I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX Эпилог * * * Бесстыдница I Она сидит на третьем ряду прямо возле окна. Его личный кошмар. И когда он успел выжить из ума? «Очнись, мужик, ей только исполнилось восемнадцать! Она на десять лет тебя младше! Вы не можете быть вместе! Она твоя ученица!» Но эти мысли не отрезвляли, а заставляли его еще больше желать её. Запретный плод. «Помоги мне, Господи, пережить этот учебный год!» — мысленно взмолился Дейв, продолжая объяснять тему урока. Она неотрывно смотрит на него, даже не делая записи в этой своей фиолетовой тетрадке со стразами. Маленькая негодница, специально ждет, чтобы он сделал ей замечание, это как всегда выльется в словесную перепалку, и ему придется оставить её после уроков. Опять. Проводить с ней несколько часов наедине в пустом классе, зная, что в школе почти никого не осталось, и он может делать с ней все что захочет, было настоящим испытанием. И каждый раз он выдерживал его, как настоящий мужик. Или как настоящий придурок. Потому что буквально, как только она выходила из класса, посылая ему многозначительный взгляд, говорящий: «Чувак, ты сам не знаешь, от чего отказываешься», он пулей летел в мужской туалет и дрочил, вспоминая её приоткрытые губки и дерзкий язычок, посасывающий ручку, и очертания неприлично цветного лифчика, что проступал через белую блузку, расстегнутую на две пуговицы глубже дозволенного. Их взгляды встречаются, и она слегка приподнимает бровь, как бы говоря: «Прошло двадцать минут урока, а ты мне до сих пор не сделал замечание, что я не записываю?» Но он отводит взгляд, продолжая как ни в чем не бывало вести урок. Не сегодня, юная леди. Как только он поворачивается к доске, чтобы начать решать пример, Кира украдкой смотрит на часы. Прошло больше половины урока, а он ей до сих пор ничего не сказал. Девушка переводит взгляд обратно на мужчину, поедая глазами его широкую спину. И эти руки. Белые и рельефные, с длинными пальцами. Кира закусила губу, представляя его аристократические пальцы внутри себя, чувствуя, как внизу живота знакомо потянуло. Прошло два с половиной месяца, с тех пор как она впервые увидела его. Дэвид Коулман был их новым преподавателем математического анализа, заменяющим вышедшую в декрет миссис Гудман. Высокий — шесть футов и два с половиной дюйма, стройный, черноволосый красавец. С тех пор ей не было покоя. Конечно же, она была далеко не последняя, кто положил на него глаз. Это было какое-то сексуальное помешательство, буквально все её одноклассницы поставили себе цель соблазнить молодого преподавателя. А он был молод, всего на десять лет старше их всех. Первые пару недель, она слышала буквально от каждой, что та уже переспала с ним. Но какими бы они не были настойчивыми, Коулман оставался неприступен, как скала. Стали ходить слухи, будто он гей. Это сдуло примерно половину претенденток на его член. Кира же делала вид, что учитель её совсем не интересует, и, как только речь заходила о нём, а это было всегда, как только они собиралась с подружками после уроков, она демонстративно морщилась и издавала неприличные звуки, адресованные той, которая с энтузиазмом говорила о нём или его теле. Оставаясь же наедине с собой, Кира прокручивала в голове моменты предыдущего дня и всевозможные жизненные сценарии с интересным для нее сюжетом, который всегда кончался бурным сексом в разных местах. Она была не дура и понимала, что он не станет рисковать карьерой и свободой за пару сладких сисек, поэтому не строила ему глазки и не одевалась еще более вызывающе, чем обычно. Урок калькулуса* стал самым желанным в её расписании, потому что только на уроке она могла смотреть на него, не отрываясь и не вызывая подозрений. До того памятного дня. *** Калькулус стоял первым в тот день, а за день до этого ей исполнилось восемнадцать лет, которые она отметила у своего парня Фрэнка. Они так знатно напились у того дома, что на следующее утро она встала с жутким похмельем. Она даже подумывала прогулять уроки, но у неё и так было много проблем с предками, и она не хотела подливать масла в огонь. Пришлось идти. На уроке она пыталась не сойти с ума, потому что каждое слово мистера Коулмана кололо острой иглой ей в висок. В тот день он как с цепи сорвался: раздал всем контрольные работы и орал о том, как он чуть не умер, глядя на их решения. Затем он стал рандомно вызывать к доске и заставлял решать супертяжелый пример, который могли решить, возможно, только ребята, что ходили к нему на дополнительные занятия повышенного уровня, которые тот организовывал после уроков за свой счет. Кира туда не ходила; во-первых, там были одни задроты, во-вторых, у нее были дела поважнее, и в-третьих, Кира не хотела палиться. Это был определенно не её день. Следующей и последней, кого он вызвал тогда, была именно она. Голова раскалывалась, а во рту был неприятный привкус. Ей хотелось, чтобы этот