— Потому что именно так и устроена возможность выбора. Сначала тебе не нужно выбирать. И пока тебе не нужно — регулярность формирует сознание. А когда твоё сознание сформировано, ты перестаёшь видеть эти самые возможности, — объясняет Лис. — И даже если видишь, то выбираешь не цепляться за них. Потому что минимум у тебя был, есть и будет. А рядом со словом «возможность» не стоит слово «гарантированная». В Китае эти слова тоже редко складываются в словосочетание. Но отсутствие гарантированного базового дохода заставляет цепляться за возможности обеими руками. У китайцев дисплей в чипах не светится каждый понедельник, отключая необходимость что-то делать уведомлением об обновлении безусловки. Лис замолкает. Я думаю над его словами и понимаю, что он прав. Безусловный доход — та самая причина, по которой я и множество таких, как я, до сих пор не решились сделать свою жизнь лучше. А зачем прилагать какие-то усилия, если существовать можно и так? — Это причина, по которой ты до сих пор не поставил чип? — Это тоже причина. Но не главная. * * * — Наркотики — это не главная причина, — говорит парень, продолжая одной рукой держать шокер у моего лица, гладя второй рукой моё бедро. — Главная причина в том, что мне нравится делать это с такими, как ты. Я молчу и продолжаю давить на кнопку в рукояти. — Да не кривись ты, это даже приносит удовольствие, если принять правила… игры, — говорит татуированный и ведет ладонью по моему телу от бедра вверх, остановившись на груди, больно её сжимая. Мне неприятны его руки, шарящие по телу, но я кривлюсь не потому, что мне противно от того, что меня лапают. Придурку с шокером лучше не знать причин, по которым на моём лице гримаса, принятая им за омерзение. Просто я чувствую, как вибронож разорвал не только кожу куртки, но и мою собственную, где-то между ладонью и локтем. Так что, выражение моего лица истолковано им не совсем верно. Наконец-то дотягиваюсь пальцами до лезвия, торчащего из мокрой от крови дыры в рукаве и аккуратно, чтобы случайно не нажать на кнопку, достаю нож. Онемевшие руки почти не слушаются, но мне удаётся перехватиться так, чтобы лезвие упёрлось в зип-ленту и надавить на кнопку. Теперь из рваных ран в обеих руках течет кровь. Но они свободны. И в правой, пусть и декоративный, но нож. * * * — Так а в «Фарматикс» почему не пошёл? — Я же уже сказал: регулярность формирует сознание. — Ну ты, блин. Тебе за сорок, а мне всего семнадцать. Можешь без этих умных штучек? Он тяжело вздыхает, но всё-таки объясняет: — Вот согласился бы я. И что? Создавал бы синтетические белки, сращивал молекулы, проверял бы новые формулы на крысах с девяти до восемнадцати, с понедельника по субботу. А в воскресенье напивался или вызывал проституток. Или вызывал проституток и напивался с ними. Стал бы одним из тысяч, стоящих у конвейера, производящего новые препараты для корпы. И так всю жизнь. — Но ты ведь занимаешься тем же самым, только создаёшь не лекарства, а наркотики. — Я делаю это тогда, когда хочу, а не когда надо кому-то. К тому же, как только у меня появится новая идея, я могу бросить то, чем занимаюсь и начать реализовывать идею. Там, — он указывает пальцем в потолок, — у меня такой возможности не будет. Там я буду делать то, что прописано в контракте. — А я бы пошла, если бы позвали. — Тебя не позовут. Ты инертная. Я не ищу какого-то оправдания, но и не подаю вида, что меня эта фраза как-то задела. Я думаю о том, что правда может звучать обидно, если это правда о твоих недостатках. * * * Правда состоит в том, что я отнеслась