Медведь захохотал, забил лапами о землю. – Да ты тролль, однако! – высказал он мнение. – Одобрямс! Давай оформим. У меня меню тут припасено. Что конкретно включать? – Поищи сам, где побольше шоколада и сливок. Чтоб не только вкусно, но и красиво было. – Ага! – Бурелом сунул мне терминал для оплаты, и я провел картой через прорезь. – Готово. До Склифа далековато, и это хорошо, больше опыта дадут. Прямо сейчас выдвигаться? – Да когда хочешь, – пожал я плечами. – Думаю, свою торбу с пирожными она еще не опустошила. Но в пределах часа-двух хочется подарить девушке обед. – Принято. К нам повернулась одна из женщин, держащая плакат, на котором было что-то намалевано про гомосеков, подлежащих заключению, пыткам и смерти. А может, про гомофобов, не разобрал. – Молодые люди, заткнитесь, пожалуйста, – попросила она. – Вы мешаете. Меркуцио присвистнул. Я бы сделал то же самое, если бы умел так красиво свистеть. Видимо, мы говорили слишком громко и отвлекли НПС от слежения за реальным прототипом. – А чего это вы нам приказываете? – начал Бурелом. – Не припомню, чтобы мужчины попали женщинам в рабство. Между собой общайтесь, а нам рот затыкать попрошу не сметь. – Бурелом, давай просто отойдем на пять шагов и вернемся, – предложил я. – Она про нас забудет. – Что значит забуду? – Женщина уставилась на меня в ярости. – Думаешь, у меня память короткая, раз я девушка? – Э-э-э… – Я не сумел подобрать ответа, и Бурелом снова меня выручил: – Какая вы девушка, окститесь! В Средние века вы бы уже прабабкой стали! Вы ведь на эту эпоху и ссылаетесь, когда про матриархат заливаете! – Бурелом, – шепнул я. – Это бот. Ты сейчас не с живой женщиной говоришь. – Ты меня за проплаченную принял, юноша? – ядовито улыбнулась дама. – До небес вымахал, звезда сразу прицепилась? Меркуцио прыснул в кулак. Медведь побагровел – если так можно было описать возникший оттенок его бурой толстой шерсти. – Так, давайте разберемся. – Бурелом повернулся к женщине покатой мордой. – Вы зачем на митинг пришли? Лодку раскачивать? – Лодку мужского примата качать нужно и важно, – ответила дама. – Чтобы вы уважали нас. – Да с чего вы решили, что я вас не уважаю? Я слова плохого не сказал про женщин! И лапу не поднял! – Это вы так считаете. Вы унижаете нас постоянно, сами того не замечая. Даже сейчас. – Сейчас? – поразился медведь. – Дамочка, вы мой ранец видите? Кто я, по-вашему? Да я вам хавку несу. Я, цисгендерный гражданин, таскаю вам, бабам, жратву за копейки! – А вот за баб ответишь, – прошипела феминистка и треснула Бурелома плакатом по башке. Плакат раскололся на куски фанеры, все еще скрепленные воедино степлером, и из получившегося ожерелья торчал влажный нос. Вокруг нас мигом образовалось свободное пространство – женщины расступились, глядя на медведя с презрением и жалостью. – А-а, охренеть, – Бурелом заерзал, стаскивая плакат с морды. – По голове-то за что? – Чтобы за языком следил! – крикнули из толпы. – Кто там на подписке? – заорал Бурелом. – Смелые вы, из толпы орать! Я тихо повернулся к Меркуцио и спросил: – Почему у них плакаты не на фемскую тематику, а на гейскую? – Так тут два митинга, – шепнул стример. – Гомосеки вышли на марш, а феминистки не дают им стартовать организованно. Или наоборот. – Бред какой-то, – озадачился я. – А палатки чьи? – Хрен их разберет. Бурелом успокаиваться не собирался. Он вертелся на месте, поворачиваясь к любому источнику ругани в свой адрес. Так как ругани было много, то и крутиться ему приходилось беспрестанно. – Да я люблю женщин! – орал он. – Просто не люблю, когда они ведут себя, как суки! Это так тяжело понять? – Тупой чмошник! – Сама чмошница! – не унимался медведь. – Иди поцелую! – Насильник! – Что-о?! – разъярился Бурелом. – Кто там вякает? Да я тебе сейчас в чердак пропишу, если тебе уже есть восемнадцать! Меркуцио толкнул меня локтем. – Пора выручать, – сказал он, шагая вперед и застегивая пиджак. Я думал, он выхватит из-под полы по паре «узи» в каждой руке и