урок поскорее закончился, и она могла пойти и умыть лицо. — Я не знаю, как это решать, мистер Коулман, — соврала она, болезненно трогая висок, молясь чтобы он просто влепил ей кол и оставил в покое. — А ваши результаты теста говорят об обратном, — начал он, глядя прямо на неё. — Проверяя вашу работу, я увидел потенциал и подумал: мисс Джонсон определенно должна ходить на дополнительные уроки, чтобы раскрыть его в полной мере. Кира посмотрела на учителя исподлобья, прищуриваясь. Лампы дневного света резали глаза, а издаваемый ими звук просто выводил из себя. Ничего себе, он считает, что у неё есть потенциал, который он хочет раскрыть. В любой другой день её нимфоманское воображение уже бы вовсю вырисовывало картины, как именно он раскрывает потенциал, но не сегодня. Сегодня ей хотелось, чтобы от нее уже отъебались и оставили в покое. — Спасибо, мистер Коулман, — прохрипела она, — но конкретно сейчас я не могу выйти к доске. — Интересно, почему? — ехидно спросил он, скрещивая руки на груди. При этом по его глазам Кира поняла, что он прекрасно видит её похмелье. Что, хочешь прямо в лоб? — Я скажу, почему, — продолжал тот, не дождавшись ответа. — Вы попросту списали ответы, вот и все, мисс Джонсон, поэтому вы не можете его решить сейчас при всех. Кира даже на секунду о головной боли забыла. По взгляду мистера Коулмана она поняла, что тот говорит на полном серьёзе. — Да ладно тебе, чувак, — устало произнесла она, облокачиваясь на спинку стула. — Влепи мне кол и всё. Зачем сразу говорить, будто я списала? — Что вы себе позволяете, мисс Джонсон! — произнес он, повышая голос, и при этом его взгляд стал таким колючим, какой она не раз замечала, когда его кто-то выводил из себя. В любой другой день этот взгляд бы заставил её кровь стыть в жилах, но не сегодня. Сегодня ей слишком херово, чтобы обращать внимание на такие мелочи. — Нет, что вы себе позволяете? — Кира вскочила с места, хватаясь за край своей парты, чтобы не упасть. — Думаете, раз вы наш учитель, то имеете право орать на нас, когда у вас недотрах? Все, кто был в классе, дружно открыли рты, ахая. При этом лицо Дэвида Коулмана стало таким белым, а белки глаз налились кровью, что в ту секунду ей стало по-настоящему страшно, но её уже было не остановить. — Или унижать, вызывая к доске и спрашивая материал, который по уровню явно подходит только ученикам вашего этого продвинутого класса?! Вам это нравится, мистер Коулман? Унижать учеников?! Я скажу вам, почему не могу решить этот пример, окей? Потому что у меня такое страшное похмелье, что я даже на вас смотрю с трудом! И да, похмелье у меня по той причине, потому что я нажралась вчера на вечеринке по случаю своего дня рождения, чтобы хоть немного расслабится! — Кира тяжело дышала, глядя прямо на него. — И когда вам говорят, что я не могу выйти сейчас к доске, то просто влепите кол и не лезьте в НЕ ВАШЕ СОБАЧЬЕ ДЕЛО! — она сорвалась на крик, чувствуя, как к глазам поступают горячие слезы. Её затылок горел, а коленки дрожали. В классе наступила гробовая тишина, и ей казалось, что она слышала биение своего сердца. — И я не списывала, — произнесла она уже намного тише. — Я слишком хороша для этого. Прозвенел звонок. Но никто не сдвинулся с места. — Вы наказаны, мисс Джонсон, — произнес он ледяным тоном. — Остаётесь сегодня после уроков, и, к тому же, я хочу видеть ваших родителей. «Просто блеск», — подумала тогда Кира, а затем выбежала из класса под всеобщие аплодисменты. Тем же днем, после уроков, она сидела на последней парте в пустом классе, уронив руки на голову. К адской головной боли прибавилось еще и противное чувство тревоги. Отец её прибьёт, когда узнает, что она высказала учителю, а еще если тот ему расскажет, что она пришла в школу с похмелья, тогда уже точно можно заказывать себе памятник. Последние пару лет отношения в семье только ухудшались. Всё началось с того, что отец не получил работу на том заводе. Поначалу он замкнулся в себе и не желал, чтобы кто-то его утешал, стал огрызаться на них с мамой. А они ведь просто хотели помочь, поддержать. Они же семья. Тем более, на дворе двадцать первый век, и никто не обозвал бы его «бабой» или «педиком», если бы он поделился с ними своими переживаниями. После, он стал прикладываться к бутылке. Не то чтобы он стал алкозависимым, но именно алкоголь стал причиной увольнения с его постоянной работы. И тут понеслась: он устроился на менее оплачиваемую должность, стал срываться на ней и маме по поводу и без. Правда, пить в таких количествах перестал, но до конца не бросил. Матери пришлось устроиться на еще одну работу, чтобы они могли продолжать выплачивать ипотеку и откладывать Кире на колледж. Вечно усталые, родители стали часто ругаться до грандиозных скандалов с битой посудой. В итоге никакой стеклянной посуды в доме не осталось совсем. Кроме кружки Киры, которая была в её комнате. Сама же Кира, у которой