к работе несерьёзно. Одно дело тусоваться до утра по клубам и совсем другое — заниматься раздачей компонентов того, что готовит Лис. Если признать правду о собственной глупости, она перестаёт быть обидной и становится фактом. Даже раздав все капсулы, ты остаёшься раздатчиком. И если полиции до тебя нет никакого дела, то тем, кто остался без дозы, как выяснилось, наоборот. Получить такой урок в первый день работы — дорогого стоит. Что ж, я подумаю об этом. Потом. Потому что сейчас, пока татуированный увлекся выкручиванием моего соска через свитер, я бью, вынося руку из-за спины. И когда чувствую, как рвётся ткань одежды под остриём, сжимаю рукоять сильнее, активируя кнопку и приводя лезвие в движение. Три дюйма стали, смещающиеся со скоростью сорок тактов в секунду. Достаточно, чтобы самый обмудистый обмудок перестал хотеть получить с тебя хоть что-то, если не получилось получить того, что хотел. Татуированный кричит. Шокер из его рук падает на экзопластик, которым покрыто большинство улиц, переулков, дворов и подворотен. Не ожидал. Понимаю. Но не сочувствую. Это был его выбор. И мой. Разница между нами лишь в том, что я развесила уши, а он раскатал губу. Два тупых выбора двух тупых людей. * * * — А клуб выбирать можно? — Нет. — Жаль. — После раздачи можешь перебраться в любой, который тебе по нраву, но до тех пор, пока у тебя есть капсулы, придется тусоваться там, где я скажу. — А как они будут меня находить? — Тебе не нужно знать всей схемы. Так лучше для всех. — Понятно. — Раздаёшь всё и становишься обычной тусовщицей. Хочешь — скачи в ваших новомодных виртдансах, хочешь — флиртуй с мальчиками или девочками, кто там тебе больше по нраву, хочешь — пей, что по возрасту не запрещено. Но до тех пор, пока у тебя не закончились капсулы, ты раздатчик. Никто не требует от тебя быть букой, просто развлечения не должны превышать разумных пределов. * * * В самообороне нет разумных пределов. Это хорошее правило. Потому что узаконенное. Неудавшийся насильник уже перешел с крика на хрип и заваливается на меня. Лезвие виброножа, покорно дёргаясь, перепиливает его ребра, попутно превращая внутренности в фарш. В какой-то момент татуированный падает на землю рядом с «кусакой», которой совсем недавно оставлял мне ожоги. Не очень понятно, чьей крови больше у меня на руках, — моей или его. Рёбра ладоней там, где прошелся нож, разрывая зип-ленту, выглядят, будто я пыталась почесать их о битое бутылочное стекло. Только сейчас я начинаю понимать, что это больно. В предрассветный переулок бесшумно вкатывается электронный сторож, врубает прожектор, и я оказываюсь посреди светового пятна. — ПОЛИЦИЯ СЕВЕРНОГО СИТИ. ПРИМИТЕ УДОБНУЮ ПОЗУ И ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ ДО ПРИБЫТИЯ ПАТРУЛЯ, — орёт он дурным металлическим голосом. — ПОПЫТКА СМЕСТИТЬСЯ БОЛЕЕ ЧЕМ НА ПОЛМЕТРА В ЛЮБУЮ СТОРОНУ, БУДЕТ РАСЦЕНИВАТЬСЯ КАК ПРИЗЫВ К АКТИВАЦИИ ТУРЕЛЕЙ. — Вовремя, блядь, — бормочу я себе под нос и сажусь на экзопластик, рядом с трупом татуированного, облокотившись на прутья решетки, к которой совсем недавно была привязана. Полицейский патруль приземляется в отдалении спустя десять минут. В сам переулок их колымага не протиснется ни сверху, ни по земле и поэтому двое полисов входят в круг света, обойдя корпус сторожа с разных сторон. Они даже не достают пушек — система вооружения электронного сторожа отлично справляется с количеством целей, большим чем одна окровавленная семнадцатилетняя девушка. Ладони и разорванное виброножом предплечье засыпают хитозаном — природным