начнет кружиться в смертельном вихре. Но вместо этого стример прочистил горло и провозгласил: – Бурелом! Дуэльку не? – Что? – не понял медведь и тут же расплылся: – Это завсегда. А как? Я пока ни черта не понимал и предпочел просто стоять и смотреть. Меркуцио поднял руку, показывая на феминисток. – Предлагаю тебе побыть рыцарем и защитником прекрасного пола, забывшего, что значит быть женщинами, – предложил он. – Я же поведу за собой малочисленную группу прогрессивных, забывших, что значит быть мужчинами. – У-у, ты выступишь на стороне педиков? – удивился медведь. – Пасть захлопни, – посоветовал мужской голос из толпы. – Слышу вонь из сливного бачка. – Медведь театрально понюхал воздух. – Азаза! Пространство на миг сверкнуло в бордовой гамме, и сверху в землю ударила молния. Загорелся экран, возвещавший о начале дуэли «игрок против игрока», только я почти ничего не успел прочитать. Улыбаясь, Меркуцио подошел к даме, которая начала с нами разговор, и отпихнул ее в толпу. Именно отпихнул, а не ударил, но сделал это настолько профессионально, словно только этим и занимался всю жизнь вместо зарядки. То ли стример увлекался регби, то ли был долго и счастливо женат. Бурелом рванул с места так, словно до этого разгонялся метров двадцать, – двинул башкой Меркуцио в грудь, и стример в падении снес сразу четыре палатки. – На помощь! – крикнул Меркуцио, держась за стройных молодых мужчин, на фоне которых не особенно и выделялся. Не знаю, как он добился такого эффекта, на каких комплексах сыграл, но представители прогрессивных взглядов подскочили к феминисткам и принялись вырывать у них плакаты. Дамы сопротивлялись, их было больше, и настроены они были яростнее. – Не позволю обижать женщин! – ревел медведь, поочередно махая лапами и отшвыривая всех попавшихся ему под руку мужиков в стороны. – Разойдись! Чем больше он шумел, тем сильнее заводил толпу. Я не мог понять, что происходит, но замечал в толпе спонтанно вспыхивающие потасовки. С моим ростом я видел почти всех, а уж женщин выше меня тут не было вовсе, так что… Ваш уровень опыта: 11. Какого черта? Я же ничего не сделал! Если это пассивный приток опыта от действий остальных, тогда я затрудняюсь представить, какую социальную пользу, по меркам Версианы, могли в данный момент приносить Меркуцио и Бурелом. Понеслась жара, достойная концерта «Лимп Бизкит» в Вудстоке. Я раз шесть получил по морде, хотя и раздал не меньше. Над головой летали плакаты, палатки, всяких хлам, мусор, а порою и люди. Когда волна вокруг меня перестала укачивать, а вопли притихли, я обнаружил, что оба игрока сидят на одной из разрушенных палаток. Непосредственные участники драки со стороны НПС были уведены куда-то за пределы видимости, и на их местах стояли уже другие участники обоего пола, озадаченно переглядывающиеся, словно не понимая, кто первый бросил камень. Неужели в настоящем мире можно так же легко столкнуть людей на конфликт? – Нормально так вышло, – похвастался Бурелом. – Я два уровня поднял, но кулдаун теперь висит. Больше никаких дуэлей минимум час. – Больше никаких дуэлей вообще, – поправил Меркуцио, скептически оглядывая оторвавшуюся пуговицу. – Костюм помяли. Восстанавливать теперь. – Забей, новый тулупчик купишь. Я стал рядом и спросил: – Что за хрень тут произошла? – Обычная дуэль между двумя игроками, – объяснил стример. – Версиана не позволяет прокачивать свой уровень таким путем через прямой бой. Иначе два игрока смогли бы по взаимному сговору качаться, не выходя из парка. Так что тут нужен навык стратега. Руководить противоборствующими фракциями. – Столкнуть лбами две группировки НПС, которые уже готовы воевать, но не имеют цели, – добавил Бурелом. – Редко когда такое увидишь. Да и халява слишком часто не прокатывает. Чуток поигрался – через минуту все затихает, провокаторы сбегают, боты эвейдятся, Москва живет. Короче, все как в жизни. – В жизни? – Я оглянулся. – В жизни ты тоже провоцируешь посторонних на взаимное мордобитие?