во всю бурлили гормоны и на уме было совсем другое, не могла терпеть этого, поэтому подолгу пропадала у парней или друзей и приходила домой, чтобы переночевать, а иногда неделями не говорила с родителями. Её оценки заметно ухудшились, что стало причиной еще больших скандалов, в которых она принимала уже непосредственное участие, выслушивая какая она «хуёвая и не ценит тяжелого родительского труда». Теперь же, когда она была в выпускном классе, предки стали придираться к ней с удвоенной силой, критикуя всё, её парней, внешний вид, образ жизни. Из нормальной семьи они превратились в каких-то маргиналов. Но Кира тоже далеко не была ангелом. Переходный возраст и так давался ей тяжело, а с семейными проблемами стало вообще невыносимо. Только напиваясь до чертиков на какой-нибудь тусовке или покуривая косячок на крыше у Фрэнка, она немного расслаблялась и забывала о дерьме, творящемся дома. С Фрэнком они встречались уже четыре месяца — официально. А так у них был регулярный секс еще до того, как они стали парой. Фрэнк всегда был промежуточным звеном между отношениями, которые более двух месяцев не держались. В последний раз, после очередного расставания, изрядно выпившая Кира полезла на него, чтобы просто элементарно не разрыдаться. Ей так надоело отдавать частички своего сердца всякому мудачью. Но она не желала показывать свою слабость, распуская сопли. Обычно охотно соглашающийся на секс Фрэнк, резко остановил её, горячо признавшись, что «его уже заебало видеть её в компании одних придурков, которые её не ценят, и что он уже давно сходит по ней с ума». Тогда она подумала, почему бы и нет? Фрэнк привлекательный парень, а то что он темнокожий, так это никому не интересно, кроме её отца, но ему не обязательно знать. Домой Фрэнка она не водила, хотя мать знала об этих отношениях, но поклялась молчать, понимая во что это может вылиться. Хоть на том спасибо. Фпэнк был капитаном школьной команды по футболу, секс у них был довольно неплохой, поэтому Кира решила дать этим отношениям шанс. Он ей правда нравился, не так чтобы сходить по нему с ума. Нет. Но с ним было легко и весело. Дэвид Коулман. Вот по кому она тайно сходила с ума, представляя себя его девушкой. Он был для неё неземной любовью, которая, увы, также была запретна, что только усиливало желание. Тогда, сидя в пустом классе, в самый первый раз, ей было жутко стыдно за то, что наговорила ему с утра. Хотя она и подразумевала всё до последнего слова. Внезапно дверь в класс открылась, заставив её непроизвольно сжаться, за что она себя мысленно обругала. Она не покажет своего страха. Папки с грохотом упали на учительский стол, отчего она вздрогнула и подняла голову. Дейв Коулман смотрел на неё с нескрываемой злобой, отчего внутри неё все похолодело. Её бравада потихоньку сходила на нет, но голова все еще чертовски болела, и Кира надеялась, что боль поможет сохранить хоть чуточку мужества и не позволит разрыдаться прямо перед ним. Мистер Коулман долго смотрел на нее, сунув руки в карманы брюк. А затем молча подошел к парте, за которой она сидела и поставил перед ней баночку аспирина. — Выпей, — приказал он. Что-то в его взгляде и тоне заставило её подчинится беспрекословно, хотя в голове вертелась парочка язвительных фраз. Кира потянулась за бутылкой, что лежала в сумке, а затем, закинув в рот две таблетки, запила их водой. Она не глядела на Коулмана, хотя кожей чувствовала на себе его пристальный взгляд, отчего ей стало не по себе. Она продолжала жадно пить воду, пока та не кончилась. Девушка почувствовала, как последняя капля попала на уголок рта, а оттуда вниз к шее. Быстрым движением она вытерла её, отчетливо слыша, как мужчина, что всё это время стоял над ней, тяжело сглотнул. Кира посмотрела ему прямо в глаза и замерла. В глазах Коулмана было вожделение. Она не могла спутать этот взгляд ни с чем другим. Дэвид Коулман, её учитель математического анализа, хотел её. По коже девушки прошлась стая мурашек. Внезапно она осознала, что они здесь совсем одни, школа почти пуста, он может делать с ней все, что хочет, особенно, если закроет кабинет. Ей стало одновременно сладко и жутко от этой мысли, потому что сейчас Дэвид Коулман её откровенно пугал этим гнетущим молчанием и голодным взглядом. Но этот взгляд продлился лишь несколько секунд, а затем мужчина погасил его. Он сел на стул парты напротив, скрестив руки в локтях и положив на них свой подбородок. — И что это было, Кира? — участливо спросил он, вглядываясь в её лицо, будто видя насквозь. — По-моему, все предельно ясно, — буркнула она в ответ. — Я выпила вчера вечером и пришла в школу с похмелья. — Это я уже понял. Но почему? Кира не ответила, лишь отвела взгляд. К горлу подступал горький ком. — Хорошо, давай от обратного, — продолжил он. — И как часто ты напиваешься так с друзьями? — Не ваше дело, — огрызнулась Кира, вцепившись ногтями одной руки в другую.