полимером, добываемым из панцирей то ли креветок, то ли крабов, — бинтуют, попутно опрашивая меня и вызывая медиков. А мне даже не приходится врать. Я лишь умалчиваю часть истории: познакомились в «Неонике», решили прогуляться, затащил в переулок, хотел изнасиловать, пытал. Чудом вырвалась, сама не понимаю, как выхватила у него вибронож. В самообороне нет разумных пределов. Это хорошее правило в рамках закона. Оставаться в клубе пока не закончатся капсулы, тоже хорошее правило, хотя закон тут ни при чём. Но, мне кажется, что лучше всё-таки до утра. Единственное, о чем я переживаю, чтобы приехавшие медики не решили, что меня необходимо госпитализировать. Очень хочется выспаться перед завтрашней раздачей. 07. БЕТА-ВЕРСИЯ, stage 2 Чем ближе к основным трассам, тем больше света, неона вывесок, людского шума. Привычное состояние сити в такое время суток. Сажусь в воздушку, привычно отмечаю точку высадки, занимаю место у окна. Снова выхожу раньше отмеченного пункта. Лишний раз смотреть на серость подворотен заваленных мусором нет никакого желания, но нужно сообщить, что я справился. И делать это, на всякий случай, лучше не из дома. Ещё год назад это не имело бы значения, но охранные системы учатся, нейросети учатся, люди, обслуживающие охранные системы и нейросети, учатся. И зачастую на ошибках таких как я. Возле точки доступа с заводской комбинацией — вторая из тех, о которых сообщил Бакс, разворачиваю доску, подсоединяю системный узел, смахиваю экран приветствия, разворачиваю окно обменника — узла в глубинах паутины, работающего на прием-передачу файлов — заливаю туда тупую картинку, копирую адрес страницы и пересылаю на состоящий из цифр номер в мессенджере. Сворачиваю доску, прячу во внутренний карман куртки, не отсоединяя узла, и теперь уже точно иду домой. — Эй, мужик, погоди, — раздаётся откуда-то из-за спины. Я вздрагиваю от неожиданности. Оборачиваюсь. Оклик не должен грозить неприятностями, но всегда есть вероятность того, что окликающий тебя будет не в настроении. Недавнее игровое прошлое пока ещё позволяет выезжать на узнаваемости. По крайней мере, в своём районе. Поэтому, скорее всего, меня узнают, поздороваются, спросят, есть ли закурить. Я поделюсь и пойду дальше. — Фриз, ты, что ль? — спрашивает Мишка, заводила местного хулиганья. — Ага, — отзываюсь я. — Не признал, — сообщает парень, пожимая мне руку. — Думал, левый кто. — Да нет, я это. — Ну, нормально, — кивает он. — Есть курить? — Есть курить. Я достаю из кармана пачку, вынимаю сигарету и протягиваю Мишке пачку. — Та мне парочку, — начинает оправдываться парень. — Ща уже должен вернуться человечек и всё принести. Местных нужно прикармливать — никогда не знаешь, в какой ситуации это сослужит тебе добрую службу. А если и нет, что я теряю, кроме нескольких стиков никотиносодержащих водорослей? — Бери, бери. У меня дома есть, — успокаиваю я его. — А как ваши гонцы ходят, видел не раз. Так что бери, вас же там наверняка несколько человек. — А, ну да, — соглашается Мишка. Берет пачку, жмет мне руку еще раз и добавляет: — спасибо, чо. — Ага, — соглашаюсь я и закуриваю оставленную себе сигарету. Её хватает, чтобы дойти до входа в здание. Производство литых экзопластиковых блоков обходится дёшево, поэтому все живут в многоэтажных коробках со сквозными коридорами, тесными жилыми помещениями. Первые строения такого типа были просторнее, имели отдельную кухню, санузел и в целом были просторнее. Но прогресс не стоит на месте и обязательно найдется кто-то, кто додумается, как ещё сэкономить на людях.