала ему солидности. Правда, она была еще не совсем его: ему еще предстояло расплатиться за нее с Медицинским центром, и тогда к надписи на ее черном боку «Бендж Флауэрс» прибавятся слова «доктор медицины». Всего несколько месяцев, и он выкупит ее, сдаст экзамены, чем автоматически заработает лицензию на право практиковать. И вместо медика его будут называть врачом. Но что-то случилось. Отчего-то еще недавно столь заманчивая перспектива перестала его волновать. Прямо перед «скорой» лежал человек. Около скрюченной руки валялся стальной ломик. С трудом Флауэрс перевернул мужчину на спину. Похоже, он слишком близко подошел к машине и автомат защиты оглушил его суперсониками. Глаза были закрыты, но дышал он ровно. Инструкция рекомендовала вызвать в таких случаях полицию, но к этому времени Флауэрс слишком устал, да и связываться еще раз с занудливыми блюстителями порядка ему совсем не хотелось. Он отволок тело подальше и открыл дверцу «скорой». Боковым зрением он почувствовал движение позади себя. Где-то далеко он еще услышал голос Лии: — Медик!.. — голос казался испуганным. Он начал было поворачиваться на голос, но опоздал. Тьма поглотила его… Темнота не рассеялась даже тогда, когда он открыл глаза. Или ему только показалось, что он их открыл? Теперь он понял, что значит ослепнуть. Лию наверняка окружает то же самое. Сморщившись от боли, он ощупал голову. На затылке набухла шишка величиной с яйцо, волосы слиплись от крови. «Кажется, обошлось без сотрясения мозга», — решил Флауэрс. Рана казалась неглубокой. Поразмыслив, он решил, что вовсе не ослеп, а просто вокруг темно. Он смутно, словно дурной сон, вспоминал быструю езду по городским улицам, со скрежетом открывающуюся тяжелую дверь и что-то похожее на сырую гулкую пещеру, куда его, кажется, несли на носилках, опускаясь и поднимаясь по каким-то бесконечным и кривым лестницам, через темные залы, где раскатывалось эхо шагов… а потом положили… Кто-то сказал: — Ага, смотри, очухивается! Еще раз треснуть? — Оставь. Пусть валяется. Он нам еще понадобится. Закрой дверь. Ба-бах! Темнота снова ослепила его. Холод бетонного пола начал проникать в его тело. Флауэрс встал. Ноги подгибались, все тело болело. Он вытянул перед собой руку с растопыренными пальцами и шагнул вперед, затем еще раз. Другой рукой он прикрыл лицо. Наконец пальцы коснулись стены. Бетон. Он осторожно двинулся вдоль стены. Вот угол. Прошел дальше. Дверь. Металлическая. Ручка. Флауэрс попытался ее повернуть. Без толку. Пошел дальше по стене. Через некоторое время он получил представление о помещении, в котором его заперли: около пятнадцати футов в длину, пять в ширину, с одной дверью и без окон. Кто-то оглушил его, затащил в этот бетонный ящик и запер. Наверняка это тот тип, которого он вытащил из-под колес «скорой». Больше некому. Когда Флауэрс близко подошел к машине, датчики защиты узнали его и отключили оборону, а этот тип, воспользовавшись этим, незаметно подкрался и оглушил его. Скорее всего ломиком. Рана вполне подходила под него. Но если это обычный грабитель, то зачем, кроме лекарств и аппаратуры, он прихватил еще и медика? Флауэрс проверил карманы и убедился, что в них пусто. Пистолет тоже исчез. Определив, что дверь открывается внутрь, Флауэрс решил спрятаться за ней, а когда кто-нибудь войдет… Фактор внезапности и то, что он довольно крупный мужчина, с крепкими кулаками, — все это говорило в его пользу. В ожидании он вспомнил сон, который часто снился ему. Будто он снова маленький и отец по своему обыкновению разговаривает с ним как со взрослым. Это всегда льстило маленькому Флауэрсу, но и смущало его. — Бен! — говорил отец. — Не спорю, есть вещи поинтереснее медицины, наверное, но есть ли хоть одна надежнее ее? — Он клал тяжелую руку на худенькое плечо мальчика. Бену всегда хотелось стряхнуть ее, но он не смел. — В этом мире священна только жизнь, но ты поймешь это, только став медиком, когда изо дня в день будешь драться со смертью, иногда успешно, а чаще нет. Но все равно отвоевывая у нее дюйм за дюймом, ибо только перед жизнью склоняемся мы. И не важно, какая она: жалкая, искалеченная, никому, казалось бы, не нужная или, напротив, процветающая, — она в любом случае останется для нас священна. Вот так-то, Бен. — Я тебе верю, папа, — дрожащим голосом отвечал маленький Флауэрс. — Я буду врачом. Темнота наваливалась, усыпляла. Флауэрс отчаянно боролся с дремотой. Но отчего в голову лезут мысли об отце Лии? «Слишком много врачей, но целителей среди них ничтожно мало», — именно так сказал старик. Чушь какая-то. Много есть таких вот фраз, которые из-за своей непонятности кажутся значительными. Флауэрс вспоминал споры с другими медиками. Он настолько явственно представил себе всю обстановку студенческого бытия, что ему показалось, будто сквозь стены его бетонной тюрьмы проникли характерные запахи госпиталя: эфир и спирт. Святой запах — запах жизни. Дураки, что критикуют медицину, просто ничего не понимают. Однажды он стоял у пуленепробиваемого окна общежития и смотрел, как сносят старые кварталы домов, чтобы на их месте возвести новые здания медицинского центра. Его завораживал взаимосвязанный процесс сноса и строительства — то же самое происходит в самой природе, где умирание соседствует с воспроизводством. Любопытно, сколько кварталов к этому времени отобрали у города здания центра? Сорок? Сорок пять? Забыл… Подумал он об этом, видимо, вслух, потому что Чарли ответил: — Шестьдесят с лишним. Чарли Бренд был юноша со странностями. Ходячая энциклопедия, он всегда оказывался готов к тому, что кто-то востребует информацию из его великолепного хранилища, где-то в тайниках мозга, способного соперничать с ЭВМ. — А что? — спросил Хэл Мок, присутствовавший тут же.